Надежный тыл. Как это – быть мамой гея

Елена Глоба – мама открытого гомосексуала.

Также она глава некоммерческой украинской общественной организации "Терго" – сообщества родителей, семей, друзей ЛГБТ (лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров).

Когда общаешься с Еленой, невольно возникает мысль: "С такой продвинутой и боевой мамой можно быть открытым геем. Она за своего ребенка порвет".

Видимо, неспроста название ее организации с латинского переводится как "тыл", а ее сын Богдан возглавляет "Точку опоры" – крупнейшую Национальную ЛГБТ-организацию Украины.

Сейчас она успешно преподает в Национальном педагогическом университете имени Драгоманова и с улыбкой рассказывает, что, придя в новый коллектив, чтобы не было недомолвок, уверенно сказала своему начальнику: "У меня сын гей".

"...И он мне ответил: "Да, да, есть такие люди". То есть, не стал ни осуждать, ни критиковать, ни как-то комментировать. Он согласился, потому что почувствовал мою уверенность. Единственное, что он посоветовал: "Вы не распространяйтесь, а то вдруг еще придется вас уволить". Я подумала: "Вы меня еще попробуйте уволить".

Однако такой Елена была не всегда.

Ей понадобилось долгих 8 лет, чтобы принять, что ее сын – другой, начать об этом говорить открыто, поддерживать его и помогать другим таким же родителям принять своих ЛГБТ-детей.

МАМА ЧУВСТВУЕТ, О ЧЕМ ЭТО

– Когда и как вы узнали, что ваш сын гей?

– Это не был каминг-аут, когда ребенок открыто говорит о своей гомосексуальности.

...Это был 2004 или 2005 год, может, даже 2003-й. У нас был один компьютер на всю семью, и я случайно открыла не свою папку, когда работала с документами. Там были хорошие стихи с высоким слогом, но совершенно непонятного мне содержания – о его любви к нему.

Я не могла понять, но на подсознательном уровне, наверное, в таких случаях мама чувствует, о чем это.

Очень сильно испугалась. Наедине спросила сына, причем в довольно грубой форме: "А не голубой ли ты?"

Сейчас я знаю, что это обидно и оскорбительно, но тогда сын меня поправил: "Да, мама, я гей".

Елена с сыном Богданом, который возглавляет "Точку опоры" – крупнейшую Национальную ЛГБТ-организацию Украины

Для меня это было очень страшным и фатальным известием. Во-первых, я не могла это понять, будучи гетеросексуальным человеком. В наших семьях, может быть, если и были эти геи, то люди скрывались.

Было очень тяжело. Психологи дают 5 или 6 стадий. Я прошла их все, причем на каждой стадии застревала довольно подолгу. В общей сложности, около 8 лет.

Я ученый по профессии, защитила диссертацию, и первое, что сделала – стала исследовать этот вопрос. Что это такое? С чем его вообще едят? На тот момент мы жили в Полтаве, и не было вообще никакой литературы. Я весь город перевернула.

Поехала в библиотеку Вернадского в Киев. Мне надо было узнать, что это такое.

– А с кем-то обговорить эту проблему?

– По натуре я экстраверт, всем все рассказываю, со всеми делюсь. Но когда сын сказал, что он гей, у меня началась полоса закрытости. Даже друзьям, даже самым близким, я боялась сказать.

Первая мысль была: "Это какое-то извращение, я допустила какую-то ошибку в воспитании, это моя вина, и я не должна никому рассказывать, меня будут стыдить".

На тот момент я была доцент, кандидат филологических наук, и воспитала такого сына. Я закрылась и решила, что сначала должна сама во всем разобраться.

У нас была семья. Я ее считала идеальной. У нас был совершенно идеальный ребенок – тихий, спокойный, очень умный, с авторитетом в школе. Мы не ссорились, у нас даже скандалов никогда не было.

– От мужа вы тоже закрылись?

– Когда сын сказал, что он гей, мы были не дома. Еле-еле дошли тогда, помню эту длинную дорогу, когда мы молчали. Я не знала вообще, что тут можно сказать...

