Александр Соловьев: Для меня странно, как в наше время можно испугаться картинки

Пока новость об уничтожении работы Владимира Кузнецова накануне открытия проекта "Велике i Величне" продолжает заполнять отечественное и мировое новостное пространство, в социальных сетях не утихают дискуссии.

И теперь уже не только о самом решении Натальи Заболотной, но и о дальнейшей судьбе "Мистецького Арсенала", оставшегося вследствие инцидента без своего главного куратора - Александра Соловьева, написавшего заявление об уходе.

"Украинская правда. Жизнь" встретилась с Соловьевым в пятницу чтобы поговорить о возможных мотивах уничтожения критической работы, необходимости учитывать влияние медиа, протестных настроениях в искусстве, а также о том, что же из себя представляет на сегодня крупнейший в Украине выставочный и музейный комплекс и куда ему следует двигаться.

- Ваше письмо об увольнении уже подписали?

- А какая разница, подписано оно или нет? Я принял окончательное решение. А как тут можно иначе? Тем более, что последствия этого инцидента были предсказуемы, мы ведь находимся в активной медийной сфере.

Финал, конечно, вопиющий. Но главная проблема тут в том, что решение Заболотной было вызвано "благими намерениями", желанием сделать хорошо Арсеналу, его команде. Но все лежит гораздо глубже. Я работал в Мыстецьком Арсенале три года, и все это время мы пытались сформулировать для себя, что это вообще за место. Стройка? Музей? Художественная институция? Какая она? Чем она занимается? Каким искусством? Музейным? Современным? И тем, и другим?

Из ответов на эти вопросы должна была выработаться какая-то стратегия, позиция. Если делается классический музейный проект – то какой это проект? В связи с чем он делается? Уместно ли на нем, допустим, современное искусство, учитывая его специфику?

Арсенал всегда мыслился мной все таки как некая музейная институция, которая может воплотить новые взгляды на историю, на способы ее репрезентации, работать с исторически "актуальным архивом". Ну и, конечно, с самим актуальным искусством, которое, как известно, критически настроено к действительности по определению.

- Решение о закрашивании работы Кузнецова было с Вами вообще согласовано? Или же это было единоличное решение Натальи Заболотной?

- В случае с работой Кузнецова, я бы сказал, что "бачили очи що купували".

Приглашали мы его вместе с Заболотной, мы вместе видели его схожую роспись на выставке "Украинские новости" в Замке Уяздовском (а до нее и роспись в PinchukArtCentre), затем я с ним еще какое-то время переписывался и дискутировал.

Роспись для Арсенала - это продолжение его темы Колиивщины. Но могла быть и другая тема, не в этом дело. Главное здесь – острый гротескный образ.

Изначально в этом проекте ["Велике і Величне" – прим. Ред.] было перепутано грешное с праведным. Это должна была быть либо выставка конкретно "под финансирование", соответствующая заявленному патронату, либо упор должен был делаться все таки на межмузейное сотрудничество. Таков был изначальный замысел.

- То есть, идея большого музейного проекта возникла до программы празднования 1025-летия Крещения Руси и связанной с этим возможности финансирования?

- Конечно. Эта выставка должна была стать первым толчком к дальнейшей работе в так называемом формате extra large, масштабный проект на основе коллекций разных музеев. Такие проекты сейчас колесят по всему миру. У нас были переговоры с тем же Лувром. И "Велике і Величне" мы задумали реализовать именно на межмузейной основе.

Готовить такие выставки очень долго, хотя мы и знали, где какие работы хранятся. Но привезти их не просто, поскольку что-то находится в Москве, что-то в Кракове в Вавельском замке...

Это огромная работа. Нам дали многое из тех работ, что мы просили. Но не все из того, что удалось заполучить, буквально соответствует формату "велике".

Задача была не только собрать значимые произведения в одном проекте, но и сделать его достаточно масштабным - соответствующим масштабу самого пространства Арсенала.

Тогда возникла идея пригласить современных художников, которые работают с мобильными формами, с большими масштабами и тематикой, близкой настроениям уличных протестов.

Такие настроения близки некоторым разделам в истории украинского искусства, представленным в проекте - тому же авангарду. Мы знаем, что искусство вообще не существует без конфликта.

Насчет финансирования я не знаю. Моя задача - делать выставки. Я вчера работал до последнего и ушел, пока не развесили все работы. Нужно понимать внутреннюю "кухню" проекта и всего Арсенала, где работа часто происходит в режиме такого броуновского движения.

Много благих намерений, амбиций, побуждений. С другой стороны, то, что Арсенал из состояния бесконечной стройки стал функционировать как выставочная площадка – безусловно, заслуга Заболотной.

