Живая библиотека Донбасса. Алевтина Кахидзе, художница

Художница Алевтина Кахидзе – самый известный в Украине перформер. Она работает со своей историей и с событиями, которые происходят вокруг нее, как с художественным материалом.

Благодаря этому свойству многие украинцы узнали историю ее матери, которая живет в оккупированной Ждановке Донецкой области. Алевтина почти каждый день общается с ней по телефону и записывает все, что рассказывает мать: о том, что говорят о войне торговки на ждановском рынке, о соседях, ставших сепаратистами, об убитых снарядами жителях города.

Как признается сама Алевтина, через эти разговоры она имеет возможность проживать эту войну вместе с матерью. Сама художница не может поехать в Ждановку – слишком опасно.

Когда в Донецкой области уже шли боевые действия, Кахидзе представляла Украину на биеннале современного искусства "Манифеста", которая проходила в Петербурге, за что ее серьезно раскритиковали многие украинские коллеги. В рамках биеннале она стала главной героиней фильма эстонки Кристины Норманн "Железная арка", где Алевтина на Дворцовой площади как будто водит экскурсию по киевскому Майдану.

Также в рамках "Манифесты" она провела перформанс "В Африку гулять/Об Украине в рамках закона Российской Федерации" - аллюзию на пресс-конференцию Виктора Януковича в Ростове-на-Дону.

Теперь художница изучает тонкости пропускной системы на оккупированном Донбассе и отражает свое исследование в рисунках, посвященных матери.

В Ждановке, где я родилась, было три шахты, две школы и ни одного музея (только "комната-музей"), ни одного парка, ни одной гостиницы, ни одного театра, ни одной художественной галереи…

Зато была большая областная психиатрическая больница, которая немного "подпортила" мне детство: когда люди узнавали, откуда я, крутили у виска: "У нас если кто-то ненормальный, мы говорим: ты что, из Ждановки?"

Город сформировался в 50-х годах вокруг тех трёх шахт. Ещё была воинская часть до того, как Советский союз распался. Дети военных, которые переезжали в Ждановку с родителями, просили их написать заявление в школу об освобождении от изучения украинского языка.

А тем, кто родился в Ждановке, тоже хотелось не изучать. Мы не понимали: зачем? Так, в моем классе половина детей не учила украинский, а остальная половина им завидовала.

В 1995 году, когда я переехала в Киев, я впервые услышала этот язык – не на УТ-1 в "Катрусином кинозале", а вживую — в киевском издательстве "Дніпро". Меня удивило то, что рабочий день заканчивался, а сотрудники продолжают говорить по-украински. Я-то думала, что там правило: рабочий язык – украинский. А оказалось, что они всегда на нем говорят…

Из Ждановки в 80-х и 90-х уезжали учиться в основном в Днепропетровск. Там был горный институт, поэтому с Донецкой области там многие учились. Но моя семья решила, что мне лучше поступить в строительный институт. Они считали, что поступить в Национальную художественную академию, как я хотела, невозможно. Я послушалась, но спустя пять лет все-таки поступила в академию.

Фото Анны Грабарской

Мне не хотелось жить в Ждановке. Не представляла свою жизнь там. Несмотря на то, что я была влюблена в своего одноклассника, я говорила: отсюда я уезжаю в любом случае.

Недавно мне рассказали, что он стал сторонником ДНР.

А до Майдана он звонил мне с расспросами: куда поступать его дочери, она хочет быть художницей.

Любопытно, как сейчас он представляет возможности развивать ее талант… Я расспрашивала свою маму о нем, и она пересказала мне разговор с его матерью: "Почему ваш сын перестал ездить на своей машине, а ездит на автобусе — боится что, ДНРы заберут?"

А та ей ответила: "А в Киеве тоже машины забирают…". Моя мама ей ответ: "Мой зять ездит смело, неправда!"

Сторонники ДНР оказались везде: и среди персонала Ждановский психиатрической больницы, куда моя мама все лето носила сливы для пациентов, и среди работников Дворца культуры.

А вот среди преподавателей школы таких почти не оказалось. До декабря 2013-го я привозила им книги Жадана, Прохасько и Соломии Павлычко.... Кстати, современная украинская литература поступала в Ждановскую библиотеку только во время президентства Ющенко. После 2010-го не поступало из современников ничего.

В маленьких городах Донецкой области общество всегда было "линейное". В Ждановке, например, не было никакой возможности стать директором шахты — все директора назначались из области. Ждановский парень мог "вырасти" максимум до начальника участка. Этот город никогда не давал перспектив, и это стала частью психологии жителей.

Я до сих пор ощущаю себя провинциалкой - не понимаю сложных схем нелинейного общества.

