Ришард Горовиц: "Я все решил делать по-американски"
5 мая 1939 года в Кракове в еврейской семье Регины и Давида Горовиц появился на свет сын, Ришард. Через четыре месяца началась Вторая мировая война.
Сразу после оккупации нацистами Кракова, их семья была вместе с другими еврейскими семьями закрыта в гетто.
В 1943 году немцы приняли решение о ликвидации краковского гетто и уничтожении всего еврейского населения. Исключение делалось лишь для лиц, имеющих право на работу. Среди этих людей оказалась и родители Ришарда. Они попали в трудовой лагерь, куда привезли и маленького сына.
Спасителем семьи Горовиц был Оскар Шиндлер, спасший от печи крематория еще почти 1200 евреев.
Но весной 1944 года фабрика Шиндлера была закрыта, и в сентябре 1944 года 1400 взрослых и 286 детей были отправлены в концлагерь Освенцим-Бжезинка.
В этой группе был и Ришард.
На память об ужасах в концлагере, на левой руке Ришарда Горовица сохранился вытатуированный лагерный номер. 27 января 1945 года концлагерь освободила Красная Армия.
Ришард Горовиц навсегда запомнил этот день: "Всех нас, детей, собрали, поставили в шеренгу и мы должны были быть расстреляны. Вдруг на мотоцикле приехал офицер. Помню, как он спрыгнул с мотоцикла и сказал, что русские уже совсем близко, и все немецкие солдаты должны немедленно оставить лагерь.
Когда появились русские, они имели при себе кинокамеру, и снова поставили нас в шеренгу и так снимали. А потом меня отвезли в сиротский приют в Краков".
Там его нашла подруга их семьи и забрала к себе.
| Ришард Горовиц среди освобожденных узников концлагеря, 1945 год |
На следующий день они уже были вместе. Чудесным образом, вся семья Горовиц смогла пережить немецкую оккупацию.
Позже Ришард закончил Краковскую Академию изобразительных искусств. В те годы Краков стал центром авангардной живописи, театра и кинопроизводства. Ришард был так очарован новыми возможностями в фотографии, что в 1959 году поехал учиться в Нью-Йорк в институт Пратта.
Он имел счастье быть учеником русского эмигранта, легендарного Алексея Бродовича.
Получив образование, Ришард начал работать арт-директором и дизайнером нескольких рекламных агентств и кинокомпаний в США.
В ноябре 1967 он открыл свою собственную студию фотографии в Нью-Йорке. За 50 лет творчества, работы Ришарда Горовица были опубликованы во многих крупнейших журнальных изданиях, а выставки с его участием проходят по всему миру.
Ришард Горовиц, находясь в Варшаве на открытии своей персональной выставки, встретился с историком искусства Артуром Рудзицким и любезно согласился дать интервью "Украинской Правде. Жизнь". Это первое интервью мастера украинскому изданию.
- Вы являетесь одним из известнейших фотографов ХХ века. Тяжело ли быть известным?
- Мне очень приятно было узнать, что мое творчество знают на Украине. Хотя, что касается славы, то она никогда меня особенно не интересовала, и не это было самоцелью моей работы.
- Как повлияло на Вашу жизнь время, проведенное в Освенциме? Какое впечатление произвел на вас фильм Спилберга "Список Шиндлера", ведь вас в этом фильме также упомянули?
- К счастью моя военная история не стала базой и темой для моего творчества, хотя временами мои критики не соглашаются в этом со мной.
Фильм Спилберга кроме тяжелой темы очень удачный, и что более важное - представил Холокост миллионам зрителей во всем мире, трагедию, о которой во многих уголках мира никогда бы сами не узнали.
- С чего началось Ваше творчество?
- С самого детства я фотографировал своих родных. Позже друзей, среди которых были джазовые музыканты. А я очень люблю джаз, и одно время, еще в Польше, сам играл в джаз-клубе. И моим кумиром был Дэйв Брубек, с которым я смог подружиться уже в Штатах.
Так вот, джаз-клубы - это место с огромным количеством дыма и поэтому необычно падающим преломляющимся светом. Там я начал фотографировать сцену, делать портреты. Весь процесс съемки и сама обстановка очень мне нравились.
Кроме этого, я очень любил театр, кино и музыку. В молодости был подвержен воздействию сюрреалистической литературы, например, произведений Кафки, Беккета и театра абсурда.
Я писал картинки, которые совсем не были реалистическими.
Что касается фототехники, первоначально я работал с очень примитивными камерами. Когда мне было 16, отец купил мне "ExactaVarex", фотокамеру, сделанную в Восточной Германии. Объектив был очень хорошим. Камера была сделана на всемирно известном заводе "Carl Zeiss", который оказался в советской оккупационной зоне после войны.