И наша творческая группа, ответственная за выставки, все таки работала в пристойных условиях в сравнении с другими музеями, где не всегда даже компьютеры есть.

Понятно, что эта выставка должна была посещаться "кем-то". И тут сработал инстинкт самоцензуры. Но для меня такое решение - скорее из сферы иррационального.

Со мной советовались. И советы были даны. Предлагались более мягкие варианты выхода из положения, хотя и они порочны по сути.

Тут много моментов – юридический, этический, технический. В данном случае куратор выставки перевела это в плоскость перформанса. Я вспоминаю отдельные случаи из истории искусства – Пикассо, например, закрашивал холсты Модильяни. Либо ситуация с Александром Бренером, нарисовавшем знак доллара на холсте Малевича, за чем последовали полгода тюрьмы в Амстердаме, слава, материал в журнале FlashArt, переселение в Вену. Но это делали художники, это другая ситуация.

"Работа (Кузнецова) полностью соответствовала концепту, она обещала быть очень интересной и не содержала никакой крамолы по отношению к искусству, чтобы ее постигло то, что постигло" - комментарий Александра Соловьева в Facebook

- А почему, кстати, куратором выставки значится Наталья Заболотная?

- Начну с того, что я многое прошел за свою профессиональную карьеру и помню самые разнообразные эпизоды, связанные со снятием работ с выставок, скажем, того же Савадова. Но это все таки была еще советская эпоха. Потом были 1990-е, эпоха сквотов. Полная свобода! Но и ты никому не нужен был. Но это все же было самое счастливое время существования в искусстве.

[L]Потом были "гламурные 2000-е". Я работал в галереях, где тебя сначала приглашают как эксперта, просят консультацию, собирают коллекцию.

А на каком-то этапе работодатель начинает ощущать, что вроде ничего особенного ты не делаешь, что он может и сам повесить картину - и тоже объявляет себя куратором.

В нынешнем случае проявилась такая гиперответственность - выставка проходила под патронатом, и поэтому тут якобы нужен был контроль и еще раз контроль. Но, одновременно, это и проявление недоверия. В том числе и ко мне, как куратору Арсенала.

- Неужели не учитывались возможные последствия такого решения?

- Ситуация с Кузнецовым не была для меня единственным острым моментом. Работа в Арсенале, конечно, очень хорошая. Но прецеденты были и другие, и я не хочу обо всем говорить. Это не первое мое заявление за последние 20 дней. Мне трудно понять, почему произошла подмена функций.

Понятно, что логика чиновника не совпадает с логикой творческого работника. Но у нас сложился такой стереотип, что чиновники обязательно должны подавлять свободное искусство. И тут, вероятно, куратору подумалось – а как бы чего не произошло! И результат такой, что куратор сам себя отстегал в сервильном рвении. А путей было много.

Мы то знаем, что рукописи не горят. Любая новость сразу же заполняет медийное пространство – как можно этого было не предусмотреть? С другой стороны, я изначально не совсем понимал, зачем под стенами Арсенала организовывать акцию протеста? Против чего, собственно?

Но это уже дух времени, это идет от протестов по всему миру. Не зря журнал Time назвал Человеком 2011 года Протестующего. Это идет, отобразно говоря, от Таксима и Тахрира до…

- До Киевского Арсенала?

- Да. И главное ведь не в том, чтобы "не пролить соус", а в том, чтобы не заметить этого. Для меня странно, как в наше время можно испугаться картинки. Можно многое вспомнить. Та же Киевская биеннале – там половину работ можно было запретить! А Венецианская биеннале?

Никто не закрывает такие выставки. Тут сработала чиновничье-административная логика в ее усугубленном варианте –"не пущать".

- После истории с назначением Татьяны Мироновой директором НХМУ и последующими за этим протестами, в итоге изменившими положение дел стало, по-моему, ясно, что в этой сфере тоже нельзя не считаться с возможной негативной реакцией. Неужели это не учитывалось?

- Тем более удивительно. Арсенал - это возможность для больших проектов. Мне близки и форматы исследовательских и лабораторных проектов, я бы и биеннале в такой форме делал. Но все же должно быть место и для масштабных, музейных выставок.

Не все, что делалось в Арсенале, мне нравилось. Мне были близки первые проекты, а потом уже было много компромиссов, опаски, как бы чего не случилось, а все ли можно показывать.

Казалось, что мы все переживем, и нужно подождать, пока все заработает как надо, что нужно привлечь к Арсеналу внимание, учитывая все сложности.

В данной ситуации можно было все просчитать. Но, повторюсь, это была скорее САМО-цензура, а она, как кто-то написал в Фейсбуке, неизлечима.

Все фото - Мыстецький Арсенал (страница у Facebook)