Андрей Санников: Белорусская "Американка", или Выборы при диктатуре
У грудні 2015 року у видавництві "Основи" вийде книга "Моя История. Белорусская "Американка" или выборы при диктатуре" .
Спогади Андрія Саннікова, опозиційного кандидата у президенти Республіки Білорусь, детально відтворюють атмосферу, в якій відбувалася його передвиборча кампанія 2010 року. Відчуваючи реальну загрозу тоталітарній владі, диктаторський режим кинув на боротьбу із ним увесь репресивний апарат, який прекрасно зберігся з радянських часів. Стеження, арешт, психологічний тиск, шантаж, суд, слідчий ізолятор, погрози фізичної розправи, доведення до самогубства у колоніях – описані із документальною точністю. Водночас ця книга – свідчення переможної сили людського духу у його прагненні до свободи й гідності.
Андрій Санніков (1954) – відомий білоруський дипломат, громадський діяч і політик. Працював у білоруському МЗС, представляв державу у Нью-Йорку, Женеві, Відні, Брюсселі. У 1996 році на знак протесту подав у відставку з посади заступника міністра закордонних справ і невдовзі став помітною фігурою білоруської опозиції. У 2010 році брав участь у президентських виборах, набрав значну кількість голосів, однак замість участі у другому турі був заарештований у день виборів. В ув’язненні перебував 16 місяців. Після звільнення був змушений залишити Білорусь. Зараз живе та працює у Європі.
Пропонований уривок – розповідь про Площу, білоруський Майдан 19 грудня 2010 року, коли у день президентських виборів люди вийшли на центральну площу Мінська, на знак протесту проти фальсифікації результатів голосування. Чинний президент Олександр Лукашенко та його оточення віддали наказ про силовий розгін мирної демонстрації у перші ж години після її початку.
Обкладинка книги Андрія Саннікова "Моя История. Белорусская "Американка" или выборы при диктатуре" |
19 декабря 2010 года. Площадь
Это был день, перенасыщенный событиями и в моей личной жизни, и в жизни моей страны. Это был день тревожной надежды, окончившийся кровавым разочарованием. Это был день голосования на президентских выборах в Беларуси.
Мы решили идти голосовать всей семьей. Встали рано, чтобы появиться на участке к 9 утра. Голосовали в гимназии №18 по улице Калинина, где я был приписан. Было много корреспондентов. Данька выглядел немного ошалевшим от количества народа на участке, но к своей миссии публичного сопровождения родителей отнесся ответственно. Я сходил в кабинку, заполнил бюллетень, мы втроем подошли к урне для голосования и под вспышки фотокамер опустили в нее "мой голос".
Дав краткие комментарии журналистам, поехали на другой участок. Мы с Ирой прописаны в разных местах, поэтому голосовали на двух участках. Ира голосовала в гимназии №7 возле нашего дома. Там уже журналистов было поменьше. Зато "тихарей" побольше.
После голосования пошли домой. Оставалось ждать вечера. Время то ускорялось, то тягуче ползло. Была и тревога, но надежда на то, что сегодня ситуация в Беларуси начнет меняться, была сильнее. Очень много сил мы этому отдали…
К вечеру стали собираться на Площадь. Уже на выходе из дому, где-то в полвосьмого, позвонила Наталья Коляда, сообщила, что избили Некляева и что его везут в больницу. Возникло опасение, что до Площади мы можем и не добраться.
По совету Змитра Бондаренко, решили пробиваться к Октябрьской площади не со стороны дома, а с противоположной — от ГУМа. Поэтому подъехали на машине поближе к проспекту и улице Комсомольской, вышли и присоединились к достаточно внушительной группе людей, шедшей от вокзала, где назначили встречу своим активистам кандидаты Рымашевский и Статкевич. Своих сторонников мы призывали сразу приходить на Октябрьскую площадь, которую после событий 2006 года молодежь прозвала площадью имени белорусского героя Кастуся Калиновского.
Власти ожидали, что после запугивания и угроз по телевидению люди на улицы не выйдут. Но к моменту нашего прихода на Площадь там уже находились несколько тысяч человек. Спецслужбы подготовили все для того, чтобы помешать людям собраться и организовать митинг. По центру площади был залит огромный каток, на котором было достаточно много катающихся — подозреваю, что это были "конькобежцы в штатском". Играла громкая музыка, русская попса.
Люди все прибывали, но из аппаратуры вначале были только мегафоны. Стало понятно, что власти с самого начала намерены провоцировать неразбериху. Тем не менее удалось провести на ступеньках Дворца профсоюзов короткий митинг, в конце которого появилась звуковая аппаратура, доставленная активистами "Европейской Беларуси", привыкшими действовать максимально конспиративно и эффективно.
Собрались почти все кандидаты в президенты и их штабы. На площади были озвучены экзит-поллы украинских, российских и белорусских независимых социологических служб. По этим данным Лукашенко набирал около 40%, и должен был состояться второй тур президентских выборов.
