Диалектика войны, обоюдоострая пропаганда и мосты дружбы

Формально выставка "Лучше, хуже, еще хуже" группы Бурлаки-Мельничука, которая продлится в Центре визуальной культуры до 27 марта, — это не столько разговор об архитектурных и инженерных проблемах или амбивалентной роли архитектора в действующей системе градостроительства, сколько краткий экскурс в историю человеческих представлений о войне и политике.

Но в отличие от предшествующих проектов группы, в которых архитектурная рамка очерчивала пространство для комментария о состоянии постсоветского общества, о последнем сложно говорить в общем, поскольку он не содержит цельную интенцию.

Это отразилось и в пространственном делении экспозиции, сложенной из двух залов: в первом представлены только работы архитектора и художника Александра Бурлаки, во втором – его коллеги Ивана Мельничука.

МОСТЫ ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ

В первом зале "мост" — смысловой центр, вокруг которого выстраивается вся композиция. Лейтмотивом в ней звучит вопрос: как так получилось, что из военного орудия, служившего для захвата новых территорий и установления эффективного контроля над ними, мост превратился в символ "дружбы", "единения" и "согласия"?

Проследить трансформацию образа призван экскурс в историю завоевательных походов древности, цитаты из мифов и сказок народов мира, в финале – отсылки к современной истории.

Из этих сюжетов следует, что стратегическое значение мостов было понятно древним еще в эпоху захватнических походов персидской династии Ахеменидов 2500 лет назад – как только возникла потребность в массовом перемещении войск, лошадей и сопутствующих грузов. Более поздняя война древнеримского императора Траяна с племенами даков тоже содержит яркий эпизод со строительством моста через Дунай.

Уже в древнеславянской и скандинавской мифологиях "мост" приобретает отчетливо двойственную природу, соединяя миры людей и богов, живых и мертвых. Тогда как в фольклоре балканских народов строителем моста нередко выступает дьявол, отчего мост навсегда остается недостроенным.

В продолжение темы автор приводит обширную цитату из советского научно-фантастического романа "Арктический мост". Его автор Александр Казанцев рисует впечатляющую картину примирения двух сверхдержав: коммунисты из СССР строят через Арктику мост в Соединенные Штаты, а американские капиталисты сооружают подо льдами туннель в Советский Союз. Роман Казанцева был написан до начала Холодной войны, когда новое противостояние между странами не выглядело неизбежным. 

Финальный во всех смыслах пункт экспозиции — мост через Керченский пролив. Первыми его пытались построить инженеры Вермахта во время Второй мировой войны. Немецкие стратеги рассчитывали, что с его помощью будет легче осуществить захват Кавказа.

Завершить строительство им не удалось, и в 1944 году эстафету приняло советское правительство. По приказу Сталина мост через пролив таки был построен – по нему Крымский полуостров в феврале 1945 года покинули главы правительств стран антигитлеровской коалиции, участвовавшие в Ялтинской конференции.

Простоял он совсем недолго – весенний ледоход разрушил 42 опоры моста. Морские течения и зимние штормы за несколько лет довершили дело.

Современный мост через Керченский пролив, хотя и существует пока только в проекте, сам по себе является ответом на вопрос Бурлаки о причинах трансформации понятия "моста": от военного орудия до символа единения и дружбы.

В том новом разделении, которое недавно возникло между Украиной и Россией, значение этого сооружения видится в противостоящих друг другу перспективах.

Для одной из сторон мост стал символом нового империализма и насильственного присоединения территорий, для другой — образом "исторической справедливости" и "воссоединения" — как аннексию Крыма называют государственные российские медиа.  

Словом, вновь мы сталкивается с этой старой, как мир, историей про двойственную природу "моста".

Впрочем, случай Керченского моста обладает важными особенностями, свидетельствующими о том, что это вполне современный сюжет. Элемент нового, и довольно принципиальный, состоит в том, что, в отличие от предшественников из прошлого, на этот раз мост даже не пришлось строить.

Орудием войны он стал даже до того, как был спроектирован. Причем, орудием обоюдоострым: если украинская сторона спекулирует на тему неосуществимости этого масштабного сооружения, то лояльные российскому режиму комментаторы с энтузиазмом обсуждают радужные перспективы его реализации. 

