Долгожданная премьера: Страна глухих

Автор сценария и режиссёр: Мирослав Слабошпицкий
В ролях: Григорий Фесенко, Яна Новикова, Роза Бабий, Александр Дзядевич, Ярослав Билецкий, Иван Тишко, Александр Осадчий, Александр Сидельников
Производство: Украина-Голландия

До наших экранов наконец-то добрался фильм, ознаменовавшийся главными зарубежными успехами отечественного кинематографа за всю историю независимой Украины, учитывая, что прежде значимыми наградами европейских смотров были отмечены лишь короткометражные украинские ленты.

Полнометражный дебют Мирослава Слабошпицкого, показанный в рамках "Недели критики" Каннского МКФ, стал первым в истории этого престижного смотра, получившим сразу три награды, включая Гран-при, а впоследствии, среди прочего, стал победителем фестиваля им. Андрея Тарковского "Зеркало", сербского фестиваля Палич и Ереванского МКФ "Золотой Абрикос".

Также фильм получил единодушно восторженное признание иностранных рецензентов и, главное, был приобретён для проката 25 странами, среди которых – США, Канада, Франция, Дания, Исландия, Япония и Гонконг.

Энтузиазм фестивальных завсегдатаев вполне закономерен.

Помимо весьма оригинально реализованной идеи немого фильма, в котором отсутствие реплик не достигается стилизацией, а обусловлено "естественными" причинами (практически все персонажи фильма - глухонемые), с чисто формальной точки зрения "Племя" примечательно мастерски снятыми "одним кадром" эпизодами (здесь необходимо отметить прекрасную работу выступившего оператором Валентина Васяновича).

Отказываясь от монтажных ухищрений, авторы придают происходящему достоверность документальных съёмок, хотя тщательность, с которой выверены сложные мизансцены, порой отдаёт некоторой искусственностью.

Но, пожалуй, главное кинематографическое достоинство ленты Слабошпицкого состоит в драматургической стройности повествования, его сюжетной внятности и динамичности, несмотря на внушительный хронометраж и то обстоятельство, что язык, на котором общаются герои, незнаком для большей части аудитории.

Для отечественного кино это особенно отрадный опыт, поскольку не трудно вспомнить ряд украинских фильмов, которые и при обилии диалогов, произнесённых на украинском или русском, оказывались весьма невразумительными.

И всё же, несмотря на кажущуюся универсальность этой истории, герои которой объясняются на языке жестов, несмотря на изощрённость формы и соответствия тенденциям международных фестивальных площадок, "Племя" – пример фильма, чья проблематика, чей идейный посыл едва ли могут быть по-настоящему поняты за пределами родной страны, драматическую реальность которой он отражает с безжалостной точностью.

В одной из первых сцен главный герой картины, подросток по имени Сергей, прибывает в интернат для глухонемых. Он дёргает за ручку двери, но уборщица показывает, что вход находится с другой стороны.

Мальчик отправляется в обход здания, но камера остаётся на месте, наблюдая за торжеством начала учебного года через стекло чёрного входа – малышка на плече у старшеклассника, размахивающая колокольчиком, школьники, вручающие букеты растроганным учителям, весь тот украшенный шариками и флагами фасад, за которым будет происходить действие картины.

Школьные занятия почти не будут попадать в кадр, поскольку, очевидно, не играют для героя в этом учебном заведении сколько-нибудь существенной роли. Подлинное обучение Сергей проходит в общении со своими новыми соучениками, в компании с которыми собирает дань с младшеклассников, отправляемых торговать мягкими игрушками, грабит припозднившихся прохожих, предлагает услуги своих одноклассниц скучающим дальнобойщикам.

Где бы не учился он прежде, похоже, подобное времяпрепровождение не является для него чем-то необычным. Мускулистый, флегматичный, мало чувствительный к боли, Сергей послушно исполняет любые распоряжения товарищей. Свои желания, стремления и интересы – которые, впрочем, остаются для зрителя загадкой, – он без видимых колебаний подчиняет интересам этого племени.

Однако любовная связь с одной из юных проституток пробуждает в нём индивидуальность. Он пытается помешать ей торговать своим телом, что вызывает недоумение у прочих, в том числе у его возлюбленной, которая, похоже, не только не стремится оставить свои внеклассные занятия, но и искренне обрадована представившейся возможностью отправиться в сексуальное рабство в солнечную Италию.

Сергея пытаются поставить на место, но он больше не считает своих соплеменников вправе им распоряжаться.

У зрителя "Племени" может возникнуть желание воспринимать происходящее как чернушный экскурс в маргинальную субкультуру, в потаённый мир, никак не пересекающийся с его собственной повседневностью, но авторы не позволяют поддаться этому искушению.

Показанное Слабошпицким племя – не обособленное сообщество, а часть целого. В "Повелителе мух" Уильяма Голдинга диктатура пещерного образца, установленная одичавшими школьниками, была в одночасье разрушена ласковым и властным вторжением взрослых.

Персонажам "Племени" неоткуда ждать избавления, ведь юные герои пускаются во все тяжкие не потому, что оказались без должного надзора со стороны взрослых, а как раз благодаря этому надзору.

