Ян Фабр: В провокации есть нечто прекрасное

Бельгиец Ян Фабр - художник, театральный режиссер, хореограф, сценограф, драматург, определенно, старомоден в своих попытках встряхнуть общество, Фабр - художник-революционер, полагающий, что искусство может изменить мир.

Его провокативность самого разного cвойства: он то и дело посягает на какие бы то ни было границы, игнорируя как мнения снобов арт-мира и театра, так и ханжескую мораль обывателей.

Между тем, его карьера выглядит весьма респектабельно, следует упомянуть и участие в последней Венецианской биеннале, и персональную выставку в Лувре, и пребывание на посту художественного руководителя театрального фестиваля в Авиньоне в 2005 году, который закончился большим скандалом - усмирять возмущенных пришлось лично министру культуры.

В отношении провокации Ян Фабр последователен - с тех пор как он в 70-е устраивал радикальные перформансы, сжигая деньги, рисовал картины кровью и спермой, он не изменился, к примеру, ключевая сцена одного из его последних спектаклей "Оргия толерантности", критикующего современное западное общество - чемпионат по мастурбации. В театре Ян Фабр как, впрочем, и другие великие театральные режиссеры второй половины XX века - наследник Антонена Арто, автора концепции "театра жестокости" .

Впрочем, эпатаж и потрясение устоев отнюдь не самоцель, его творчество в целом интересно с точки зрения междисциплинарных изысканий - Фабр не только провокатор, но исследователь. Его естественно-научную склонность объясняет история семьи: Ян - внук знаменитого ученого-энтомолога Жана-Анри Фабра, автора "Жизни насекомых".

Украинские зрители имеют возможность познакомиться с творчеством Яна Фабра пока только в качестве художника, автора инсталяции и графика - он один из участников проекта "Сексуальность и трансцендентность".

Инсталяция "Фонтан мира (как - молодой художник)" автопортрет - мужчина лежит на надгробьях, с датами рождения и смерти выдающихся предшественников и современников, из его пениса через промежутки времени бъет фонтан, сексуальная энергия символизирует творческое начало. К сожалению, работам явно тесно в экспозиции PinchukArtCеntre, а Фабр интересно работает как раз с большими пространствами.

Впрочем, едва ли в ближайшие годы в Украине будет возможность познакомиться с другими его работами. Если конечно, GogolFest не рискнет привезти в Украину его спектакли.

"Украинская правда. Жизнь" не упустила возможность поговорить с Яном Фабром о роли провокации в его творчестве, политических убеждениях и о том, как следует вести себя художнику, когда общество выступает против него.

Ян Фабр:

Думаю, что я номад, но когда бываю в других странах, у меня возникает желание сказать, что, во-первых, я - из Антверпена, во-вторых, бельгиец, в-третьих, с культурной точки зрения, я фламандец.

Бельгия очень открытая страна для разных вещей, но есть выраженные правые силы, они борются за свои взгляды. Когда я делал работу для королевского дворца в Брюсселе, на меня в течение года оказывали давление, нападали физически. Но я не боюсь, хотя в черном списке крайне правых сил, наверное, значусь под первым номером.

Художник-лилипут на раскопках мозга, 2008

- Как художник должен себя вести, когда на него нападают? Должен ли он придерживаться избранной стратегии, несмотря ни на что, или все же идти на компромиссы, учитывать мнение общества, в том числе граждан-мусульман.

- В первую очередь нельзя быть жертвой. Художники в обществе любят быть жертвами. Нужно прямо реагировать на такое давление, в открытую говорить о своей позиции. Для меня не имеет значения, человек черный или белый, иудей или мусульманин, при условии, что он готов считаться с другими, относиться к ним с уважением.

- Согласны ли вы с тем, что провокация - сердце современного искусства?

- Такими категориями не мыслю. Это внешний мир, я никогда не думаю о том, чтобы провоцировать. Моя работа - скорее, исследование, изучение, это просто необходимость что-то делать, то есть, естественные, органические вещи. Люди часто неправильно используют слово провокация в негативном смысле. В провокации есть нечто прекрасное. Для меня она связана с эвокацией, пробуждением.

Есть вещи, которые с уверенностью можно сказать о жизни - то, что ты когда-нибудь умрешь, и то, что ты, так или иначе, будешь нарушать правила.

- А что у вас с самоцензурой? Много ли отложенных, нереализованных идей?

- Да, конечно, очень много нереализованного, целые тома. Иногда проект требует значительных средств и реализовать его невозможно, иногда проблема заключается в цензуре. Однако в том, что у тебя есть много нереализованных работ, тоже есть своя красота (смеется).

- Что вас сформировало? Как художника и театрального режиссера.

- Думаю, что отец и мать. Это очень типичная бельгийская пара: мама - богатая франкоязычная католичка, папа - бедный фламандец с коммунистическими взглядами.

Отец был биологом, в раннем возрасте брал меня в зоопарк и я там рисовал. Он познакомил меня с творчеством Рубенса, Ван Дейка. Мама была религиозна, она приобщала меня к ритуалам церкви, которые так театрализованы. И поскольку она была франкоязычна, привила вкус к французской поэзии: Рембо, Бодлеру и современным авторам.

От отца достались очень сильные образные фламандские отпечатки, от матери - интерес и любовь к языку и слову. Такое сочетание - типично для Бельгии. И еще, что на меня очень сильно повлияло - анархия любви. Анархия любви и анархия в искусстве очень взаимосвязаны.

"Фонтан мира (как молодой художник)", 2008

- А какие у вас политически взгляды?

- Я - движение, состоящее из одного человека. Один в поле воин.

- Что на сегодняшний день вас интересует в искусстве?