Позже я стал одним из первых художников, работающих с цифровыми технологиями в фотографии. Сразу нашлись критики, которые не были этому рады: они говорили, что, мол, есть свои законы в фотографии, традиции и так далее.
До сих пор еще существует множество мнений по поводу того, что можно делать в цифровой технологии и что нельзя, и как ее нужно использовать в качестве творческого инструмента.
- В Нью-Йорке Вы уже 50 лет. Предполагали ли Вы, что уезжая из Кракова в США, навсегда там останетесь?
- Вы можете не верить, но я никогда в своей жизни ничего заранее не загадывал. Хотя конечно понимал, что Польша тех лет была не очень хорошим местом для таких людей как я. Наверняка я не смог бы жить под давлением той политической власти.
Ко всему, я ехал в США не для того чтобы "сделать карьеру". А ведь множество моих польских знакомых приехало сюда, чтобы получить "Оскара", а потом обижались на Штаты, что "приехал такой великий мастер, а его никто не признал".
Я решил изначально все делать по-американски: когда в 1959 году сел в самолет, то в чемодане у меня был учебник английского, а в моем ботинке краковский театральный знакомый портной спрятал немного долларов, которые мои родители откладывали много лет на мое образование.
Первое время мне было очень тяжело в Америке, все меня раздражало.
Мама присылала мне польскую прессу, которую я читал до дыр. И очень тосковал.
Ведь в Польше остались мои подруги. Но я был уверен, что как только закончу обучение - сразу вернусь домой. Не вернулся.
Позже, когда я пытался получить вид на жительство в США, польские власти лишили меня польского гражданства.
| Ришард Горовиц |
- Это длилось два или три года. После окончания учебы я понял, что без труда смогу найти работу. И не на стройке. Сразу почувствовал себя в Нью-Йорке как дома. Кроме этого, я всегда чувствовал себя космополитом. В Польше не могли мне этого простить.
И даже в Нью-Йорке ходили за мной польские шпионы. Несколько лет тому назад я познакомился с одним из них, который в 60-тые годы следил за мной и отправлял рапорты в Варшаву. На меня и на всех моих нью-йоркских друзей.
В то время я как раз подал прошение на получение американского гражданства, а мне отказали, так как кто-то из Польши пустил слух, что я являюсь шпионом и фотография мне нужна как прикрытие, чтобы делать фото и передавать их в КГБ или в польские спецслужбы.
Пришлось взять адвоката, чтобы доказать свою благонадежность.
- В Америке быстро оценили Ваш талант?
- В общем да. Но когда меня спрашивают: "Как у тебя это получилось?" - Я отвечаю: "Работа, работа и работа!"
Никогда никому так просто ничего не дается. Это нужно всегда помнить. И еще: иногда, ради своей цели, приходится чем-то жертвовать. Тем более это касается людей искусства.
Ведь здесь идет речь о свободе выражения, свободе творчества. Поэтому, ради такой свободы и независимости, приходится быть выше земных искушений и даже денег.
Я получил предложения работы сразу после получения образования. И без знакомств и связей. Просто однажды к нам в Институт Пратта, где я обучался дизайну и рекламной фотографии, зашли два очень модных в те времена графика.
Просмотрели портфолио моих однокурсников, а работу предложили мне. Так я попал в мир нью-йоркских дизайнеров и фотографов.
- Вашим учителем в искусстве фотографии стал легендарный русский - Алексей Бродович. Каким он остался в Вашей памяти?
- Бродович был моим идолом. Познакомился с ним в первые годы моего пребывания в Нью-Йорке через Аведона. После ознакомления с моими работами, Бродович предложил мне стипендию из своих средств.
Он произвел на меня огромное впечатление как фотограф, художественный редактор и, что самое важное, научил меня верить в собственный талант.
- Одно время Вы работали ассистентом и стали приятелем Ричарда Аведона, предки которого также из Российской империи, с Украины...
- Это правда. И Аведона я очень ценю, но скорее как режиссера фотографии, чем фотографа. Он показал мне как налаживать непосредственный контакт с моделью во время фотосессии, что ранее было для меня чем-то непостижимым. Он умел выжать из модели то, что хотел.
А вот техника была для него второстепенной. Сам он очень редко становился за фотокамеру. Один из его ассистентов вынимал пленку, второй вкладывал ее. Пшик-пшик - и конец сессии. Его лучшие портреты - это портреты известных женщин с ретушью, но как это сделано! Прекрасные шеи, прекрасные плечи. А ведь тогда еще не было ни фотошопа, ни компьютеров.