А когда зашли в дом, я села в кресло и начала рыдать.

Во-первых, я уже на тот момент осознавала, что к таким людям очень плохо относятся в обществе, и сразу представила, как оно будет. Как жить в Полтаве? Это же маленький городок, где все всё обо всех знают. Страшно напугалась, какая тяжелая жизнь ждет моего сына.

Во-вторых, было чувство вины за плохое воспитание.

Когда пришел муж, он спросил, что случилось, и стал меня успокаивать: "Не переживай, сейчас мы разберемся и обязательно найдем врача, заплатим деньги, и его вылечат. Это, скорее всего, какая-то болезнь. Я точно не знаю, но, по-моему, это какое-то заболевание, и оно лечится".

Скорее всего, у мужа было такое понятие, что это что-то вроде алкоголизма. У меня была информация "извращенец, преступник". Полная каша в голове.

Так вот, в библиотеке Вернадского я нашла огромную толстую книжку Игоря Кона "Лунный свет на заре" в украинском переводе. Скопировала самые главные страницы. Там было написано: "В 20% случаях вылечиваем гипнозом, но с условием, что человек сам этого хочет".

Кстати, сейчас в новом издании Кон этого уже не говорит, но тогда это там было.

Елена Глоба: "Во-первых, я страшно напугалась, какая тяжелая жизнь ждет моего сына. Во-вторых, было чувство вины за плохое воспитание"

– Вы решили его лечить?

– Да. У меня родной брат живет в Санкт-Петербурге. Я попросилась к нему приехать, толком не назвав причину, заполнила какую-то заявку на сайте Кона, что мы к ним приедем, и озвучила это сыну.

А он сказал: "Мама, я вообще не хочу, чтобы вы тратили на это деньги. Это не лечится, это не поменяется и вообще не надо выкидывать деньги на ветер".

Я начинаю вспоминать слова Кона, что человека нельзя вылечить, если он не хочет. Уговариваю: "Тебя вообще не должны волновать проблемы денег, это наши деньги, мы все отдадим".

А он говорит: "Мама, пойми, что ты меня не вылечишь".

Мне очень жаль, что в тот момент сын еще не сказал: "Мама, ты вообще меня покалечить можешь". Вот эта информация мне не пришла на тот момент.

– После этого вы отказались от идеи его поменять?

– Нет. Я попросила друзей найти мне хорошего психолога. Не сказав им причину. Когда я к ней пришла, то сказала: "У меня сын гей, надо его срочно поменять. Давайте будем менять".

Психолог ответила: "Я не могу поменять вашего ребенка, но могу помочь вам поменять ваше отношение к гомосексуальности сына".

Я развернулась и ушла.

– В библиотеки и к психологу вы ходили сама? А муж?

– Еще в книге Кона красной нитью шла фраза о том, что сейчас существуют исследования о том, что все-таки гомосексуальность обуславливается на генетическом уровне. И я, как ученый, постепенно начала это понимать.

А тут я еще и пришла от психолога и сказала мужу, что психолог отказывается. Всю эту информацию показала, все объяснила – а муж не поверил.

Он начал обвинять во всем неправильные методы воспитания, начались очень сильные скандалы в семье... Это был просто ад.

Тогда я снова пошла к тому же психологу и говорю: "Помогите, пожалуйста, потому что я не могу справиться".

Она начала работать со мной, и это была замечательная работа, которая мне очень помогла.

ДРУГИЕ НЕ БУДУТ ТЕРЯТЬ СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ

– Сейчас вы возглавляете организацию родительской инициативы "ТЕРГО", которая работает с семьями ЛГБТ. Как вы к этому пришли?

– Такие организации существуют в странах Европы и США. Мысли создать подобное в Украине были у многих людей. Причем они возникли где-то одновременно.

Я, например, понимала, что 8 лет выброшены, что называется – потому что было много страданий, много поисков, разочарований.

