Районный музей: декоммунизация vs наивный постмодернизм

Пока столичные музеи внятно транслируют в мир свои проблемы, их районные собратья выживают, как могут. "Тяжелое советское наследие" нещадно критикуют – за консерватизм, "краснознаменный" контент, нежелание меняться.

Херсонская группа Urban COYC в рамках программы "Музей в публичном пространстве" отправилась мониторить музеи родного края, чтобы выяснить, насколько наследие тяжелое и возможен ли апгрейд в принципе.

Эксперты из метрополий, конечно, правы – музеям, чтобы выжить, пора всерьез думать над своей миссией и ролью в жизни локального сообщества. А заодно использовать интерактивные методики.

Но глубинка если и размышляет в этом разрезе, то в мечтательном формате – ее (глубинки) нынешние обстоятельства и социальное окружение инновациям способствуют мало.

Открытия, сделанные в ходе мониторинга, заставили нас пересмотреть радикальные месседжи вроде "меняйся или умри".

СЖЕЧЬ!

Районные музеи в своей массе производят неутешительное впечатление непоколебимостью в попытках сохранить экспозиции полувековой и более давности. Мы вежливо разъясняли идеи реэкспозиции в формате легкой декоммунизации, но нашему главному эксперту, куратору херсонского музея современного искусства Вячеславу Машницкому иногда хотелось все волюнтаристски сжечь и начать с нуля.

Сопротивление 80-го уровня – вроде бы слушают, кивают головой, а как только предлагаешь выделить самое интересное и на этом сконцентрироваться (остальное в запасники), раздается вопль: "Это ж наше святое!". Хуже того, в модернизированную экспозицию вдруг "инсталлируют" парадные портреты "Ударников соцтруда".

Все фото: группа Urban COYC

Парадокс: они держатся за совок в его отвратительном, антиэстетическом смысле, зато исторические факты, связанные, например, с екатерининской эпохой, вымарывают из своих рассказов – "чтобы какой-то придурок не прицепился". Тотальная де-екатеринизация.

Цитаты классиков марксизма-ленинизма – на каждом стенде. И тут же робкий вопрос: "Наверное, надо убрать макет "Авроры"?" Они даже не знают, какая история стоит за этим крейсером, связанная не только с пресловутым залпом.

Или еще тренд – обвешивать живописные полотна рушниками. А рядом со всеми этими "красотами" – шаблонные уголки про АТО и голодомор. Как под копирку.

К слову, "иконостасы" ударников труда и местных властных управленцев, сплошным "ковром" покрывающие стены музеев, мы рекомендовали собирать в фотоальбомы и предъявлять по требованию. Сколько места освободилось бы при такой подаче!

Между тем, в каждом музее есть интереснейшие экспонаты и связанные с ними поразительные истории. Сами музейные работники, как правило, отличные нарраторы, слушать их можно часами. Проблема – смотреть не на что.

Впрочем, гнев наш не совсем праведный: что с них требовать – они были и есть идеологический придаток власти. Каждый новый режим использует их для подготовки госпраздников и пропаганды своих месседжей – через довольно жесткое давление. Когда за всей этой свистопляской заниматься апгрейдом?

Это – полноценная ревизия советских методов "нагибания" культуры в известную позу. Музеи и рады бы вводить интерактив в свою работу, но на данный момент они придавлены "декоммунизационными" разнарядками и призывами к актам иконоклазма.

И нормативы-то какие задорные – "Сделать три "голодомора", "Разработать массовые развлекательные мероприятия по пропаганде службы по контракту в вооруженных силах Украины", полностью декоммунизироваться ко Дню независимости… Есть от чего растеряться.

ЗАКОН, ВСЕ-ТАКИ, НЕ ДЫШЛО

Разобраться с трудностями перевода закона о декоммунизации на человеческий язык музейщикам помогла Леся Гасиджак, кандидат исторических наук, редактор сайта "Музейний простір".

"...иногда хотелось все волюнтаристски сжечь и начать с нуля"

Ее поразило, насколько далеки они и областное управление культуры от правильного понимания прописанных там положений:

"Удивительно и жутко было слушать коллег, которые наперебой рассказывали о посетителях, требующих убрать георгиевскую ленту с витрины, где она является частью экспоната.

Или руководителей отделов культуры городских и районных администраций, по нелепому устному приказу которых за ночь исчезали целые экспозиции. Ведь последние боялись каких-то наказаний и штрафов.

