Не свой город

Меня разбудили рано утром, в шесть утра.

"Быстро! Быстро! Вставай! Поезд тут еще четыре минуты". Полусонную, вытолкали из вагона. Мои вещи были наскоро собраны, а чемодан выброшен из поезда почти на ходу.

Я стояла, поеживаясь на холодном перроне, и вглядывалась в его светлый туманный разлет. Мне показалось, что воздух в городе какой-то без повода тяжелый, и дышать тут не так просто. Я ехала в Кривой Рог, чтобы начать давно задуманное исследование об условиях труда в индустриальной Украине. Оно задумывалось, как продолжение моей еще не законченной работы о трудовой миграции.

На перроне в шесть утра, я узнала, что приехала в Соцгород, практически в самый центр, как оказалось, в наиболее загрязненную часть зеленого Кривого Рога.

- Воздух у нас тяжелый, ваша правда, - чуть ли не с торжествующей улыбкой заметил случайный попутчик, который тоже сошел на этой станции. – Фильтры ведь в трубах удорожают производство, так что заводики Миттала предпочитают от всякой дряни избавляться ночью, пока все спят.

- Так ведь выбросы все равно видно, воздух от них почти бурый, - почему-то засомневалась я.

- Ночью все кошки серы, - почему-то подмигнул мне мой спутник, - у нашего города есть хозяева, и им решать, какой тут будет воздух: бурый, серый, зеленый или прозрачный, как у всех. Им – а не нам с вами.

На этом наш разговор оборвался. Категоричный попутчик поспешил куда-то в свою сторону.

Эта оброненная в самом начале моей поездки фраза мне потом часто вспоминалась, когда я ходила по городу, когда разговаривала с отдыхающими в парках, прохожими, продавщицами на улицах, рабочими, шахтерами, подростками. Она звучала повсюду, каким-то навязчивым рефреном. "У нашего города есть хозяева". "Мы тут люди подневольные". "Знаете, а ведь наш город находится в руках нескольких человек, представляете, каково это?"

Или: "Весь наш город поделен на сферы влияния, мы тут заложники, и хорошо еще, что эти царьки не дерутся между собой". "За последний год, где только не произошли перемены, как говорят по телевидению, а у нас точно ничего не изменилось. Может быть, и нигде нет никаких перемен, о них только рассказывают, чтобы кто-то во что-то верил".

Сколько десятков раз я слышала от горожан об их феодальной жизни, но все никак не могла уяснить, какие конкретные жизненные опыты стоят за этой метафорой. Насколько подобное сравнение сегодня уместно и, в конце концов (пусть будет так, пусть горожане правы) какие формы принимает эта безграничная власть, когда речь заходит о ежечасной повседневности и войне с другой страной, которая с сегодняшнего дня стала для нас чем-то очевидным, окончательным, неизбежным.

Эти вопросы звучат наивно – пусть так.

Эти вопросы ничего не объясняют, они даже никуда не ведут, особенно в свете последних событий, но мне кажется, их необходимо задавать снова и снова.

Потому что в этих вопросах скрывается сама возможность войны. В них частичный ответ о том, какова наша вполне украинская ответственность за то, что начало происходить на Востоке Украины. Каким образом мы проспали, стерпели, пропустили то, что целые области находились во власти так сказать "первоначального накопления капитала"?

Мы были не более солидарны с бастующими рабочими, чем сейчас некоторые из особо равнодушных европейских стран – с нами.

Нам было все же удобно жить в мире чудесного фонда Рината Ахметова, зная, что этот любитель туберкулеза и искусств обрекает целые поколения на трудовые бдения у ядовитых копанок. Где-то там, далеко-далеко какие-то полуголодные люди влачили полурабское существование, а их погонщиками помыкал опьяневший от власти бандит. Нас это не очень касалось. Вроде, проходили годы, а против копанок в Киеве никто не возражал, против рабских зарплат на заводах и шахтах – тоже.

Более того - сейчас вы отмахнетесь и скажете, не до того нам! - многим из нас до сих пор кажется, что все бесправные сами виновны в своих злоключениях. Что сама идея бесправности смешна. Они, мол, сами должны были давно "навести порядок", открыть "свой бизнес", сбежать на худой конец. Кто им мешал? Каждый должен возделывать свой сад.

Обвинить жертву, отказаться от солидарности, отвернуться от проблем сотен тысяч, - таким было до сих пор наше отношение к промышленным районам. Полное непонимание в ответ на многолетние сигналы бедствия. И сегодня именно вся "эта территория" оказалась в заложниках долго и нудно взращиваемого там бандитизма.

Но мы упорствуем. Признавать собственные ошибки не очень удобно. Легче называть чуть ли ни всех жителей Востока ватниками и делить мир на патриотов и предателей, упуская огромное число тех, кто мыслит и говорит непривычным для нас образом, но не может, не должен быть отнесен ни к одной из этих категорий.

Пару дней назад я оказалась в воинской части Кривого Рога, откуда на учения, а затем и на фронт отправляли добровольцев и молодых солдат.

У входа в воинскую часть, под агитационным плакатом с голливудскими изображениями бравых вояк, призванным, видимо, воодушевлять наших воинов, стояла аккуратно и как-то торжественно одетая пожилая женщина. На ее лице читалась отрешенность, но я решила, пока она ждет, немного поговорить с ней.

Признаюсь, неохотно она отвечала на мои вопросы. Она приехала проводить на фронт своего сына, она везла ему то, что смогла на свою нищенскую зарплату купить – немного продуктов и запасную военную форму, ведь им выдавали только одну, а любому солдату нужно иметь хоть какую-то смену. Средств на достойную экипировку у нее совсем не было, и она растерянно осматривала содержимое своего пакета, словно надеясь, что каким-то чудом там может появиться что-то еще, бронежилет или каска или многое другое, что смогло бы спасти жизнь ее сына.

Ее телефон зазвонил, и наконец, появился, тот, кого она ждала, и моментально мужественная открытая улыбка засияла на ее лице. Она жаловалась мне, а с сыном, который уходил на фронт, она готова была шутить, смеяться.

Я вдруг поняла, что она верит в него, верит в его мужество, стойкость, разделяет всю неизбежность происходящего. Мне было трудно смотреть на эту сцену прощания, но эта женщина, видимо, знала тайну недоступной мне надежды. На украинское государство жители Кривого Рога вряд ли надеются - благо оно приложило все усилия, чтобы повода им не давать, на пока еще незрелую патриотическую идею – тем более (замечательная наша идея с маниакальной последовательностью обходила сии места). Очевидно, поверх всего, они сделали свой выбор и готовы платить непомерную цену за независимость нашей страны.

В День независимости меня спросили: "Вы случайно не знаете, почему, когда по нашим каналам показывают похороны украинских героев, показывают Киев, Львов, Ивано-Франковск, но никогда наш город. Кривого Рога, словно, нет на карте Украины. Будто мы никого не хороним, так ведь получается?".

Я проверила и убедилась, действительно, Кривого Рога нигде не было. По всем телеканалам упорно одно и то же, как заигранная пластинка: Киев, Львов, Ивано-Франковск.