В одном из немногих эпизодов, действие которых происходит в классной комнате, немолодой кряжистый мужчина, курирующий торговлю мягкими игрушками и прелестями старшеклассниц, придирчиво оглядывает выпиливаемые учениками столярные молотки (для одного из которых вскоре найдётся применение более достойное, чем стучать по стамескам) – таким образом сидящие в зрительном зале узнают, чем занят этот человек в перерывах от своего основного занятия.

Прочие учителя либо также вовлечены в предприятие, либо не играют в сюжете – очевидно, что и в жизни героев, – никакой роли. Подобно им и представители правоохранительных органов появляются на экране лишь однажды – чтобы помочь выправить иностранные паспорта для девушек, которых отправляют на итальянскую панель.

На первый взгляд кажется, что фильм Слабошпицкого описывает пространство абсолютного беззакония, но постепенно мы понимаем, что в действительности этот мир жёстко иерархичен, строго регламентирован, упорядочен до автоматизма, как профессиональные движения одной из героинь, промышляющей подпольными абортами.

Избитые поправятся, убитых похоронят, преступники уйдут от наказания. Впрочем, в соответствии с местными первобытно-общинными порядками, столь же простыми, сколь и неколебимыми, никаких преступников нет – есть те, кто имеет право мучить того, кого захочется, отбирать то, что понравится, и есть дрожащие твари, которые должны сносить унижения и побои.

Жертвы насилия здесь действительно похожи скорее на затравленных животных, сжимающиеся от страха, скулящие от боли, но не протестующие, не пытающиеся ударить в ответ.

Сами беспрекословно подчиняющиеся любому насилию, они и не ждут чьего-либо заступничества, которого, впрочем, и ждать неоткуда, поскольку общество и государственные институты оказываются слепы, глухи и немы, нечувствительны к злу, невозмутимо принимают несправедливость как нечто естественное и неизбежное (особенно если речь идёт о несправедливости по отношению к самым слабым и уязвимым).

Словом, фильм Слабошпицкого описывает именно ту упорядоченную, стабильную и благополучную ситуацию, в которой пребывало украинское общество до всех войн и революционных потрясений, которую мы терпели, с которой мы свыклись, на которую мы закрывали глаза, как закрывают глаза некоторые зрители на наиболее жёстких сценах "Племени".

Это произведение напоминает о многолетней апатии, в которой мы пребывали, мирясь с самой разнузданной коррупцией и полнейшей профнепригодностью "слуг народа", с самыми чудовищными преступлениями обладателей неких регалий, неких служебных корочек, неких родственных связей, воздаёт должное памяти бесчисленных и безымянных (за исключением нескольких, отстаивавшихся близкими и ненадолго возмутившейся общественностью – Игоря Индило, Оксаны Макар, Ирины Крашковой) жертв мирного времени.

Замученных в подворотнях и милицейских участках, раздавленных на пешеходных переходах, искалеченных в ходе протестных акций, никем не отмщенных, никому не нужных, никем не оплаканных, кроме скорбящих родных, отказывавшихся от хлипкой надежды привлечь виновных к ответственности за денежную компенсацию, полученную от убийц их детей, родителей или супругов.

Но в этом мире хищников и травоядных остаётся немало тех, в ком любовь или ненависть, обида за себя или за ближнего может пробудить человеческие чувства, как это произошло с Сергеем, переживающим, вопреки воспитанию и среде, свою Революцию достоинства.

В этом протесте, действуя доступными средствами, он может показаться варваром, дикарём, но всё-таки он ведёт себя как личность, а не как послушный скот.

"Племя" Слабошпицкого (подобно украинской истории последних месяцев) подкрепляет нашу надежду, нашу внутреннюю уверенность, что у способности бытия определять сознание есть свои пределы.

Когда эти пределы перейдены, сознание восстаёт против бытия и меняет его – в лучшую или в худшую сторону. Об этом свидетельствует финал ленты, кровавый, как и те события отечественной современности, до завершения которых – счастливого, с Божьей помощью, – ещё так далеко.

P.S. Как стало известно во вторник, Украинский Оскаровский комитет в качестве кандидата от Украины выдвинул "Поводыря" Олеся Санина, сентиментальный патриотический блокбастер, который может похвалиться разве что участием на кинофестивалях в Одессе и в Варшаве, участием, не отмеченным серьёзными наградами.

К несчастью, мы живём во времена, когда расстраиваться из-за вещей, связанных с искусством, немного неловко.

Но всё-таки трудно посчитать совсем уж несущественным, что уважаемые члены Оскаровского комитета, раз за разом отправлявшие на суд американских киноакадемиков фильмы, характеризующие украинскую культуру с самой невыгодной стороны, упустили первую реальную в истории отечественного кинематографа возможность добиться заветной номинации, учитывая фестивальный успех "Племени", его выход в американский прокат и то обстоятельство, что категория "Лучший неанглоязычный фильм" всегда являлась прибежищем камерных артхаусных драм.

Обидно нам и за "Племя", и за отечественный кинематограф.