Живая библиотека Донбасса. Катерина Тейлор, арт-менеджер

Когда-то Катерина Тейлор занималась только работой в сфере искусства: устраивала независимые выставки современных художников, организовывала фестиваль Kyiv Sculpture Project, а также другие культурные проекты в рамках киевской платформы для современного искусства _PCA, созданной вместе с менеджером культурных проектов Владимиром Кадыгробом.

Майдан внес значительные коррективы в ее жизнь – она, как и многие, приносила на площадь еду и медикаменты, а потом жертвовала деньги на помощь раненым и семьям погибших.

С началом военных действий и появлением первых раненых, Катя помогала собирать книги и средства для солдат, которые лечатся в Киевском военном госпитале (проект "Библиотека для героев"), а также стала одним из инициаторов акции Artists Support Ukraine – инициативы, направленной на привлечение внимания жителей других государств к ситуации в Украине; многие иностранные художники высказались в поддержку нашей страны. Она же – один из создателей книги "Euromaidan. History in the making", средства с продажи которой идут на помощь раненым на войне, и соорганизатор выставки "Through Maidan and Beyond" в Вене.

Война на востоке Украины для Катерины – тема не только близкая, но еще и очень личная: родителей вывезла из Луганска еще летом. От ее родного квартала уже практически ничего не осталось.

Я родилась в Луганске и прожила там до 18 лет, а потом уехала в Донецк на год. Спустя еще год уже жила в Киеве.

В детстве я жила в квартале Южном, а училась в школе, которой уже нет – ее разбомбили этим летом.

Это был маленький квартал на самой окраине города. Какое-то время я была оторвана от мира: у меня была особая интеллигентная семья, которая ограждала меня от всего. Каков город на самом деле, я увидела, когда поступила в училище на портного, в 15 лет – тогда я впервые самостоятельно вышла за территорию своего квартала и оказалась на другом конце города. Было интересно наблюдать за уличной жизнью, хотя досуг был скудным и не особо культурным, как и у всех обычных постсоветских детей.

В конце тысячелетия я, тогда еще студентка, наблюдала расцвет Донецка и упадок Луганска. Эти два города, несмотря на то, что находятся в 150 километрах друг от друга, – на самом деле две разные цивилизации.

Когда мне было 16, мы с друзьями специально ездили в Донецк, чтобы пообедать в "Макдональдсе", и это было сродни поездки в Лас-Вегас. Приезжаешь, видишь чистые улицы, кучу рекламы, неоновые вывески, новые фильмы... Весь Донецк сиял и казался ярким и фееричным. Все это завораживало, и мы старались выбираться туда хотя бы раз в месяц. После переезда в Донецк, пропасть между двумя этими городами стала ощущаться все острее. В Луганске все приходило в негодность – а Донецк расцветал.

В Луганске в нулевых начался регресс. Несмотря на то, что это большой индустриальный центр – заводы не функционировали, их не реконструировали, не строили на их месте что-то новое. Все было заморожено. С точки зрения развития – культуры, образования – тем более ничего не происходило.

Пожалуй, это было самое трудное время. Именно в тот период я постоянно слышала от старших товарищей, что кто-то из их друзей погиб в перестрелке. Трудно было представить, что кто-нибудь может быть расстрелян на капоте машины в твоем городе. Но параллельно я узнавала от одноклассников и состоятельных знакомых, как их отцы вешались, когда к ним приходили с пистолетом и угрожали убийством в случае, если они не отпишут им свой бизнес.

Фото Анны Грабарской

После того, как уехала в Киев, я попросила себя посмотреть на Луганск иначе. У меня долгое время было однозначное впечатление о нем, и я осознанно и с большой радостью его покинула. А в последние годы стала часто ездить домой – к своей семье, к людям, с которыми дружила и уважала за жизненный опыт и интеллектуальный багаж.

Я пыталась уйти от стандартного взгляда на Луганск, рассмотреть красоту в постиндустриальном пейзаже, остатках культуры.

[L]Однажды повела своих племянников в художественный музей. Это было большое антропологическое путешествие, в первую очередь для меня.

В центре Луганска есть перекресток улиц Советской и Оборонной – два больших проспекта, которые слишком велики для города: там никогда не бывает пробок, слишком мало людей и автомобилей. Музей находится в пяти минутах ходьбы от Советской – но это абсолютно забытая Богом часть города, бок о бок с машиностроительным заводом. У этого завода огромные величественные врата. А рядом – более скромные врата художественного музея. Не архитектурный шедевр, конечно, а обычная советская постройка, над которой особо не старались.