– То есть, если бы вам было к кому прийти раньше…

– ...возможно, мы с мужем смогли бы найти согласие по этому вопросу.

Он ведь так и не принял. Был очень агрессивен к ребенку, скандалы начали перерастать в реальные драки.

Причем я искала разные подходы, разговаривала, привезла материалы, пыталась его убеждать. Но за моими плечами не стояло никакой организации, авторитетов не было. Это были всего лишь мои слова и "какой-то Кон".

Все это тянулось годами, работа заброшена, на карьере тоже крест, развод…

И вот, когда я услышала, что есть люди, готовые тоже создавать такую организацию, то обрадовалась и подумала: "Это будет классно, потому что какие-то другие мамы не будут терять столько времени".

Елена Глоба с членами европейской родительской инициативы ILGA-Europe

– Как организована ваша работа?

– На основе ежемесячных встреч. На первой было три мамы. Я, еще одна мама, тоже принявшая своего сына, и женщина, которая буквально недавно узнала. Ее привел сын. Она пришла нам рассказать, что мы тут все извращенцы и вообще преступники.

Мы сидели четыре часа. Говорили, чай пили, плакали вместе, смеялись.

И я до сих пор прекрасно помню, с каким лицом она пришла – и с каким состоянием потом уходила. С облегчением.

Вот тогда у меня появились ответы на мои внутренние вопросы – надо или не надо эту организацию создавать.

– Вы работаете уже три года. За сколько встреч родитель может пройти тот путь, что вы прошли за восемь лет?

– Иногда за две встречи, иногда надо больше… Встречи у нас длительные – мы с 8 начинаем, часов в 5 вечера заканчиваем. Обязательно идут личные истории.

Уже приходит по 15 мам, на последней было 20 человек. Папы появились, и дедушка даже есть. Каждого просим поделиться личной историей. Новоприбывшие рассказывают самые последние.

Когда они слышат, что, оказывается, тут у всех "такое" – их попускает моментально. Потом еще обязательно подключается наш психолог, какие-то небольшие консультации, упражнения…

Бывает, что и два дня длятся наши встречи.

Также есть тренинги о сексуальности, о гомосексуальности, о генетическом коде, на все теоретические вопросы отвечаем.

– А бывает такое, что человек пришел, все время просидел и ничего не сказал?

– Такое может быть. Есть одна женщина, сейчас она очень активный член нашей организации, но когда первый раз пришла, не захотела говорить.

– Но она пришла второй раз. А бывают такие, кто не приходит?

– Бывает так: пришли люди, получили поддержку и больше не приходят.

Не всем нравится приходить еще и помогать другим.

Иногда мы звоним маме, приглашаем, а она говорит: "А зачем мне к вам ехать? Я своего сына принимаю, у меня все нормально, у меня нет проблем". Мы говорим: "Пожалуйста, приезжайте, просто поддержите других".

Работает же эффект большого количества. На первой встрече нас было двое против одной, и все равно мы ее убедили. Как правило, у нас новичков бывает 2-3-4, остальные уже своих детей приняли. Мы "массой давим".

Елена Глоба о встречах родителей: "Работает же эффект большого количества. На первой встрече нас было двое против одной, и все равно мы ее убедили"

– Как часто приходят семьями? Вот, чтоб муж и жена, отец и мать.

– Был единственный случай. Сын привел маму и отчима. Они прямо вдвоем пришли. Организации три года, у нас еще нет понятия "как часто". У нас все единичные случаи. Вот, один дедушка пришел, два папы пришло...

– За три года только два папы?

– Да, два папы и один дедушка.

– То есть, у отцов отрицание гомосексуальности сильнее?

– Нет. Просто мамы более открыты, социально активны и готовы делиться своими историями.

Папы, наоборот, считают, что это надо скрыть. Они на революцию могут выйти, а какая тут "революция" – встреча мам? Это не их формат.

– Может, им какой-то другой формат надо придумать? Мужской клуб сделать?

– Мы пытаемся. Чтобы сделать мужской клуб, надо хотя бы набрать количество.

