Наталья Заболотная: Кто-то решил, что я не должна быть ни на одной из госдолжностей

Весной этого года жизнь Натальи Заболотной кардинально изменилась.

После провала конкурса на должность директора Мыстецкого Арсенала она собрала картины и журналы из своего кабинета и оставила пространство, которое пять лет считала своим.

Потом была попытка стать директором Национального художественного музея, но и там ей, как она говорит, помешали.

Теперь она руководит собственной галереей, названной именем журнала Art Ukraine, редакция которого существовала при Арсенале, но теперь, после "разрыва", продолжает работу уже вне стен институции.

Вместе с журналом к Заболотной перекочевала и вся печатная продукция, изданная в рамках событий Арсенала: каталоги выставок, кружки, блокноты, чехлы на телефоны. А вместе с ними – шрифты и фирменный стиль издательства.

Авторские права, объясняет Заболотная, изначально регистрировались не на госпредприятие, а на журнал.

Мы общаемся с Заболотной на следующий день после открытия выставки Степана Рябченко "Walking Flower" в рамках его проекта "Виртуальная мифология".

Галерея располагается на двух этажах высотки на Грушевского, 9а, которая известна тем, что, во-первых, была построена с нарушениями (вместо девяти этажей появилось 22), а во-вторых, квартиры в ней купили в свое время высшие чиновники правительства Виктора Януковича.

Собственно, галерея больше напоминает загородный особняк чиновника: мраморный пол, лепнина, вычурные резные двери, кожаные кресла, белый рояль. Даже камин есть.

"Мы сейчас здесь сидим у камина, – говорит Заболотная, поправляя прическу, – а могли бы быть у кого-то в гостях в Конча-Заспе. Наверное, задача сформировалась сама собой – сделать искусство ближе для тех, кто хочет его понять, прочувствовать и, возможно, окружить себя в своих особняках именно современным искусством. Эта атмосферность делает невозможное – она дает понять, что с современным актуальным искусством уютно даже дома".

Все в галерее подчинено этой задаче. На белых стенах висят картины Криволапа, Тистола, Ройтбурда, Маценко, Ралко и других современных украинских художников – галеристка мечтает создать "банк" для будущего музея современного искусства.

А пока что Заболотная планирует проводить здесь не только выставки, но и музыкальные и литературные фестивали, бизнес-форумы и круглые столы "на актуальные темы".

"Я не сделала ничего плохого, кроме того, что превратила в успешный объект, находящийся в подчинении Управления госделами"

– Почему вы выбрали для галереи этот дом? Все понимают, что проблемы здесь были и во время строительства, и с людьми, которые купили в нем квартиры.

– Я не выбирала именно этот дом. Я не планировала свою жизнь в качестве галериста, а тем более в качестве безработной, которой оказалась в июле. Поскольку я не могла долго сидеть без работы, то начала активно искать для себя арт-пространство.

К тому же, у меня есть журнал ArtUkraine, которому скоро будет 10 лет. Нужно было найти место для его штаб-квартиры – не банальной редакции а-ля однокомнатная квартира, а некого атмосферного хаба. Пересмотрела массу помещений.

Потом я ввязалась в конкурс по Национальному художественному музею. После конкурса стала искать еще более активно.

Я же не мыслю маленькими пространствами, поскольку избалована гектарами и десятками тысяч метров. Наверное, я уже склонна к какой-то клаустрофобии – боюсь маленьких и закрытых помещений.

Риелтор привел меня на эту территорию. А потом сама владелица этого квартала позвала меня и амбарным замком открыла этот храм.

– Кто сейчас владельцы?

– Это ряд партнеров, вряд ли фамилии что-нибудь скажут. Компания "СОБИ" (основатели этой компании были соучредителями компании-застройщика дома "Инвес". СОБИ также известна как подрядчик берегоукрепления водохранилища возле экс-резиденции Януковича "Межигорье". – УП.Культура) – наш партнер.

Это помещение никто не арендовал. Оно три года стояло в законсервированном виде: с готовым камином, канделябрами, ремонтом.

Поначалу были разные эмоции, по крайней мере, в первые пять минут. Но потом я поняла, что это даже хорошо, что помещение такое: большое, двухъярусное, зонированное и именно с зародышем такого ремонта. Оно похоже на жилой особняк, на апартаменты.