Отчасти с этой логикой слипаются и сами авторы выставки: например, когда в одном из комментариев с сарказмом замечают, что не удивятся, если власти РФ заявят об обнаружении остатков Атлантиды — лишь бы оправдать медленные темпы строительства моста через Керченский пролив. 

На выставке присутствует еще одна броская деталь: вдоль стен в первом зале подвешены модели мостов, склеенные из спагетти. Упражняясь в создании таких моделей, студенты в университетах испытывают на нагрузку разные конструктивные схемы. С поправкой на масштаб, разумеется. В отличие от студентов в университетских кампусах, Бурлака не только собрал собственные модели, но и сварил их.

ЗАЛ НЕОБЪЯВЛЕННОЙ ВОЙНЫ

Кроме символического периметра из флажков-купюр валют европейских стран, на которых присутствует изображение мостов, второй зал практически никак не взаимодействует с первым.

Здесь обращает на себя внимание способ организации выставочного пространства: подиумы с картами-схемами и комментариями к ним располагаются строго по кругу. На почти двух десятках карт – преимущественно контуры Евразии.

Дизайн этого зала является прямой отсылкой к образам "военной комнаты" Пентагона — секретного командного центра, с подсвеченными картами континентов вместо стен, на которых в реальном времени отображается боевая обстановка по всему миру.

Именно так этот зал выглядит в сатирическом фильме Стэнли Кубрика "Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу". Снятая в 1964 году, картина высмеивала взаимную паранойю сверхдержав времен Холодной войны.

Ирония истории в том, что командный центр, созданный воображением голливудских сценаристов, уже в наше время был воспроизведен в Центре управления обороной России. В отличие от своего кинопредшественника, этот центр вполне реальный — в 2014 году его с помпой открыли при участии Путина.

Что касается выставки "Лучше, хуже, еще хуже", то отсылка к декорациям, в которых безумствовал доктор Стрейнджлав — соратник Гитлера, после войны перешедший на службу к Пентагону, — выглядит как скрытый укол: круговая экспозиция спроектирована Бурлакой, тогда как ее содержание — целиком на совести Ивана Мельничука.

Примеряя роль политолога-любителя, Мельничук разворачивает перед зрителем самобытную, проиллюстрированную впечатляющим набором контурных карт, трактовку истории бывших республик Советского Союза – Украины, Молдавии, Беларуси и стран Балтии. 

Достаточно привлекательные, чтобы быть предметом хищного интереса сильных соседей, но слишком слабые, чтобы им противостоять, эти страны неизбежно становились предметом их политических аппетитов. Законы мирового порядка не знают сострадания: такие страны, как Украина, либо подчиняют, либо разрывают на части.

Пронизанное геополитическими коннотациями повествование выстроено как бы в противовес большим "имперским" нарративам, представленным в основных медийных дискурсах. При этом Мельничук не делает скидок ни одной из сторон: критика в адрес Евросоюза, руководствующегося собственными прагматичными интересами, соседствует на выставке с разоблачительным пафосом по отношению к Российской империи, сталинскому СССР и современной России.

Политологические выкладки Мельничука имеют отчетливо редукционистский характер: когда история сводится к простой предыстории нынешнего конфликта, а будущее выглядит его продолжением. Проблематичность такой подачи еще и в том, что некоторые ее элементы выглядят профанной версией официальной "политики памяти".

Комментируя свои работы, автор дистанцируется от псевдоисторического нарратива, вставая как бы в ироническую позу по отношению к воображаемому политологу, от имени которого производится высказывание.

В конечном счете, совсем не важно, какая из заявленных позиций более искренняя: как и в случае "моста", соединяющего берега безотносительно реальной цели такого объединения, в иронии серьезность и скрытая насмешка зачастую неотделимы одна от другой.

Впрочем, если отвести взгляд от завораживающей исторической диорамы, можно сделать и более тревожный вывод. Выставка "Лучше, хуже, еще хуже" напоминает урок политической географии, иллюстрирующий тот простой, но неочевидный факт: абстрактные изображения в виде карт обладают убедительной мощью,  достаточной для того, чтобы при случае заставить людей жертвовать своими и чужими жизнями.