Когда-то мы жили в Одессе

Лет шесть тому назад в Одессе состоялся матч между киевским Динамо и местным Черноморцем. Футболом я не интересуюсь, но событие запомнил навсегда. По брусчатке полутемной вечерней улицы в сторону ЖД-вокзала сломя голову неслись приезжие фанаты.

Повсюду – звуки сирен, крики, ругань потасовки. И вдруг слышу возглас: "Атас! Жиды прут". Я обернулся в противоположную от бегущих сторону и увидел поистине эпическую картину в стиле эйзенштейновской кинодрамы. Из полумрака, прихрамывая на одну ногу, выплыла здоровенная фигура в рваной тельняшке, с булыжником в руке – невольное воплощение всего одесского еврейства.

И в тот момент я – одессит во втором (а посему не самом престижном по местным понятиям) поколении, понял, кем являюсь на самом деле. Во всяком случае, в глазах этих неискушенных иногородних болельщиков...

Существует два распространенных мнения об Одессе. Первое – что это столица юмора. Второе – что это город хамский. Оба не соответствуют действительности. Юмор – это инверсия разума, как утверждал Довлатов. В данном случае – разума самого слушателя, а не шутника.

Я не верю в существование одесского юмора. Есть неправильный русский и курортный кич, обаяние большого, южного, приморского города, которые могут в зависимости от реципиента вызывать либо раздражение, либо умиление. Отсюда полярность мнений об Одессе. Отсюда и знаменитое ахматовское: "Вас здесь не стояло!". Явный одессизм, цитируемый поэтессой, словно упрек родному и нелюбимому городу.

Но ведь именно из такого – услышанного и подслушанного, из полу-недо-языка сплетена ткань произведений Бабеля, Ильфа-Петрова, Жванецкого, наконец. И сплетена с любовью.

Туалета нет!

Вся характеристика Южной Пальмиры укладывается меж фразами двух великих петербуржцев разных эпох, но одного призвания, побывавших здесь. От пушкинского: "Там все Европой дышит, веет...", до Бродского: "И я там был и в снег блевал" (блевал, судя по стишку, у памятника тому же Пушкину, на бульваре).

Словно престарелая, капризная дама, Одесса любит повторять устами своих старожил, что, мол, она уже "не та". "Когда-то мы жили в Одессе, а теперь – в..." (тут, в зависимости от географических пристрастий рассказчика, добавляется название какой-нибудь деревни с окончанием на –овка, или –ёво). Мол, "понаехали" и "понаоставались".

Но куда уж ближе к "той" Одессе, если в общественном транспорте снова можно услышать почти классику (из разговора двух женщин): "Он мною командует везде, кроме тут!". А чего стоит: "В поисках шмотки, вчера обрыла всю квартиру"?.. Это звучит уже, как норма речи, как часть повседневной культуры.

Искомое, что называется, витает в воздухе. Его можно заметить, лишь заняв позицию стороннего наблюдателя. Помню, мы снимали сюжет в одном из двориков с местным телеканалом. Увидев камеру, из окна показалась мрачная женщина в домашнем халате: "Лучше идите, снимите фасад – в каком он состоянии! Вчера карниз упал прямо на голову. Хорошо, что там никого не было"... Поистине – ньютоновское определение закона всемирного тяготения. "На голову" – означает "вниз".

Новая Одесса в вывесках

И вот даже мэрия не отстает от народа, невольно выплескивая на билборды с навязчивой пропагандой надоевшего тезиса о всемирной исключительности Южной Пальмиры, столь милые моему сердцу эпиграфические перлы: "Одесса – это не совсем город. Это улыбка Бога". Что значит: "не совсем город"? Видимо, хотели сказать: непросто город. Но, судя по всему, пока еще действительно – не совсем...

Еще одно, совершенно замечательное, из народного. Второе христианское кладбище, табличка с расписанием на въезде: "Кладбище работает с 7.00 – в 19.00 ворота закрываются!". То есть, ворота, конечно, закрываются, но кладбище по-прежнему работает.

Или другое, из той же темы. Старенький автобус "ГАЗ" коммунального спецпредприятия после похорон. В салоне – две боковых скамьи. Пространство между ними занято смятым ковром. На внутренней перегородке кабины висит объявление: "Перевоз стоячих пассажиров категорически запрещен!". Совершенно официальное предупреждение. Без намека на сарказм.

В коридоре травматологического отделения Слободской больницы вывеска: "Курение в отделении строго воспрещено!". А ниже – другая, на всякий случай и тем же шрифтом: "При пожаре звоните 01".

Или вот – объявление на дверях в санатории: "К невропатологу не опаздывать. Если двери не открывают сразу – подождать!".

Весь жизненный путь - в рекламных вывесках

Недавно заметил шедевр местного рекламного креатива... Вот как, например, в трех словах сообщить населению о том, что некая фирма оказывает услуги по погрузке и доставке вещей и мебели из одной квартиры в другую? Как в Одессе: "Перевезем ваш переезд". И фото грузовой машины в придачу.

А вот текст афиши караоке-клуба, в который тут же хочется зайти из чистого любопытства, чтоб лишь узнать, как же это выглядит: "Почувствуй себя звездой караоке в сопровождении живых инструментов".

Впрочем, в этом городе так было всегда. Из рекламы в "Одесском календаре" за 1898 г.: "Ах, как я завидую одесситам! Ведь теперь они смогут купаться в банях Исаковича по адресу: Преображенская, угол Успенской", и подпись: "Исакович".

Исакович лукавит. Ведь нельзя же завидовать самому себе.

Дорога к храму

Одесса – город уличной культуры. Здесь принято "иметь связи" или хотя бы всех повсюду знать. Или, в крайнем случае, делать вид... Как-то позвонил приятель, пригласил пойти за компанию на презентацию новой книжки Жванецкого. Хоть раз в жизни послушаем мэтра, что называется, вживую. Я отказался, сославшись на занятость. Приятель спросил: "Что передать Жванецкому?" Я шутя ответил: "Извинись за мое отсутствие".

После выступления приятель без тени смущения подошел к Михал Михалычу и сообщил: "Андрей Красножон просил передать, что у него не получилось прийти". "Жаль, – задумчиво высказался Жванецкий, – очень жаль". Приятель, как выяснилось, почему-то был уверен, что мы знакомы...

Но мы отвлеклись от футбольной темы... Так вот, тот парень, в тельняшке с булыжником в руках, пытался настичь обидчиков, все повторяя: "Кому-то зараз буде горе!". Кажется, не догнал.

Все фото автора