Донбасс – это как Америка, которая быстро строилась и с чистого листа. Ждановка, например, началась с "финских" домиков — деревянных домиков, построенных временно, но в какой-то момент обложенных кирпичом. Так они стали постоянным жильём для половины города.

Моя семья переехала на Донбасс во время голодомора из Винницы. В семье умерли две девочки-близняшки – попухли с голода, и тогда с оставшимися в живых детьми мои прадед и прабабка поехали на Донбасс – там было не так голодно. Назад они не вернулись. Моя бабушка (год рождения —1921-й) говорила по-украински, а моя мама уже нет, и мы с братом тоже нет.

В моем городе не было украинских школ. Выходит, что за одно поколение русский язык стал языком украинцев на примере моей семьи.

Сейчас мне часто задают вопрос: когда появились мифы Донбасса? Я отвечаю: это продукт последних десяти лет. "Донбасс кормит всю Украину", "Донбасс не поставить на колени", "Донбасс порожняк не гонит" появились после Оранжевой революции. Когда я росла там, не помню такой особенной гордости за свой край. Но это было суровое место. На каждой улице в Ждановке был человек с увечьем: либо пальца не было, либо руки – на шахтах часто случались аварии.

Церкви в Ждановке до 2000-х не было. Во время поездки на Западную Украину всего лишь пару лет назад выяснилось, что моя мама впервые увидела венчание вживую. У молодой львовянки округлились глаза: "Как так?" Я ответила, что в нашем городе церкви не было, вот почему… А она нам: "А где же вы молились?"

"Ну, не молились мы, так бывает", - ответила я.

Я написала книгу о своём родном городе. Однажды набрав в Google его название, оказалось, что городков на территории бывшего Советского Союза с таким названием около двадцати. Читая, все, что попадалось по ссылкам, мне не удавалось различить: это о моем городе или нет?

Все до одной "Ждановки" были маленькими и "невесёлыми". В конце концов, у меня вышла книга о поиске идентичности маленького постсоветского шахтёрского городка. Книга была издана в 2006 году, и я отважилась представить ее на суд библиотекарей города. Но они не захотели поставить её на полку: мол, "наша" Ждановка симпатичней, чем вы описываете. Но я продолжала дружбу с ними.

В один из визитов я увидела на полке книги Сергея Жадана и задала им вопрос: "Вот, если бы Жадан сказал вам, что моя история о Ждановках правдоподобная, поставили бы?" А они мне: "А что, это возможно — спросить его?"

Они загорелись, но привезти Жадана в Ждановку я не успела. Разговор был в декабре 2013-го, когда вовсю гремела Банковая.

Но я успела съездить в Донецкую область ещё один раз в середине марта. Я увидела российские флаги и помчалась туда, как будто почувствовав что-то. Тогда мама и мой двоюродный брат рассказали мне, что местным не доплатили зарплату, обосновав тем, что эти деньги пойдут "на відбудову Майдана".

Было ясно: происходят какие-то процессы, и пропасть между Киевом и Донбассом будет расти стремительно. Удивительно, что тогда, в марте, в "Изоляции" (арт-пространство, захваченное боевиками ДНР в июне 2014 года – УП) я слушала лекцию профессора Игоря Тодорова об устройстве Европейского союза и о евроинтеграции. Я точно помню, что вопросы ему задавали на украинском языке…

Фото Анны Грабарской

А в апреле в Ждановке появился первый блокпост, на котором с автоматом стоял наш сосед — человек с непростой судьбой: воевал в Афганистане, а когда вернулся, сильно пил и бил мать, она иногда пряталась у нас, тогда он колотил в нашу дверь. Спустя время он стал ходить в церковь и перестал пить.

[L]Тогда, весной, по рассказам мамы, я вывела соотношение среди ее соседей: 70 – "за республику", 30 — "за Єдину Україну".

А летом стало 50 на 50.

В Ждановке в декабре 2013ого я встретила человека, который шёл и громко кричал: "Революция… Да что вы знаете про революцию?!" Никто больше за семь дней моего пребывания там не обмолвился ни одним словом о Майдане.

В марте мама задала мне вопрос: "Разве можно бросать камни в милиционеров?"

Я ответила ей, что нельзя, и после этого мы смогли с ней примириться по поводу Майдана и обсуждать то, что происходило дальше.

"Живая библиотека Донбасса" - серия историй про уроженцев Донецкой и Луганской областей, инспирированная одноименным проектом платформы культурных инициатив ИЗОЛЯЦИЯ, которая была вынуждена покинуть пространство арт-завода в Донецке после того, как 9 июня его захватили боевики.