Ко всему, Ричард Аведон оказался прекрасным человеком и взял меня под свое крыло, несмотря на то, что мой интерес к фотографии был иным, нежели его.
Конечно, меня восхищало мастерство Аведона и качество его фотографий, но Аведон создавал специфический портрет. Другой великий фотограф - Хельмут Ньютон - специализировался на эротической иллюстрации.
А Анне Лейбовиц, например, сделала карьеру, прежде всего, фотографируя celebrities.
Я же делал рекламную фотографию, где смешал и сюрреализм, и фэнтези, и другие направления в искусстве.
| Patricia Da Re, 1997 год |
- Интересно, что многие выдающиеся фотографы - эмигранты или потомки эмигрантов. Эва Арнольд, Леонид Лубяницкий и другие.
- Леонида Лубяницкого знаю хорошо. Он был какое-то время моим ассистентом и через него я познакомился с Мишей Барышниковым. Леня живет в Нью-Йорке и занимается портретной фотографией.
Сам Барышников занялся в последнее время фотографией и имел уже несколько успешных выставок. Его цветные фотографии, в основном, посвящены экспрессии танцовщиков в движении.
- Вы были знакомы с уроженцем Киева, всемирно известным и легендарным художественным редактором издательства "Conde Nast" Алексом Либерманом, в свое время помогавшим устроиться в эмиграции Иосифу Бродскому?
- Алекса Либермана и Бродского я лично не знал. Либерман занимался журналом "Voque", я же работал с 1969 года для "Harper's Bazaar", его главного конкурента. (Смеется).
- Когда смотришь на Ваши фотографии - на закрученные волны, какие-то летящие предметы, которые непонятно из чего-то сделаны, - это так впечатляет. Как все это у вас получается?
- Видите ли, я всегда доказываю, что я фотограф, а не компьютерный дизайнер. И в тоже время я нахожусь в поиске, даже теперь, после появления фотографии в цифровом виде, я еще больше экспериментирую, фотографирую различные объекты: малые, большие, перемещаю их, фотографирую их таким образом, чтобы они могли быть в разных контрастах.
- Какую из своих фоторабот Вы больше всех любите - цените?
- Так сразу не скажу: ведь в определенном смысле я каждый раз бываю под влиянием более поздних своих работ.
Но может быть "Аллегория", на которой изображен маленький ребенок и...ястреб.
Во многих публикациях журналисты и критики указываю, что птица выпускает из когтей ребенка, и, очевидно, в этом есть влияние моего трудного военного детства.
Моя же задумка была полностью противоположна: птица спасает ребенка, и если честно, никогда не трактовал эту фотографию как фрагмент моей биографии.
- Как-то Роман Полански сказал, что Вы являетесь его ближайшим другом (Ричард и Роман выросли в одном краковском дворе, и дружили с самого раннего детства). Вы поддерживаете с ним отношения?
- Видимся мы достаточно нерегулярно, ведь он живет в Париже, а я в Нью-Йорке. Встречаемся чаще всего в Польше или в Париже. Недавно мы вместе были гостями китайской Киноакадемии в Пекине.
Он рассказывал о "Пианисте", а я привез большую выставку своих фоторабот, впервые в Китай.
- Сейчас Вы заняты разбором своего архива. Хочется немного передохнуть от работы?
- Ну, во-первых, хочу еще раз внимательно просмотреть свои фотографии, которые сделал много лет тому назад. Кто знает, может еще смогу использовать некоторые из них для своих новых композиций.
Во-вторых, упорядочение архива совсем не означает конец творческой работы.
Наоборот. Чем становлюсь старше, тем яснее вижу, что многие мои работы остаются современными и актуальными в начале этого столетия. Может потому, что основа моих работ - это смесь галицийского сюрреализма и американского безумства.
- Совсем недавно, 5 мая, Вы отпраздновали свое 70-летие. Довольны ли Вы сделанным за эти 70 лет?
- Своими достижениями я никогда не буду абсолютно доволен. Потому что хочу творить настолько долго, насколько позволит здоровье. Ко всему постоянно открываю для себя что-то новое. И никогда не выйду на так называемую пенсию. В моем понятии такого не существует.
- В 1999 году в Киев прошла ознакомительная выставка некоторых Ваших работ. Планируете приехать в Киев?
- Я никогда не был в Киеве и на Украине, но всегда хотел увидеть этот прекрасный город, поэтому, если представится возможность, я с большой радостью приеду в Киев со своими новыми работами.