Эта атмосферность делает невозможное – она дает понять, что с современным актуальным искусством уютно даже дома.

– И что, можно Рому Минина повесить у себя дома?

"Атмосферность делает невозможное – она дает понять, что с современным актуальным искусством уютно даже дома"

– Да. И смотреть, как приятно у камина с Александром Сухолитом. Все удалось в этом пространстве. Конечно, это все субъективный взгляд, мой вкус. Но что тут плохого? Пусть приходят, смотрят…

– Это вы выбирали, что где повесить?

– Да, можно посмотреть, что нравится Наталье Заболотной. Теперь могу себе позволить такую шалость. Это я собрала всех художников – я знаю их всех, они знают меня. Съездила к ним в мастерские, лично все собрала и лично развесила.

– Вы сказали, что эта компания – ваш партнер. Они предоставили это помещение?

– В аренду. Для этого помещения, для такой логистики, локации, невзирая на скандальный шлейф этого дома, цена достаточно лояльная. И мне кажется, что жильцы даже рады.

Люди, которые гуляют в Мариинском парке, заходят к нам. Им есть, где согреться и провести время приятно и полезно. Я всегда рада людям, рассказываю им об искусстве.

Бывают, конечно, такие смешные ситуации, когда посетители стоят на пороге и не знают – разуваться ли. Наверное, это помещение выбрало меня.

– Вы сказали, что создаете банк современного искусства. Что вы имеете ввиду?

– Я хорошо вижу его гуманитарную составляющую. Но еще прорабатываю, как это все вложить в некую финансовую матрицу – консультируюсь с друзьями финансистами и банкирами.

В сухом остатке такой банк нужен, чтобы мы имели возможность накапливать искусство на своей территории в физическом, виртуальном состоянии, оценивать его, покупать.

Хочется, чтобы мы, взяв у художника работы на реализацию, могли некоторые из них сразу покупать для банка. Тогда здесь образовался бы некий продаваемый фонд, который впоследствии мог бы стать фундаментом для формирования коллекции будущего музея современного искусства. Это апофеоз деятельности новосозданной Art Ukraine Fоundation.

Я не хочу взваливать на себя какое-то миссионерство. Но я могу говорить о своей мечте. Я хочу, чтобы был создан музей современного искусства.

"Я не хочу взваливать на себя какое-то миссионерство. Но я могу говорить о своей мечте. Я хочу, чтобы был создан музей современного искусства"

Почему-то в последнее время я начала называть его "Музей будущего". Хочется, чтобы это  было ближайшее будущее.

Итак, финансовая формула еще подтягивается, но художники уже охотно со мной работают. Потому что мы друг друга знаем полтора десятилетия. Они были моими адвокатами в процессе отторжения меня от "Мыстецкого Арсенала".

– Давайте поговорим подробнее о самом фонде. Вы сказали о мечте – создать музей современного искусства. Сам фонд заявлен как международный. Какие международные проекты задуманы?

– Меня все спрашивают, какая у вас стратегия. Шесть лет я жила мечтой создать музей для последующих поколений, и вся моя жизнь была посвящена "Мыстецкому Арсеналу". Очень сложно быстро развестись и вступить в новый брак. Это не так, как у людей в семейной жизни.

Последние пять лет мы с частью команды работали над законом о государственном фонде гуманитарного развития нашей страны, который, как я и чувствовала, стал одной из важных причин моего отстранения от "Арсенала".

– Почему?

– Есть то ли жадность какая-то, то ли самодурство, то ли отсутствие воли. Даже коллективный конформизм представителей культурной сферы, профильных народных депутатов.

За основу закона взята матрица двух важных европейских регионов – Великобритании и стран Прибалтики. В частности, в Британии 23 года назад был принят закон о фонде добрых дел, в который отчисляются деньги от прибыли азартных компаний.

Азартная инфраструктура, деньги и бизнес, который за ними стоит, всегда мощнее культурной инфраструктуры. Людям нужно предложить альтернативу – такую же манящую культурную инфраструктуру: интересные культурные центры, фестивали, выставки, созданные за деньги этого азартного бизнеса через призму "Фонда добрых дел".

Так за 20 лет в социокультурную сферу Британии было вложено 40 млрд. фунтов стерлингов.

