Раненые в АТО: Алексей Кондрашов, Иловайский котел

Мы встретились как раз через 7 месяцев после его ранения, которое Алексей получил еще под Иловайском.

Перипетии с мобилизацией Алексея Кондрашова – это отдельная история. Его вызывали 6 раз – и только на седьмой, наконец, забрали в армию.

– А ты не сомневался идти в ВСУ?
– Нет, ни секунды, мы же почти всем двором были мобилизованы. Когда приходил с вещами на призывной пункт, уже шутил, что эта "мобилизация-демобилизация" дорого обходится – то стол за мобилизацию накрывай, то потом за демобилизацию...

Алёша очень весёлый парень. И, как для человека, который 7 месяцев почти всё время лежит на больничной койке, держится просто замечательно.

– Когда тебя ранили?

– Давно уже, я же был ещё под Иловайском, мы как раз выходили по "зелёному коридору"...

Когда дали приказ выходить, я был на грузовой машине, там были вещи. Шли колонной, очень длинной, до горизонта. А когда начали обстреливать, наша машина в кювет съехала – в движок попали.

Первая пуля меня нашла ещё на машине: правая нога была прострелена, но ранение было лёгкое. Когда лежал, смотрел на дорогу – увидел, что машина, в которой ехал брат...

– Как брат?! Твой родной брат с тобой вместе воевал?

– Да, его тоже призвали, нас же всем двором призывали... Так вот, когда увидел, что брат с ребятами целый и невредимый убегает в посадку, обрадовался: хоть один из нас выживет... (улыбается)

Мы с оставшимися в живых ребятами стали решать, куда уходить. Впереди был холм, пацаны решили туда идти – но когда попробовали нести раненых, то их просто расстреливали.

Я стал ползти по полю, почувствовал, как что-то на лице натянулось – проволочка... Хорошо, что полз очень медленно. Отполз, решил выстрелить в мину, чтобы никто не напоролся – и тут меня и подстрелили.

Боль была адская. Уколол себя налбуфином. Жгута и бинтов не было. Приподнял голову, а возле уха – фьють, я сразу назад. Второй раз – опять пуля... Ну, думаю – не выберусь. Я от безысходности и факи показывал, и дули крутил в сторону стреляющих. Звал пацанов: "Эй, я что, тут один живой, не могу понять..."

А дорога вся пылала, от горизонта до горизонта была в горящей технике... Пацаны некоторые в автобусе сидели и держались за поручень – так и погибли. Автобус сгорел, а они так, обугленные, и сидели, с поднятыми руками. Головы, руки, туловища вокруг на дороге... Жара такая адская...

И тут я увидел как русские – а они были в 200 метрах – обшаривали наши уцелевшие машины. Терять было нечего – ногу распёрло, боль была ужасная – и я их позвал.

Пришёл один с автоматом, держал меня на крючке спросил:

– Ты один?
– Да откуда ж я знаю, один я или нет?
– Вставай, руки подними!
– Да как же я встану? Не могу...

А потом увидел, что сзади за мной выходит пацан, а потом второй, третий... Я ещё подумал, что лучше бы они и не откликнулись на мои крики – а ночью попробовали бы уйти.

Русский солдат стал отступать, держа пацанов на прицеле. И тут с белым флагом "Красного креста" вышел полковник. Ему русские разрешили на его "Жуже" вывозить раненых с полей и везти на их позиции.

– Это был Всеволод Стеблюк? Я его с Майдана ещё знаю...

– Да, он. Вначале он подошёл ко мне с чемоданом, я попросил его обезболить, а у него не было уже обезболивающего. У ребят нашлись, у других пленных – вот так я на налбуфине смог доехать. В "Жужжу" вовнутрь меня не получилось бы посадить, я мог лежать только на капоте. Погрузили меня и перевезли. Положили на одеяло, на позиции у русских.

– А как к вам русские относились?

– Поначалу были в штыки, пошли разговоры про "фашистов и бендер". А потом русский комбат рассказал, что они не знали, куда их везут, и они не хотят с нами воевать. Он нам говорил, что если бы он знал, что мы едем в "зелёном коридоре", то не стреляли бы точно – а так у них был приказ, что едет колонна вражеской техники, надо уничтожить...

Первую ночь мы провели на земле, ночью холодно. Там днём жара, а ночью я ни разу не провёл без бушлата...

Алексей замолкает, задумавшись о чем-то своём. И я решаю сменить тему:

– А расскажи, когда тебя в армию призвали?

– Призвали 22 марта, а забрали уже 17 мая. Я из Кривого Рога, работал в автосервисе. Попал в 40-ю тероборону.

В учебке были 2 недели, стреляли раз 5 всего. Потом нас посадили в машины – броников и шлемов не было, были советские каски – и повезли...