Площадь Калиновского (Октябрьская) заполнилась, русская попса звучала все громче. Началось движение в сторону площади Независимости, где находился Центризбирком. Мы вышли на проезжую часть проспекта и двинулись в центре массы людей. На выходе с площади людям преградила дорогу небольшая цепочка гаишников. Мы подошли, стали с ними разговаривать, убеждать пропустить людей. Гаишники перекрывали движение скорее демонстративно, чем по-настоящему. По бокам цепочки оставалось достаточно места для прохода людей. Гаишников огибали и шли дальше. В конце концов они расступились, и мы двинулись по главной улице Минска.
Это мирное шествие в центре Минска было кульминацией того дня, 19 декабря 2010 года — настоящим глотком свободы. Внезапно вся центральная часть проспекта заполнилась людьми: стоявшие по обеим сторонам улицы, немного поодаль, наблюдая за развитием событий, после начала движения массово влились в общую колонну.
Огромная масса людей, двигающаяся от площади до площади, казалось, полной грудью вдыхала этот воздух свободы, который был просто разлит в центре моего города.
"Жыве Беларусь!", "Уходи!", "Верым, можам, пераможам!", "Ре-во-лю-ция!" подхватывали тысячи голосов.
От энергии людей город зажегся фантастическим светом. Казалось, что все возможно. Казалось, что на такой народный порыв невозможно отвечать силой. Казалось, что мы близки к тому, чтобы в плотной серой стене диктатуры пробить брешь. Никто не хотел и, конечно же, не планировал ничего штурмовать и захватывать. Была надежда, что надвигающийся неминуемый кризис заставит власть сделать шаг к переменам.
Конечно же, идеализм. Конечно же, чистейшей воды романтика. Не укладывалось в голове, что в момент такого духовного подъема в центре Минска где-то в бункере диктатор и его свита трясутся от страха и думают не о том, как спасти страну, а о сохранении своей подлой власти. То, что так оно и было, можно не сомневаться. Перепуганный Лукашенко отдал приказ о силовом разгоне мирной демонстрации. Его страх был виден при каждом его появлении перед телекамерами накануне выборов и после, как бы он ни старался его скрывать.
Мы дошли до площади Независимости и там обосновались. Пресса до сих пор продолжает выяснять, какие у кого из кандидатов были планы на Площадь. Наверное, это естественно. Могу говорить только за себя и нашу команду.
Можно сказать, что в Беларуси к тому моменту уже сложилась некая традиция. В первый день демонстраций и митингов после выборов, парламентских либо президентских, людей не трогали. Не по причине человеколюбия режима, а потому, что в Минске в день выборов было множество зарубежных корреспондентов и международных наблюдателей, политиков, парламентариев. Под иностранными камерами и при иностранных политиках подлый и трусливый режим боялся показывать свое истинное лицо. Другое дело — когда иностранцы разъедутся, тогда можно и дубинками всласть помахать.
Я для себя ставил две задачи: оставаться на Площади до конца, что бы ни происходило, и постараться простоять ночь. Предыдущие кандидаты в президенты от оппозиции, Гончарик и Милинкевич, стремились поскорее распустить людей, собравшихся протестовать, и тем самым лишали нас шансов на победу.
Важно было продержаться ночь, потому что опыт украинского Майдана, на котором было много белорусов, показывал, что на следующий день после выборов количество протестующих растет в геометрической прогрессии. На следующий день уже можно было создавать общий штаб. Мы понимали, что минимум 50 тысяч белорусов, вышедших 19 декабря, — это только начало лавины. Белорусы так устроены, что нам надо хотя бы короткое время, чтобы осмотреться. Увы, понимал это и Лукашенко, потому и обрушил на нас всю свою репрессивную машину в первые часы после выборов.
Самый реальный шанс вернуть историю Беларуси в естественное русло был упущен: оппозицией, властью, народом. Но в истории этот день остался как день борьбы белорусов за свободу.
Недавно мне посчастливилось слушать Анджея Вайду, который рассказывал о Варшавском восстании 1944 года. Легендарный режиссер представлял свой документальный фильм об этом событии. На встрече присутствовал второй режиссер фильма Анджей Котковски. Он рассказал поразительную историю о своей встрече с повстанцем, прошедшим через адские испытания. Молодого поляка тяжело ранили. Ему каким-то чудом удалось перебраться на другой берег Вислы, где силы покинули его, и он потерял сознание, надолго. Он должен был умереть, но через несколько дней его обнаружили в руинах под мостом. Отправили в госпиталь. Молодой человек был изувечен, и его лечение заняло два года. Вылечили, и он тут же угодил в сталинские лагеря, в Сибирь. В лагерях его убивали еще десять лет. Вышел в 1956 году, видимо, после XX съезда КПСС, развенчавшим сталинизм. Режиссер Анджей Котковски разговаривал с ним в 90-е. Он спросил искалеченного и едва выжившего пожилого повстанца: если бы ты знал, что с тобой будет происходить после восстания, ты, сегодняшний, принял бы в нем участие?
