Штирлиц и крушение системы

Летом три раза посмотрел "Исаева" - сериал про молодые годы Штирлица. Смотрел и никак не мог понять, что же меня так привлекает в этом фильме. Наконец, когда уже досматривал в третий раз, понял: он про меня и таких, как я.

Нет, не шпионов - а людей, которые в силу стечения обстоятельств оказались в чуждом им мире.

Вспомните, кто главные - да что там главные, почти все! - герои этого фильма? Не большевики, не доблестные разведчики. А эмигранты, бывшие царские офицеры и генералы, писатели... Всем им не то чтобы не оказалось места в новом мире - место как раз можно было найти. Просто мир этот оказался для них чуждым. И они оказались чужими в этом мире.

Вот, например, бывший царский генерал. С одной стороны он, как порядочный человек, не хотел вставать на сторону белых, воевать с собственным народом. А с другой, со всей очевидностью понимал, что этот самый народ не воспринимает его как своего. Даже если и принимает его услуги как профессионала, то лишь в силу необходимости, формально.

Или взять того же Штирлица-Исаева-Владимирова. Образованный человек, полиглот, умница. "Устроился на работу" в советскую разведку в силу неких внутренних убеждений. Преданно служил системе. Нет, даже не системе - народу, стране.

Однако при этом чувствовал ли он себя "в своей тарелке"? Разве что за границей.

Он, пожалуй, и смог так долго работать на Советы только потому, что большую часть своей шпионской карьеры прожил за границей, в Европе. То есть в той среде, которая была для него в определенном смысле более близкой, более своей, чем та, что была на родине. Родина же для него была чем-то абстрактным, далеким. И потому в значительной степени идеализированной.

Подобных примеров фильм дает десятки.

Хочу, чтобы меня правильно поняли. Я не пытаюсь в очередной раз покидать камни в Октябрьскую революцию или советское прошлое. Речь о другом.

О том, что кардинальная смена характера государственной системы приводит к тому, что определенное количество вполне работоспособных, интеллектуально развитых людей оказываются чуждыми новой системе.

Они вынуждены либо эмигрировать, либо идти на службу этой системе, при этом внутренне протестуя, все время чувствуя себя не в своей тарелке, и страдая от этого.

Нечто подобное произошло у нас и в 1991 году.

Правда между внезапно свалившейся независимостью и тем, что произошло в 17-м году, есть существенное отличие. После революции и гражданской войны сразу же началось активное строительство государства, началось возрождение и бурный рост промышленности и науки.

После развала Союза ничего подобного не произошло. Наоборот, с каждым годом разрушительные тенденции только усиливаются, становятся нормой.

Советская система в пору своего становления нуждалась в "людях системы" - тех, кто способен мыслить системно, системными категориями. Система нуждалась в них, даже при всей их духовной ей чуждости. По крайней мере, до того времени, пока она не воспитала - с их, кстати, помощью! - других системно мыслящих людей, внутренне более к ней лояльных.

Сегодня необходимости в системно мыслящих людях мы не наблюдаем.

Система не развивается. Наоборот, степень ее сложности все время уменьшается. Она становится все более простой, примитивной. А раз так, то и требования к системности, абстрактности мышления людей все время снижаются.

По сути, сегодня главное связующее звено между разными частями системы - это личные связи. Однако личные связи - это тот тип связей, который характерен для самых примитивных обществ.

Естественно, наличествуют они и в более развитых обществах. В высокоразвитом, высокоструктурированном обществе, помимо таких связей, наличествуют другие типы. Типы, основанные на более абстрактных, я бы даже сказал, более возвышенных принципах, чем "ты мне - я тебе".

Например, на принципе законности.

Теперь о самом близком, то есть о себе. Ну, и о таких, как я.

Все мы получили образование как бы по инерции. По сути, мы получили тот тип образования, который был порожден системой более структурированной, более сложной, чем та, что существует сегодня. Мы получили образование, которое сегодня, в силу катастрофического упрощения системы, просто не нужно. А значит, не нужны и мы как носители такого образования.

Положение, в котором нахожусь я, на самом деле еще хуже. Поскольку я философ, а философия, как известно, это наиболее абстрактная сфера знания - мне в данной системе места остается еще меньше, чем кому-либо еще. Я в ней еще более чуждый элемент. Ибо в природе моей, как философа - подчинять свою жизнь принципам более абстрактным, чем простое кумовство.

Опять должен просить, чтобы меня правильно поняли. Я отнюдь не посыпаю голову пеплом. Я говорю об объективно сложившейся ситуации, очень мало зависящей от меня или кого-либо еще.

Вопрос в другом: что делать?

Вариантов как всегда немного. Некоторые я упоминал. И все они уже были опробованы - и после 17 года, и после 91-го.

Один из них - эмиграция в более высокоразвитую страну. Именно так за последние 19 лет мы потеряли основную часть нашего интеллектуального потенциала.

Другой вариант - остаться и попытаться найти свое место в существующей системе, место, соответствующее твоему "профилю". Однако таких мест становится все меньше и меньше. Коль скоро наука и философия становятся все менее и менее затребованными в нашем обществе.

Еще один вариант - переквалифицироваться, полностью или существенно поменять сферу деятельности. Однако проблема в том, что даже переквалификация далеко не всегда позволяет сохранить тот "интеллектуальный градус", к какому ты привык. Чаще всего он будет существенно ниже. Потому что у нас в принципе практически не осталось достаточно высокоинтеллектуальных сфер деятельности.

Можно еще посоветовать так называемую внутреннюю эмиграцию. Не будем доходить до крайних, радикальных вариантов.

Однако в любом случае, в независимости от того, какой путь мы выберем, у нас у всех должно оставаться одно: то, что оставалось французским аристократам, которых вели на гильотину, или русскому офицеру, перебивающемуся на хлебе и воде в шанхайских трущобах.

Гордость.