Жестокий диагноз от Бориса Михайлова

В одном из наиболее престижных мировых музеев проходит выставка харьковчанина Бориса Михайлова. Впрочем, отражение в зеркале, которое знаменитый фотограф подносит к нашему лицу, понравится не каждому.

"В Нью-Йоркском музее МоМА (Museum of Modern Art) открывается выставка Михайлова" - услышав эту новость еще весной, я невольно прониклась патриотизмом. Еще бы - ведь не каждый день наши соотечественники показывают свои работы в самом престижном мировом музее современного искусства.

На днях мне удалось посетить выставку, которая стала важным событием не только в творческой карьере фотохудожника, но и важным прецедентом для украинского искусства в целом.

Борис Михайлов шел к проекту в МоМА давно - он по праву считается одним из наиболее знаменитых современных художников украинского происхождения. Михайлов родился в 1938 году и начинал свою карьеру в Харькове, где сформировался круг авангардных фотографов, ныне известный как "харьковская школа фотографии".

Харьков - это вам не Флоренция, и фотоискусство, рождавшееся в этом индустриальном городе с богатой авангардной традицией, всегда отличалось жесткостью и упором на остросоциальную проблематику. Сегодня Михайлов уже много лет живет в Германии. Во всем мире его имя ассоциируется не с Украиной, а с постсоветской волной в искусстве, на которой, кстати, вышел на международную арену еще один художник украинского происхождения - уроженец Днепропетровска, до эмиграции проживший долгие годы в Москве - Илья Кабаков.

Однако, в отличие от Кабакова, Михайлов от исторической родины не открещивается, нередко здесь бывает, общается с коллегами, проводит мастер-классы и пр.

Творчество Михайлова еще с советских времен построено на эксплуатации эстетики безобразного. Однако, вместо упоения уродливым, он избирает тактику документалиста, сурового патологоанатома постсоветского общества. Недаром один из наиболее знаменитых проектов, над которым Михайлов работал в 1997-98 гг., называется Case History, т.е. "История болезни".

Материалы из этого проекта Михайлов еще в 1999-м опубликовал отдельной книгой, а портреты харьковских бомжей - основных героев "Истории.." стали визитной карточной фотографа и неоднократно демонстрировались в ведущих мировых музеях и галереях, в том числе и на знаковой выставке 2002 года в лондонской галерее Saatchi.

Так, собственно, о какой же болезни рассказывает Михайлов посетителям выставки в раскаленном невиданной летней жарой Нью-Йорке? И кто болен: постсоветское общество, погрязшее в коррупции и "забомжевавшее" на дорогах истории? Или же западный художественный мейнстрим, высоко ценящий именно такой взгляд на наши края, до сих пор находящиеся на негласном карантине после Холодной войны? А может, не совсем здоров сам художник, от работ которого веет непередаваемым отвращением к человеку?

Яркие полноростовые портреты харьковских бомжей производят шокирующее впечатление даже на закаленного западного зрителя. Именно на этот эффект, кажется, и рассчитывал художник, который умело балансирует на грани чистого искусства и циничной эксплуатации "горячей темы". В данном случае распада СССР и последующего тяжелого столкновения его граждан с неоднозначной капиталистической действительностью.

Герои Михайлова, которых художник, по его собственным словам, "подкупал" для участия в проекте куском хлеба, выпивкой или парой монет, позируют с удовольствием, составляя паноптикум равный по силе убедительности работам знаменитой американской фотохудожницы Дианы Арбус.

Помимо прямых политических ассоциаций с судьбами жителей бСССР, эти общественные маргиналы являют миру ту неприглядную изнанку человеческой телесности, о которой так не любит вспоминать западный зритель. Парадоксально, но, в момент такого отрезвляющего столкновения с действительностью, обыватель получает невольное удовольствие: он кайфует от безопасного наблюдения за "реальной" жизнью в замочную скважину, в роли которой выступает объектив фотокамеры Михайлова.

Выставка Михайлова, таким образом, из истории болезни превращается в лекарство от фобий - страха западного человека утратить так высоко здесь ценимую стерильность, а также неловкости перед бывшим Большим и Страшным Врагом, т.е. странами коммунистического лагеря.

Бомжи Михайлова настолько несчастны и ничтожны, что после встречи с ними понимаешь - большая страна, в которой они были слесарями-учителями-учеными больше не существует, и наступил полный и окончательный триумф либерализма. Но и здесь все не так однозначно.

Ведь, как это ни странно, утратив главного идеологического оппонента, Америка сама во многом стремительно эволюционирует в сторону позднего "совка". А это значит, что вглядываясь в лица восточноукраинских бомжей, американский зритель рискует увидеть себя самого.

После открытия выставки в МоМА обозреватель "Нью-Йорк Таймс", заметил, что Михайлов своим проектом переосмысливает евангельскую мысль о нищих духом, которым суждено унаследовать царство небесное, то есть выступает в роли обличителя угнетателей и защитника угнетенных.

Однако работы Михайлова почему-то не обнадеживают.

На другой выставке, которая сейчас проходит в нью-йоркском "New Museum" - кураторском проекте Массимилиано Джиони "Остальгия" можно увидеть еще одну большую серию его работ, сделанных до распада СССР.

Здесь все та же фирменная брутальность и неприязнь к телу. Странно но эти старые кадры фотохудожника совсем не передают дух времени - это особенно очевидно на фоне работ других авторов, выставленных в рамках посвященного постсоветской ностальгии проекта. Фотографии Михайлова о другом.

Они о страхе, об отвратительном и его месте в нашем мире. И снова не обойтись без отсылки к истории религии. Ведь, помнится, без созерцания нищеты, болезней и смерти даже Будде не удалось бы прозреть...

Алиса Ложкина, арт-критик, главный редактор журнала ART UKRAINE