В мой законопроект мы присовокупили также опыт Эстонии. У них 10 лет назад был создан фонд, который отчисляет на развитие культуры прибыль от азартного бизнеса, который там полностью легализирован, и от табака и алкоголя. Причем табак и алкоголь – это 3,5% от акциза. Поэтому у них, в этой маленькой Эстонии, процветают все креативные индустрии.

"Энтузиазм – я по себе могу сказать – дело очень изматывающее, неблагодарное. Мне медаль никто не дал за 10 лет на культурном поприще. Меня просто сделали безработной"

– Вы заметили, что именно из-за этого закона вас убрали из "Мыстецкого Арсенала"…

– Последние два года в парламенте, в основном на базе фракции БПП, активно муссируется закон о легализации азартного бизнеса.

Говорят, что это пополнения в бюджет. Дыра в бюджете у нас – это 60-65 млрд грн. А пополнение бюджета от легализации азартного бизнеса – это, в лучшем случае, 2,5-3 млрд.

В душе я против легализации такого бизнеса. Обществу с такой сильнейшей психотравмой, с постсоветским и поствоенным синдромом опасно вводить вредную инъекцию в виде легализации азартного бизнеса на фоне лежащей на лопатках культурной, музейной инфраструктуры, отсутствия культурного продукта, фестивалей.

Вся эта сфера держится на энтузиастах, а энтузиазм – я по себе могу сказать – дело очень изматывающее, неблагодарное. Мне медаль никто не дал за 10 лет на культурном поприще. Меня просто сделали безработной.

Поэтому я считаю, что, воплотив такой закон и дав возможность работать на грантовых началах талантливым кураторам, художникам, постановщикам, мы реализовали бы реальную гуманитарную реформу.

Долго говорили о создании фонда кино. Я считаю, что Кириленко в свое время украл у меня эту матрицу, и закон все-таки был проголосован, но заветирован.

Он тоже предусматривал отчисления от лотерей и азартного бизнеса, от акциза водки и табака. Но отдавал приоритет только кино. И меня удивляло, почему целый вице-премьер по гуманитарным вопросам и целый комитет по вопросам культуры и духовности принимают решение развивать в стране только одну культурную индустрию.

Эта инициатива (законопроект Заболотной – УП.Культура) всячески банится, ей не дают воздуха. На днях был зарегистрирован закон про культурный фонд. В администрации президента меня подписали в качестве одного из его инициаторов. Но я не была его инициатором. Я была инициатором закона о государственном фонде гуманитарного развития.

Мне говорили, что якобы большим людям не нравится, что грязные деньги идут на культуру и детский спорт. Зато закон о фонде культуры каким-то чудесным образом прошел комитет реформ. Хотя реформы в нем никакой нет, потому что он предусматривает исключительно бюджетное, невыясненное финансирование. То есть создается еще одно теневое Министерство культуры.

– То есть вы против этого закона?

– Этот закон, мне кажется, сделан для того, чтобы как-то ослабить инициативу о государственном фонде гуманитарного развития. Он не прошел общественного обсуждения.

"Я же не мыслю маленькими пространствами, поскольку избалована гектарами и десятками тысяч метров. Наверное, я уже склонна к какой-то клаустрофобии – боюсь маленьких и закрытых помещений"

Конечно, авторами стали члены комитета по культуре и духовности, этот комитет профильный, поэтому проблем с прохождением закона не возникнет.

Но если этот закон пройдет парламент, будет смешно, потому что выделить финансирование никто не сможет… А министр культуры станет министром двух министерств – Министерства культуры и "Министерства фонда".

– Какой выход для вас? Как вы будете дальше продвигать свою инициативу?

– Закон о фонде гуманитарного развития №3597 прошел три комитета. Успешно прошел главный комитет – семьи, молодежи и спорта. Единогласно прошел комитет образования, который тогда еще возглавляла Лиля Гриневич. Прошел антикоррупционный комитет Егора Соболева с грифом "срочно в парламент".

Я думаю, что в текущей сессии очередь до него не дойдет. Но не исключено, что для пополнения бюджета, под обложкой латания дыр утомленным парламентариям, которые уже думают о теплых странах, в последнюю ночь ткнут закон про легализацию азартных игр, и они за него проголосуют. Как делается у нас со всеми законами, угодными вышестоящей власти.

