Чужая родина

Мне было восемь, когда я впервые попала в (хоть так просится "на") Украину. До сих пор помню, как жители волынской деревни оглядывались на девочку, визжащую от восторга: "Мама, папа, смотрите – индюк!" В моем родном Норильске живности не было.

Первая настоящая клубника с грядки, первое и сразу ненавистное парное молоко, первая роса на траве – все было тут.

Через год мы переехали насовсем. Не ожидала, что придется когда-то благодарить за это родителей. 

Маму предупреждали, что бандеровцы убьют или возненавидят. Но, кажется, за всю жизнь кацапкой меня назвали всего несколько раз. Впервые в сельской школе. Думаю, даже не из-за взращенной родителями ненависти, а просто, чтоб задеть новенькую. Получалось. Но чуть-чуть. 

Глобально же всегда и во всем в Украине я чувствовала себя дома. Такой же, как все. Своей. Равной. Была такой же забытой властью гражданкой, как и все. Но и критиковала ее на общих правах. 

Никто и никогда не интересовался моим этническим происхождением, даже обидно как-то... Тут это вообще не принято. 

Образование, медпомощь, соцвыплаты, работа – все было доступно, или недоступно мне точно так же, как и всем остальным. 

За десятилетия жизни "бендеровцы" ни разу не позарились на мою этническую идентичность – уроков русской литературы, которая, что понятно, называлась зарубежной, было не меньше, чем украинской, русское ТВ и попсу обеспечивали без перебоев, книги на великом могучем – тоже. Лет до 29-ти я вообще говорила в быту и семье исключительно на русском. 

При этом я, конечно, ощущала, что Россию здесь не любят. Не народ, не землю – а именно государство. 

Впрочем, а где его любят? В Литве? Чехии? Польше?.. 

Поначалу огорчалась. Как же так, её – такую великую, жертвенную, талантливую – не любить? 

В юности, читая "Жены русской короны" или там Пикуля, даже грезила: почему весь мир теперь не великая русская империя? 

Дошла до Герцена – поняла и перестала. Cпасибо, что не весь и не русский. 

Повторив на первом курсе института журналистики справочник по истории Украины – спасибо профессору Сергийчуку – поняла, почему Россию не любят соседи. А за последние несколько дней в Крыму увидела, чем и кем она перед ними предстает. 

Маньяком, фанатиком, преследователем, насильником, агрессивным спасителем. 

Может ли такая нравиться? Можно ли такую любить? 

Нет, только сторониться, опасаться и тихо, для начала, ненавидеть. 

Никогда мне не было так жгуче стыдно и горько за свою причастность к этой стране, как сейчас в Крыму. Никогда не было так омерзительно иметь общие корни и историю со стаями грубых мужчин с осетинским акцентом, яростно скандирующих ее имя. 

Но никогда и не было так легко от того, что могу больше не извиняться за Россию. Потому что больше не чувствую себя ее частью, а, значит, и не несу за нее ответственность. 

Украина не только дала мне паспорт, гражданство и бесплатное образование. Украина научила, что страна вовсе не должна быть великий, но обязательно благополучной. Полной не ядерного оружия, нефти и газа, а счастливых людей. Что успехи и медали других не умаляют достоинств и побед твоей родины. Что государство вовсе не должно отнимать, властвовать, унижать, покорять и воевать, чтобы вызывать уважение. 

Россияне называют это стокгольмским синдромом. 

Я – счастливым излечением от имперских и советских комплексов. 

В юности мне иногда в голову лезли мысли о невозможной (тогда) войне между двумя родинами. Утверждала, что лучше уеду или застрелюсь, чем окажусь на чьей-то стороне. 

Выбор настиг сам. 

Мы, русские украинцы, жили спокойно и благополучно в нашей стране, пока не ворвались непрошенные фашиствующие россияне с требованием убираться с нашей родины. 

И вот эту мою страну я должна и буду защищать. Как жертву от насильника, пацифиста – от фашиста, украинца/поляка/британца/француза – от того, кто с флагом чужой теперь "родины" врывается на чужую землю.