Ветеран, не раздумывая, ответил: не сомневался бы ни секунды. Восстание — это самые счастливые дни в моей жизни.
Споры о Варшавском восстании, его целесообразности, его шансах не утихают в Польше и по сей день. Но никто не оспаривает героизма его участников.
Площадь 19 декабря 2010 года в Минске была восстанием. Восстанием мирным, абсолютно не предполагавшим силовых методов с нашей стороны, а потому морально чистым и жертвенным, поскольку противник без колебаний применил силу против мирных граждан. Наблюдавшая за этими событиями Европа предпочитала не вмешиваться, там все еще надеялись перевоспитать диктатора. Мы были один на один с тупой силой животного страха тирана Лукашенко перед его очевидным проигрышем на им же организованных выборах.
Может оказаться, что Площадь 2010 года в Минске стала последней романтической акцией протеста против укоренившегося на всей территории бывшего СССР авторитаризма и диктатуры. На украинском Майдане 2013-2014 годов уже были убитые, и защитники свободы вынуждены были перейти черту ненасилия.
События на Площади периодически всплывают в моей памяти. Были сложные моменты, когда подскакивали какие-то незнакомые люди и просто требовали отдать приказ о штурме Дома правительства, явные провокаторы.
Помнятся и другие моменты. К трибуне, памятнику Ленину, на котором мы проводили митинг, пробрался наш известный поэт Андрей Хаданович и снизу стал что-то настойчиво мне кричать. Я наклонился, прислушиваясь:
— Спадар Андрэй, а ці ёсць гітара?
— Што?!
— Гітара.
— Якая гітара?
— Якая-небудзь.
— Навошта?
— Я бы праспяваў.
— Можна і без гітары.
— Ну, добра, калі няма...
Мне все это показалось несколько неуместным, но я попросил пропустить Хадановича на трибуну.
Андрей забрался на памятник и, постукивая ладонью в перчатке то по ленинской трибуне, то по себе самому, начал петь песню "Муры":
Разбуры турмы муры!
Прагнеш свабоды-то бяры!
Мур хутка рухне, рухне, рухне —
І пахавае свет стары!
Эта каталонская песня 60-х годов стала одним из гимнов польской "Солидарности". Андрей сделал ее перевод на белорусский. Его исполнение трудно было назвать пением, скорее, попыткой мелодекламации. Но это было очень здорово. Такие моменты запоминаются на всю жизнь. Видно было, что Хадановичу чрезвычайно важно было кинуть эту песню в массы, подарить ее Площади. Его убежденностью и вдохновением невозможно было не заразиться. И Площадь откликнулась. Песню подхватили. Казавшаяся нелепой просьба раздобыть гитару обернулась одним из самых возвышенных моментов Площади.
Даже после того, как в Доме правительства стали бить стекла, абсолютное большинство участников митинга на провокацию не поддались. Люди стояли возле правительственного здания и скандировали "Милиция с народом!" и "Мы один народ!". Тогда из Дома правительства выскочили спецназовцы, стали избивать первые ряды демонстрантов, а затем убежали в укрытие.
Кандидаты в президенты, в том числе и я, призвали собравшихся не поддаваться на провокации. Была озвучена резолюция митинга, в которой говорилось о необходимости начать прямые переговоры оппозиции и правительства о выходе из кризисной ситуации. В этот момент нас позвали в Дом правительства на переговоры с милицейским начальством. На площадке перед Домом правительства люди сделали живой коридор. Вместе с Николаем Статкевичем мы пошли к зданию. Подошли вплотную к дверям, стали через разбитые стекла звать командиров. В ответ — молчание.
Очень хорошо помню глаза спецназовца по ту сторону разбитой двери. Видны были только глаза, сверху шлем, снизу щит. Глаза испуганные.
Никого не дождавшись, недоуменно переглянулись с Николаем, отошли от дверей.
К тому времени провокация с битьем стекол была нейтрализована. Кандидаты в президенты призвали людей к спокойствию, нас позвали на переговоры. Ситуация на Площади была полностью контролируемой.
И в этот момент диктатура нанесла свой подлый удар. Это было низко и беспричинно. Началась зачистка. "Омоновцы", спецназовцы словно обезумели. Людей остервенело били дубинками, без разбору. Били ногами в тяжелых ботинках, отшвыривали тяжелыми железными щитами.
В какой-то момент мы с Ирой и Леонидом Новицким, который прикрывал меня, оказались будто в вакууме. Перед нами — цепь спецназовцев, грохочущих дубинками по щитам. Позади — ОМОН, устроивший настоящую мясорубку.
Инстинкт самосохранения и логика подсказывали, что надо выбираться из ловушки. В тот момент я подумал: если поверну, все кончится. Я кандидат в президенты. Покажу спину — изменю себе и людям.
И я шагнул навстречу щитам...