Внутри музей весь заставлен искусственными цветами, а вокруг – полнейшая эклектика: тут и произведения искусства – оригиналы, действительно стоящие вещи, – и детские рисунки, и античные барельефы, соседствующие с копиями. Есть действительно ценные предметы, но при этом на окнах возле этих работ висят неутюженные гобелены…

Если бы у меня была возможность стать директором этого музея на год, я бы привлекла туда средства, чтобы просто преобразовать его, обновить коллекцию. Это первое желание, которое возникло у меня при визите туда в январе этого года.

В Луганске у меня остались две близкие подруги. Одна из них моя кума, и у меня с ней сильно разошлись взгляды еще в феврале. Она сказала тогда, что я, и такие как я, разрушили страну, и все эти розни – моя вина. Мы перестали общаться, потому что за этим последовал ряд других обвинений.

Но она сделала на самом деле хорошее дело – помогла большому количеству человек, в первую очередь детям и людям с ограниченными возможностями, выехать из Луганска, когда там начались сильные противостояния и массовые убийства. И делала она это не из-за политических взглядов, которые у нас с ней разнятся. Как человек она повела себя доблестно.

У меня всегда было цельное интеллигентное окружение, мы слушали одну музыку, читали одну литературу. Я до сих пор тешу себя надеждой забрать двести уникальных пластинок, которые остались у отца в Луганске. Тот круг, в котором я воспитывалась, сильно отличался от того, куда я попала потом, выйдя за пределы квартала. Там появился другой круг: молодежь, которая любила андеграундную культуру. Мы сочиняли свою музыку, даже, помнится, создали рок-группу. В те времена мы с друзьями побывали во всех злачных местах Луганска.

В Донецке местом встреч была кофейня "Сан Сити", клубы "Форт Нокс" и "Чикаго". Там можно было встретить всю элиту города. Там проходили концерты украинских групп, и тогда это казалось вершиной.

В целом, воспоминания о Донецке у меня праздные. Мой супруг в то время работал на одного из близких друзей Рината Ахметова. В общем-то, в этом нет ничего удивительного: весь Донецк работал на него. Вокруг города был построен миф о том, что это город-праздник – и мы всегда этому соответствовали. Серости там никогда не было.

Фото Анны Грабарской

Мы снимали квартиру на Артема, 76, в великолепной "сталинке" с шестиметровыми потолками с лепниной. Окна выходили на памятник Ленину. По вечерам я наблюдала со своего балкона, как Ринат прогуливался там с двумя охранниками. Мы его довольно часто встречали в заведениях, с ним было легко заговорить.

После летних военных действий мой дом в Луганске частично разрушен: снаряд попал в соседний подъезд, едва не задев нашу квартиру. Но в семье у нас наложено вето на дискуссии по поводу политики.

Папа у меня русский, его мать из Сибири, а дедушка – донской казак. У нас была большая семья, которая живет в Ростове-на-Дону и окрестностях, станице Вешенской, это около 30-50 человек. А мама у меня украинка, родилась и выросла в Луганске. Там они с отцом прожили всю жизнь.

Папа серьезно интересуется историей Российской империи и Советского Союза, многое из этого осуждает, но украинский вопрос не так глубоко знает. Не верит, что из этой страны, которая якобы соткана по кускам и плохо сшита, сможет что-то выйти. Он не поддерживает политику Путина, но при этом считает, что украинцам не удастся что-то изменить, что многие просто хотят поживиться за счет революции.

Луганск уже давно шел к упадку, а теперь и вовсе оказался в какой-то яме. И чтобы развивать там культурную среду – естественно, после того, как там исчезнут следы людей, ведущих войну – нужно восстановить инфраструктуру. Проблем будет много: из университетов разъехались преподаватели, город покинула интеллектуальная элита, и этих людей надо будет как-то возвращать обратно или искать новых.

Полагаю, когда война закончится, на регенерацию города понадобится лет десять, не меньше.

Беседу записала Екатерина Сергацкова, УП.Жизнь

"Живая библиотека Донбасса" - серия историй про уроженцев Донецкой и Луганской областей, инспирированная одноименным проектом платформы культурных инициатив ИЗОЛЯЦИЯ, которая была вынуждена покинуть пространство арт-завода в Донецке после того, как 9 июня его захватили боевики.

В рамках этого проекта уже опубликована история правозащитника Константина Реуцкого, Арианны Хмельнюк.