– А если человеку сложно вынести свои переживания на публику. Он не хочет приходить на встречи. Что можно ему посоветовать?

– Приходить и разговаривать индивидуально с психологом. Литературы у нас достаточно, мы можем просто дать ее. Можно почитать наш сайт, там много интересного. Стараемся загружать, в свободной продаже такой литературы нет.

Многие встречались лично со мной, а потом уже очень легко приходили на эти встречи. Я могу дать телефон любого человека, в каких городах у нас есть эти люди.

Любые форматы, нет никаких проблем.

Кстати, есть у нас и формат совместных встреч "мамы и дети". Мамы рассказывают про каминг-аут своих детей, дети рассказывают о своих каминг-аутах. Мы просто друг друга наблюдаем.

Во-первых, сами дети понимают, что безопасно к таким мамам идти, мамы совершенно адекватны, они не осуждают, они не ругаются, они правильные слова и термины употребляют.

Во-вторых, мамы понимают, в чем суть.

Бывают случаи, когда дети не говорят мамам, куда их приводят – и тогда все по кругу представляются "Я Елена и у меня сын гей", "Я Лариса, у меня дочка лесбиянка"... У них шок.

Как-то была женщина с мужским складом характера, агрессивная. Она говорит: "А я вот такая-то, у меня дочь, и, судя по раскладу, она лесбиянка". Мы сразу все спрятались, нам стало страшно, потому что мы поняли, что это, так сказать, скандальчик. Там на встрече были психологи, они это все разрулили аккуратненько так.

– Сколько всего родителей прошло через вашу организацию?

– Около 100 родителей, по всяким каналам связывались. Большинство у нас родителей именно геев, они активнее признаются им, есть также родители лесбиянок, и одна мама трансгендерного ребенка.

У МЕНЯ У САМОЙ БЫЛИ НЕАДЕКВАТНЫЕ ЧУВСТВА ВНАЧАЛЕ

– Что должно измениться в Украине, чтобы таким семьям, как ваша, было легче?

– Систему сексуального образования нужно менять обязательно. У ребят осознание себя начинается рано. Сами дети, когда у нас совместные встречи, говорят, что осознали гомосексуальность в 10-11 лет.

Нужны серьезные научные исследования, как работает мозг, что там в нем происходит.

У нас нет психологов, которые бы работали с ЛГБТ.

Почему-то у нас это проблема, вузы не обучают этому. Очень специфическая тема, человек должен быть подкован соответствующим образом.

– Марш равенства, который собираются проводить 12 июня, вы тоже проводите ради изменений?

– Во-первых, это определенный диалог с нашим правительством. Оно должно видеть, что ЛГБТ-люди у нас в стране – есть.

Елена Глоба: "Марш равенства - диалог с нашим правительством. Оно должно видеть, что ЛГБТ-люди у нас в стране – есть"

Был у меня случай в Кременчуге. Пригласила правовая организация, как маму открытого гея. Я спрашиваю их – "Где ваша ЛГБТ-организация? Мы своих мам привезем", и так далее. А мне говорят: "Так у нас нет ЛГБТ в городе".

Понимаете, у них в городе – "нет ЛГБТ"... А когда началась эта встреча, ко мне целая очередь стояла.

Девочка подсела, говорит: "Я гетеросексуальная, для подруги спрашиваю". Там была куча вопросов, на все ответила – честно, открыто. А под конец ей говорю: "Ну, пусть приезжает, родителей привозит". А девочка сидит и говорит: "Ну, я не знаю. Папа, наверно, мой не поедет..."

Люди закрыты, они боятся. И я их понимаю, это все нормально. Потому что действительно, Кременчуг – маленький город, и непонятно, чем это может закончиться для человека.

Так вот, наше правительство должно знать, что у нас есть ЛГБТ-граждане, и их права нужно закрепить на законодательном уровне. У них есть семьи, имущество. Им свойственно все-то же, что и гетеросексуальным бракам.