А еще ведь есть банальная растерянность музейщиков, которые просто не знают, что делать с историей, ставшей легендой, но не вписывающейся в современную систему патриотического воспитания. Я про бои на Каховском плацдарме…

И ты объясняешь, что вычеркивать их из истории края не надо – стоит просто говорить не о чьем-то условном героизме, а о трагедии той части Украины, которая в 1920-м году была ареной, на которой столкнулись копья шестерых имперских и просто амбициозных актеров…

Декоммунизация – это не закрасить звезды на танках и пилотках, декоммунизация – это лишить исторические нарративы идеологической патины, оставив только голый фон фактов, чтобы посетитель мог сам делать выводы".

Так действует директор краеведческого музея в Великой Лепетихе Николай Марченко, историк и фанат фактов. И экспозицию на тему оккупации времен Второй мировой войны он насытил документальной информацией о том, как реально людям жилось именно в этом регионе.

Выясняется, что оккупанты проводили здесь вполне цивилизованную социальную политику: в городах работающие получали продуктовые пайки, предоставлялась социальная помощь различным слоям населения, пусть и мизерная.

Выплачивалась небольшая пенсия по возрасту, возвращалось имущество раскулаченным. Было создано две сети больниц, одна для немцев, другая – для местного населения.

Директор музея в Великой Лепетихе Николай Марченко

Конечно, больницы для немцев были гораздо лучше оснащены и обеспечены медицинским персоналом. В больницах для местного населения не хватало оборудования; лекарства были страшным дефицитом, который зачастую можно было купить только на черном рынке; медицинское обслуживание было платным и тому подобное.

Для большей доступности медицинской помощи населению в городах ввели медицинское страхование. Работали детские сады, школы (за прогулы – штрафы), театры, выставки…

Ну, и множество личных историй, не укладывающихся в общепринятую картину "ужасов оккупации". Они, конечно, были, но им не отдается здесь приоритет в угоду стереотипам.

Некоторые посетители чувствуют себя оскорбленными, узнавая все это, пытаются даже лезть с кулаками, но у Николая хватает терпения и такта объяснять, что с фактами не поспоришь.

В ПОИСКАХ ПРЕСЛОВУТОЙ "ИЗЮМИНКИ"

Были и другие приятные моменты. Андрей Селецкий, исторический реконструктор из Нововоронцовки, подарил местному музею замечательную коллекцию плитки. Ей в большом особняке (принадлежащем графу Воронцову) выделили жалкую стеночку, но поверьте – это единственное, что там рождает эмоции.

Его комментарии – отдельный кайф: "Плитка из Мелитополя – г…но. А вот Либерман – норм". Андрей – и вдумчивый исследователь, и шоумен.

Или совершенно неожиданные инсталляции, интуитивно созданные музейщиками в лучших постмодернистских традициях. Особенно поражали воображение игры с манекенами, непорочные, впрочем, в своей интенции, не ведающей метаиронии. Однако же, они били в самое сердце видавших виды экспертов – ни повторить, ни сымитировать. Только документация и горячий спор – стоит ли наводить экспозиционный глянец на эти образцы "наивного постмодернизма", коль скоро они имеют своих ценителей.

Первое впечатление от краеведческого музея в Олешках (бывший Цюрупинск) – истерика на тему этнографии. Вспоминается статья Клэр Бишоп о радикальной музеологии, темпоральности, "шизофреническом крушении прошлого и будущего внутри расширенного настоящего".

В этом музее шизофренически сосуществуют исторические периоды, а над абсурдным набором экспонатов разной степени ценности и поделок местных умельцев витает бессмертный дух наркома Цюрупы.

Пальто наркома Цурюпы

Но даже в этом чудовищном конгломерате есть экспонат, который навечно останется наколкой на мозгу – пальто Цюрупы, особенное, на обезьяньем меху (нарком страдал аллергией на все прочие виды шерсти).

Эта декадентская вещь, с щегольским воротником, будит воображение. И будоражаще перекликается с чучелом пингвина, почему-то выставленного на рабочем столе наркома – среди четырех самоваров, двух швейных машинок и разномастной посуды. Сияющее серебристое оперение на его груди, облезлый шик мехового воротника…Эта компиляция сделала бы честь любому концептуалисту.

[L]Так стоит ли радикально "преображать" этот музей – уникальный образец изощренного цитатника, доступного только опытному дешифровщику? Заходишь однажды в эти развалы – и выходишь в другой галактике. Или не выходишь.

Мы все умрем, а этот осколок музейного сюрреализма будет миллионы лет рассекать в космосе. "Монолит" в стиле Кубрика, спресовавший всю нашу шизофреническую историю.

По мнению художника-монументалиста и автора множества музейных экспозиций Анатолия Гайдамаки, технологический апгрейд – тоже не гарантия успеха. Можно повесить множество "плазм" и прочих девайсов, но без продуманной экспозиции, "атмосферности" работать это не будет.