– Но вы же в хороших отношениях с администрацией президента…

– Я? Нет. Хотя я не сделала ничего плохого, кроме того, что превратила в успешный объект, находящийся в подчинении Управления госделами.

"Мыстецкий Арсенал" стали называть не иначе как музеем или музейным комплексом благодаря мне и моей команде.

– В интервью "Зеркалу недели" вы сказали, что ситуация с конкурсом в "Мыстецком Арсенале" вам напоминала 1937-й год. Откуда такая формулировка?

– У меня есть основания об этом говорить. Первый блог я написала в марте на "Украинской правде", когда конкурс не объявили. И это означало, что начали делать все, чтобы от меня избавиться.

Я боялась, что начнется черный пиар. Чтобы избавиться от неугодного руководителя, его нужно всячески очернить. Тогда у его же коллег, представителей культурной сферы, и тех, кому небезразличен "Арсенал, не было бы контраргументов.

– Но такого же не было.

– Не буду кокетничать излишней скромностью, но я была достаточно успешным директором "Мыстецкого Арсенала". Наш электорат голосовал за это купленными билетами, очередями. Об этом же говорит количество проектов, которые сейчас продолжаются.

"Кто-то считает, что музеи были для меня трибуной, с которой я могла бы, как кухарка, руководить государством."

Есть преемственность, но нет благодарности. Они продолжают, но ничего нового не создано.

Избавляться от успешного директора государственного предприятия было, по меньшей мере, нелогично. Поэтому я и боялась очернения своей личности. Во-первых, у меня дети, а во-вторых, я дорожу своей репутацией.

– Чувствуется, что вы ощущаете обиду из-за случившегося.

– Я считаю, что я сделала очень много. К примеру, коллекция Игоря Дыченко – это "непересічний внесок" в национальное достояние нашей страны. Это 500 уникальных работ, авангард, первый эшелон художников. Это было мной выхожено, продумано. И если бы не я лично, то, наверное, передачи этой коллекция Арсеналу не произошло бы.

Первая Киевская биеннале… "Книжный Арсенал"… Я уверена, он будет проходить, и у него нет оснований пройти неуспешно. Он будет в мае, а меня уже не будет на его карте. Нельзя так вычеркивать людей.

– Почему вы говорите "вычеркивать"? Вас же никто не вычеркивает из истории "Арсенала".

– Наверное, это звучит пафосно. Но почему многие люди так за меня боролись? Почему регистрировали пикет в мою поддержку? Не потому, что я им сказала. Сейчас люди мало кого боятся, тем более в каких-то культурных учреждениях.

Они боролись за меня до последнего. Не потому, что получали огромную зарплату, а потому что они со мной прошли весь путь становления объекта, стройки, скандального шлейфа к самому успешному культурному объекту страны без 100% государственного финансирования.

– Как вы отреагировали на то, что Леся Островская принесла извинения Вове Кузнецову?

– Мне кажется, что когда не можешь что-то создать, когда не можешь затмить какие-то предыдущие победы, надо играть на негативе предшественника.

– Вы эту историю часто вспоминаете?

– О Кузнецове? Конечно. Это скелет, который выпадает из моего шкафа в самые неудобные моменты во всех интервью. И это тоже важная страница в моей жизни, достаточно поучительная во всех отношениях. Но я не хочу давать оценку данному комментарию Леси Островской.

– Символично, что заглавная работа выставки в вашей галерее называется "Судный день".

– Да. "Страшный суд", "Судный день". Я не боюсь.

"Я абсолютно искренне люблю искусство, я являюсь патриотом нашей страны, каким-то неисправимым патриотом"

– Вы бы могли назвать проекты "Арсенала", которые считаете самыми успешными? И какие свои ошибки вы можете признать публично?

– Когда у меня брали интервью еще в качестве директора "Мыстецкого Арсенала" и спрашивали: "Какой у вас самый любимый проект?", я всегда говорила, что это следующий. Конечно же, неподъемный, очень "зухвалий" проект – тот, о котором мечтали наши художники на протяжении многих лет – это Первая Киевская биеннале. Мое кредо – делать все возможное и чуть-чуть невозможного.