- Метаморфозы и человек - вот, что меня интересует. Здесь, на выставке "Сексуальность и трансцендентность" представлена графика 1979 года, она, по сути, изучает поведение жидкости: спермы, крови, пота. Это то, чем я постоянно занимаюсь, мне интересно изучать метаморфозы. Их можно изучать физилогически, можно с точки зрения социальной, социокультурной - это взаимосвязанные вещи.

- Какие у вас сегодня ориентиры в философии, в науке, откуда вы смотрите на человека и на искусство?

- Скорее говорю о том, какие другие маршруты можно избирать. Не верю в цинизм, верю в человечество. Представьте две модели: ангела и человека, первый - нечто идеальное, статичное, чистое, безгрешное, человек - неоригинален и полон ошибок, всегда в чем-то виноват. Но самая сексуальная часть тела - человеческий мозг, работает уже миллионы лет и мы все время как-то пытаемся стать лучше.

Мне пришлось сломать часть потолка Королевского дворца, потому что я увидел, что-то росло из него, 2008

- Неужели вы верите в прогресс?

- Я верю в изменение, в метаморфорзы.

- Как вы относитесь к утопиям изменения тела при помощи технологий, скажем, генетическим мутациям?

- Вся моя работа - это абсолютная противоположность. Изучаю человека и животных, полученный материал использую в работе - это может быть футуристическим мемом, но в первую очередь меня интересует изучение человеческой стороны. Верю в трансформацию через самопознание, а не под воздействием внешних, технологических вещей.

- Вы религиозны?

- Я верю в модель Христа, в философском смысле слова. В смысле мировосприятия, даже где-то в духовном смысле. Это действительно был исключительный человек. Идея заключается в жертвовании собой ради доброго дела - это очень важно.

- В концепции этого проекта есть слово "трансцендентность". Что для вас значит?

- Созерцание и акт материализации чего-то духовного.

- Если говорить о религии и каком-то мистическом опыте или экстремальном внутреннем опыте.

- Я уже дважды был в состоянии клинической смерти, поэтому фактически живу в постмортальном состоянии. Мои работы с этим связаны.

- Как после того, что с вами произошло, относитесь к смерти?

- Для меня смерть - очень позитивная почва. Она дает возможность смотреть на происходящие вещи позитивно.

- Страх остался?

- Все страхи, которые были, стали моими друзьями.

- Что-то новое о себе в процессе работы узнаете?

- Да, конечно. Особенно, когда я много делал перформансов в 70-е. Перформанс - это очень кратковременный опыт и ты переживаешь сильные вещи, таким образом многое узнаешь. Я работаю в лаборатории перформанса ХХI века, в рамках этой лаборатории сталкиваюсь с многим учеными, нейрохирургами, психоаналитиками, с ними очень интересно.

- Насколько вас, как художника, обогащает театральный опыт? И почему вы занимаетесь разными видами искусств?

- Билог Эдвард Оуэн Уилсон ввел такой термин "консилиенс". Есть люди, которые занимаются сразу несколькими дисциплинами, но их интересы в этих дисциплинах пересекаются и работают на что-то одно.

Очень простой пример, мологией, ты изучаешь поведение насекомых, то, как они ведут себя в пространстве. Паралельно можно изучать людей и их поведение в пространстве. Если сравнить, то можно обнаружить связи и исходя из этого найти новое направление деятельности.

Именно этим я занимаюсь уже тридцать лет: пишу пьесы и делаю перформансы со своими актерами, сам в них участвую, делаю арт-проекты. В театре я много чему учусь, узнаю и переношу найденное в работу со скульптурами, что-то попадает в мои тексты или какую-то другую сферу.

"Небесное наслаждение" (прим. - название работы отсылает к триптиху "Сад земных наслаждений" Иеронима Босха), ре-дизайн Королевского дворца в Брюселе, 2002

- Актеры одного из самых радикальных театральных экспериментаторов ХХ века Ежи Гротовского по тем или иным причинам практические все погибли. Это одна из самых страшных театральных легенд. Ваш театр тоже связан с экстремальным опытом, что с вашими актерами происходит?

- Конечно, я сильно влияю на своих актеров. Я был знаком с Гротовским, человеком одаренным и талантливым, и очень щедрым по отношению к своим актерам. Действительно, в его окружении люди массово погибали, но не потому что они были связаны с Гротовским, среда была экстремальная, было много крайностей, они гибли из-за употребления наркотиков, алкоголя.

- Обратная связь с публикой, с критикой для вас представляет ценность?

- Публика в целом - абстракция. В первую очередь хочешь достучаться и зацепить индивидуальность человека, в определенном смысле, хочешь излечить раны в его сознании.

Щедрое сердце женщин и мужчин будущего, 2008

За 20-30 лет появились интеллектуалы, которые пишут о моих работах, или их используют для того, чтобы задать рамки для своего мыслительного процесса. То, что они пишут, перекликается с тем, что я думаю, это такой интересный диалог. Но у меня есть работы которые не направлены на коммуникацию, они являются констатациями.

- Экхард Шнайдер говорил, что вы по натуре абсолютный художник и живете только ради искусства. Может он чего-то о вас не знает?

- Мы знакомы почти двадцать лет. Он опытный куратор, много лет наблюдает за процессами происходящими в искусстве, и видит, что некоторые художники подстраиваются под конъюнктуру, чтобы держаться на плаву. Думаю, что он имел ввиду то, что кто-то подстраивается - приходится признать, система искусства основана на капиталистической системе, - но мне кажется, что мой тип работы и моя душевная организация, позволяют мне этого избежать.

Ипользованы фотографии Сергея Ильина и с сайтов pinchukartcentre.org, janfabre.be и wikimedia.org