Музей – это нечто большее, чем интерактивные боксы. Вещная среда подкупает своей тактильностью и погружает сильнее, чем любой веб-интерфейс, требуя человеческой интерпретации, а не машинной обработки.

И посетила нас крамольная мысль – эти адские "совковые" экспозиции и есть уникальный аттракцион. Вот на этот антураж а-ля советикус и клевали туристы. И сейчас клюют – где еще так убедительно "великая социалистическая идея" проваливается в бездны онтологического отвращения к качеству производимых товаров и услуг.

Это к вопросу о том, что более матери-истории ценно. Музей – важное звено в селекции и канонизации "материальных следов минувшего времени". А что отбирает и канонизирует районный музей? Массу "неуникальных" артефактов, которые провоцируют называть эти музеи "мусоросборниками".

Но те же эксперты предупреждают: то, что не кажется важным для считывания сейчас, может по прошествии времени вдруг живо откликнуться на новые запросы: "…хранилище для латентных воспоминаний, час которых уже миновал или еще не настал". Это цитата из "Длинной тени прошлого" Алейды Ассмана.

Прекрасная книга, ценная еще и напоминанием о том, что "политическая память имеет тенденцию к унификации и инструментализации, а вот культурная память в силу своих медиальных и материальных свойств противится подобному сужению". Музей, акцентирую еще раз, – это не инструмент политической памяти. Не должен быть таковым.

Фрагмент экспозиции краеведческого музея в Олешках

Контраверсивное наследие упорно не пускает в коммерческий рай? Значит, нужно уметь обыграть это. А уж это музейщики умеют. Подать как намеренное сохранение духа и стиля тоталитарных времен. Как заповедник, где пытливый ум может погрузиться в эпоху, даже на уровне бытовых мелочей (отсутствие ватерклозетов и отопления). Экстрим по-советски.

Не изымать традицию из обихода, а утририровать ее до скандальных (аттракционных) форм. К слову, грядет 100-летний юбилей октября и следует ожидать буйный всплеск внимания к этому периоду.

SITE-SPECIFIC ART: ПУТЬ К ИДЕНТИЧНОСТИ

Собственно, мы работаем как антропологи и этнографы с опорой на site-specific art (арт-интервенции, смысл которых обусловлен выбранным местом). Это одновременно и метод "художественной" антропологии, и способ продвижения территорий с невнятной идентичностью (на примере Херсонской области, где осуществлялся проект).

Site-specific art предполагает глубокое, антропологическое погружение концептуальных художников в культуру, которая является предметом их рефлексии. Это ни в коем случае не эффектная ретрансляция ужасов "провинциальной" реальности. Задача – показать резидентам их привычную "родину" в неожиданных ракурсах, проявить скрытые проблемы и спровоцировать рефлексии по поводу явных.

Наряду с пониманием текущих проблем осознать, в чем уникальность локации, каковы ее "фишки" и потенциальные "триггеры туристического интереса. Художники поднимают в своей практике вопросы идентичности и культуры, с которыми связаны эти места. И, естественно, они начинают работу с изучения коллекций местных музеев.

Один из лучших наших проектов – "Нововоронцовка: 100 лет спустя". Он основан на коллекции фотографий жителей Нововоронцовки 100-летней давности из местного краеведческого музея. Команда решила реконструировать сюжеты фотографий с нынешними жителями поселка. Люди, дотоле смотревшие на "арт-интервентов", как на конкистадоров, прониклись к ним немедленным доверием и дружно зашагали в историю.

Еще одна привязка к музею – способ эскпонирования. Решили прикрепить фотографии на музейные ковры, развешанные в парке. Получилась настоящая музейная "сушка". Успех был грандиозный: жители узнавали не только себя, но даже некоторых "столетних" персонажей.

Site-specific art в Нововоронцовке

Вячеслав Машницкий отчитался о мониторинговом визите по музеям в формате арт-бука "Книга отзывов" – постмодернистского и по форме, и по сути. Цитаты вырваны из местного медийного контекста – херсонской газеты "Гривна", главного печатного opinion maker. Работа представляет собой великолепный срез "блеска и нищеты" провинциальной музейной традиции – как зеркала культурной ситуации в целом.

Подобные проекты – фрагменты "перезагрузочного" дискурса. В том смысле, что перезагружают наши представления о "глубинных" транзитных территориях как местах не-интереса и необратимой "маргинальной энтропии". Везде – уникальность, история, повод для удивительных открытий, узнавание своей идентичности через множественные идентичности "других".

Юлия Манукян, специально для УП.Культура