Конечно же, результат получился. Его оценил мир. Но Катерина Ботанова и Леся Островская говорили о биеннале плохо. Почему-то у нас культурное сообщество поделено: если это не оно создает, значит, о проекте надо либо умолчать, если он очень хороший, либо обгадить, найти в нем какие-то недостатки. Поэтому когда молчат, значит, все хорошо.

Почему возникла выставка "Велике та величне"? Потому что хотелось создать свою, украинскую, внутреннюю биеннале. Мы собрали более 1700 уникальных произведений искусства из 40 украинских музеев.

[L]Треть или даже половина музеев были крымскими коллекциями и музеями Луганска и Донецка – то, что сейчас уже невозможно увидеть. Я считаю, что тогда тоже было сделано все возможное и чуть-чуть невозможного.

Если вспоминать историю с Владимиром Кузнецовым, то, слава Богу, что все закончилось. Мы прошли все три инстанции судов.

А произошло тогда все из-за нехватки времени, из-за недокоммуникации и из-за отсутствия какой-то внутренней этики между представителями культуры – куратором, директором институции и художником. Кто-то хочет сделать вызов, не думая о последствиях для конкретных людей.

– Вы говорите о художнике, а он именно этим и берет.

– Если бы картина "Страшный суд" была на стене Лавры, то вызов был бы сильнее.

– Примерно то же самое сделали Pussy Riot, когда выступили в храме Христа Спасителя. Отсидели, правда, два года в тюрьме. Ну, и "Мыстецкий Арсенал" – это не Лавра.

– Я всегда очень трепетно относилась к художникам. У меня всегда все были в оранжерее, это я тяжело работала (в хорошем понимании слова).

– Мне показалось из нашего разговора, что у вас все-таки есть амбиции политика и довольно серьезные. Что вы с ними будете делать?

– Меня не раздирают амбиции. Просто у меня есть видение, как можно сделать так, чтобы наша страна развивалась.

"Это я собрала всех художников. Съездила к ним в мастерские, лично все собрала и лично развесила"

– Для этого нужны механизмы.

– Да, нужны рычаги управления. Если мы хотим сохранить нашу страну, то мы должны не голословно говорить о спасении культуры и духовности. Мы должны что-то делать для этого, чтобы наша страна была интересной для мира.

Поэтому я считаю, что нам надо назвать аэропорт именем Казимира Малевича. Те миллиарды, которые знают Казимира Малевича, не догадываются иногда о существовании города Киева и, не в обиду сказано, страны Украина.

Поэтому он лучший культурный дипломат и лучший культурный посланник нашей страны, чем кто-либо из министров, президентов и тому подобное. Все должны признать, что политика – это штука уходящая, а билет в вечность куплен вот этими художниками.

– Но все-таки про амбиции, мне кажется, вы не договорили.

– Дело в том, что я абсолютный фаталист. Вы говорите, что я расстроена. Но все, что я делаю, абсолютно искренне.

Я абсолютно искренне люблю искусство, я являюсь патриотом нашей страны, каким-то неисправимым патриотом.

У меня не было амбиций галеристки. Фактически я не хочу сейчас так себя называть. Но я создала Art Ukraine Gallery, сейчас это арт-пространство. Два месяца назад я об этом не мечтала, а хотела быть директором "Мыстецкого Арсенала".

Потом я думала, что если не "Арсенал", то художественный музей. Видела, что этот музей недооценен, что его не знают люди, что они туда не ходят. Знала, что с ним можно сделать за полгода.

Мне говорили, что я должна побороться за Национальный музей. Но знаете, мне даже оскорбительна такая формулировка. Я считаю, что ко мне должны были прийти и сказать: "Наташа, получилось неудобно с "Мыстецким Арсеналом", пойди поволонтерь еще на одном объекте". И я бы это сделала.

Но я говорю, что не проиграла ни одного конкурса. Я просто не стала директором "Мыстецкого Арсенала" и не стала директором Национального музея. Потому что кто-то решил, что я не должна быть ни на одной из государственных должностей в какое-то обозримое время.

Кто-то считает, что эти музеи были для меня трибуной, с которой я могла бы, как кухарка, руководить государством. Господи, что я такое сказала (смеется). 

Екатерина Сергацкова, специально для УП.Культура