Это моральное давление на наше правительство, это ему посыл: "Нас много, мы есть. Пожалуйста, давайте будем принимать законы. Это насущная проблема. Смотрите, как нас много".

И тогда правительство выглянет в окно: "Ого, вот это толпа. Все, будем решать их проблемы".

– В таком случае ваши оппоненты тоже имеют права. Они уверяют, что ваше шествие – пропаганда.

– Да, имеют. Причем нашими оппонентами могут быть наши родные родители. Мы уважаем их чувства, мы понимаем. Я лично первая буду уважать, потому что у меня у самой были неадекватные чувства в начале.

Но все должно быть цивилизованно.

Мы идем своим шествием, вы с нами не согласны – организуйте на параллельной улице тоже свое шествие. Мы не должны друг друга бить.

Никакой пропаганды в этом нет. У марша всегда есть концепция, месседжи, и ни один из них не кричит: "Становитесь такими, как мы".

Потому что мы знаем – это невозможно. Это генетический уровень. Если природа этого не сделала, то я как мама, или мой сын никого не обратим в гомосексуальность.

Елена Глоба на прайде в Балтиморе, штат Мэриленд, США

– Среди ваших противников много религиозных людей. А есть у вас опыт работы с такими родителями?

– У нас есть религиозная семья. Там даже был торг: папа придет на встречу родителей при условии, что сын пойдет к священнику. Сын сходил к священнику, папа пришел на встречу родителей. Потом еще сын каким-то образом заманил и маму.

Единственное, что эта семья все равно на встречи не хочет приезжать, сколько мы их ни приглашали.

– Может, у них все равно остается, что это блуд?

– Конечно. Эта религиозность же никуда не девается. Может, это была игра, не знаю. Но мама на встречах все время говорила, что любит своего сына и принимает его таким.

Кстати, есть у нас еще одна женщина верующая. Она сама нас нашла, увидев по телевизору интервью моего сына, и стала очень активным членом. Мы даже ее посылали на, так называемый, христианский форум. Его ежегодно в разных странах устраивает европейская ЛГБТ-организация именно для верующих родителей.

Так вот, эта женщина даже мужа уговорила поехать с собой.

У нас вообще есть мечта выйти на священнослужителей, поговорить с ними, потому как верующие родители – одни из самых сложных.

Была у нас и страшная история (когда я ее услышала, со мной чуть удар не случился) – когда родители настаивали, чтобы над их сыном провели обряд экзорцизма. Все же знают, что это очень болезненный, очень неприятный обряд.

– Они его провели?

– Провели. Никакой дьявол из человека не вышел. Мальчик нам сам рассказывал. Травма у него была дикая, конечно, психологическая.

У него было отвращение к сексу, в принципе. Но, когда это все начало проходить, опять вернулось чувство заинтересованности своим полом. "Дьявола" же, вроде, "изгнали" – а любовь к женщине не появилась.

Сейчас и так непростая жизнь. Зачем же еще искусственно добавлять своему ребенку страданий?

Я вот любила своего ребенка, очень. Почему у меня возникала мысль поменять его?

[L]Когда ребенка не принимают, это ужасно. На подсознательном уровне ребенок принимает программу родителей: "Я плохой, значит, меня надо уничтожить". Это все неосознанно, но потом вполне осознано он кидается в разгулы, в алкоголизм, в наркотики, все что угодно. Он начинает себя убивать.

Человеку становится безразлично с кем вступать в сексуальную связь. Ему все равно, что он может заразиться ВИЧ, даже классно: "Ура, заражусь, что-то докажу. Вы меня сейчас гнобите, обзываете, а я умру, вы будете за мной плакать".

Родители думают: "Мы ребенка выгнали и все решили". А это, наоборот, только усугубление проблемы.

Есть научные исследования, есть статистика о том, что самый высокий процент самоубийств – у гомосексуальной молодежи. А все начинается из семьи.

Если мама теряет гомосексуального ребенка – то это сама она сделала так, что ребенок ушел. Ребенку от этого очень и очень плохо. Маме тоже плохо.

Ольга Сытник, УП