Вначале сказали, что будем охранять область, и стали возить... Ребята развлекались по GPS, смотрели, куда везут. Привезли сначала под ростовскую границу, потом под Старобешево – там мы и держали оборону. Броник был один на троих, в них шли на посты...

11-го августа у меня должен был быть отпуск, но 9-го пришёл приказ идти в наступление.

Никого не гнали насильно. Нас построили и предложили выйти из строя тем, кто не хочет или сомневается. Вышел командир роты... и другие были. У них отобрали все гранаты, оставили один рожок, посадили в машину – и увезли.

А мы пошли в наступление. И мы действительно хорошо наступали, зашли между Углегорском и Иловайском сепарам в тыл. Они этого не ждали. Наши в Иловайске говорили, что мы скоро уже с ними встретимся...

Если бы не русские, мы бы всё закончили, зачистили бы без проблем...

И тут приказ отступать. А потом этот "зелёный коридор"...

– Сколько дней вы были в плену у русских?

– Два... Вначале они договорились с "Красным крестом", но он не приехал – и мы ждали ещё весь следующий день, на жаре. Воды давали из фляги пить... Лежали на земле. Двое не дождались – умерли от ран.

Когда приехал "Красный Крест", им дали только время с шести до восьми вечера на вывоз раненых. Потом опять обещали стрелять.

Нас погрузили в "таблетки" и повезли по всем ухабам грунтовой дороги. Русские нас сопровождали до блокпоста сепаров в Старобешевом, там нас долго не хотели пропускать – а когда пропустили, русские вернули нам телефоны. Медаль мою, батальонную. у меня забрали, деньги...

Как дали телефон, я своим набрал, что живой.

– А твой брат, что с ним?

– Живой, он тогда с пацанами неделю прятался по посадкам, воду из речек пили, не ели ничего, попали к сепарам в плен, даже видео есть, я видел. Потом приехал Моторола... Один из его бандитов брата расстрелять хотел, но его кто-то позвал и он отвлёкся, потом, Слава Богу, не вспомнил... А через 2 недели поменяли пацанов всех.

Потом по ухабам ночью везли к аэропорту, ждали вертушки. В первые из прилетевших я не попал, почти всю ночь опять прождал на холоде... Но тут уже нас наши хоть покормили и дали покурить.

В вертушке подложили под голову пустую пластиковую бутылку, я начал засыпать, от усталости. И тут сквозь сон услышал хруст – сразу попробовал перевернуться на бок, думал, что это выстрелы по вертушке – а оказалось, что это бутылка подо мной хрустела...

В Днепре уже сделали мне операцию, сказали, что повезло, что пуля застряла и затромбировала рану, не дала начаться кровотечению внешнему.

И дальше по госпиталям: Днепр – Винница. Дома был только на Новый год.

Кости-то у меня на ноге зажили, а вот с нервом беда. Сейчас сделали операцию, удалили один нерв, а второго 14 см выбросили, сшили остатки – и ногу в гипсе в согнутом колене теперь ещё месяц держать. Ногу совсем не чувствую.

Семь месяцев уже кочую. В части меня вывели за штат, и зарплату с декабря не платят. В сентябре я получил 2.400 гривен, в октябре и ноябре – по 1.500, а в декабре 2.000 гривен.

– Это ведь не законно, они должны тебе платить.

– Звонил, а они говорят: "Ты же не в части, вот когда выпишешься, привезёшь все справки – мы тебе всё компенсируем", – а у меня одни таблетки тогда стоили по полторы тысячи. Мама звонила на горячую линию МО – там ответили, что это незаконно, попросили написать письмо с уведомлением. Она написала 12 марта.

Да у нас в части много чудес случалось... Например, за два дня до отступления комбриг уехал, прихватил все наши документы. А у меня там и военник был, и карточка банковская. Когда уже в госпитале спросили у него про документы, комбриг ответил, что "была угроза попадания к врагам", и они всё взорвали.

Ну, мы подали заявления на восстановление военника, а карточку я решил проверить. И оказалось, что ею за это время успели в Риге расплатиться. Вот такие дела.

Карту заблокировал, конечно. И что странно: мне с новым военником вернули и мой старый – оказалось, что никто ничего не взрывал.

Нашего комбата судить собирались раз пять, да всё суд его выпускает...

(Тут в палату Лёше принесли ужин, и я решила больше не мучить его).

...Уходила из госпиталя со странным ощущением, что всё, что делают люди в этой стране – они делают вопреки...

Без бронников шли воевать, без аптечек шли в бой, без зарплаты – даже той, копеечной – теперь мыкаются и пытаются восстановить здоровье.

Но мы же с вами – люди. Мы должны помочь солдату стать на ноги и не думать, во сколько его месячных зарплат обойдутся назначенные ему медикаменты.

Карта ПБ Алексея Кондрашова 4149 4978 2065 7882

Не забываем историю. Иловайский котёл – это тоже уже наша история.