Украинские русские

Мы стоим на пороге открытия – открытия новой многомиллионной нации в самом сердце Европы, где, казалось бы, все народы уже пару веков как учтены и сочтены. Догадки об ускоренном созревании этой нации будируют интернет в течение последних недель. Добавить бы еще несколько политических инициатив – и новая нация станет реальным субъектом внутренней политики Украины. А там, глядишь, и внешней ее политики.

Россия, конечно, не признает появление этого нового народа, и будет упорно считать их русскими.

Это упорство будет стоить ей немалых денег, потраченных на пропаганду идеи "защиты прав русских" среди людей, которые ощущают себя уже не просто русскими, но – украинскими русскими.

Сегодня в социальных сетях люди с русскими фамилиями называют себя "бандеровцами" и пытаются убедить других людей с русскими фамилиями в том, что им хочется жить в независимой Украине. Те не верят. За оппонентами в этих спорах стоят совершенно разные картины мира, которые делают взаимопонимание невозможным.

Вопрос о том, в какой плоскости лежат водоразделы между нациями – это не вопрос вкуса или образованности. Это вопрос принадлежности разным временнЫм потокам, разным укладам. В ориентирах модерна нация привязана к политическим категориям, в ориентирах постмодерна довлеют культурные определения.

Представления о национальной палитре внутри Украины столь разнообразны как раз по той причине, что приверженцы различных временных потоков сосуществуют у нас одновременно и параллельно.

Концепт Вячеслава Липинского о миссии украинской нации в построении государства остается и на сегодня актуальным, и в настоящий момент имеет множество приверженцев. Популярность такого способа самоидентификации – основа рейтингов ГО "Свобода" и некоторых других политических сил.

В обществе, где медиа не обрели власти над душами, а коммуникации походят преимущественно между единокровными соседями – объясним и даже закономерен триумф национализма.

Но в результате внедрения в обыденность медиа, и особенно телевидения, круг контактов человека расширяется. И уже не чужими ему оказываются все, кто говорит на понятном ему языке. Так изменение коннективности мира меняет представление о "своих" и "чужих". То есть, меняются маркеры идентичности.

Современный политологический мейнстрим усматривает ключевые идентификационные ориентиры жителей Украины – в сфере культуры, а не "крови и почвы".

Главный такой ориентир – язык общения.

Русскоязычные граждане Украины, независимо от этнической принадлежности, в самом деле демонстрируют единство поведенческих практик и политических предпочтений.

И на этом тоже спекулирует политика. Прежде всего, на этом пытаются сыграть нынешние российские власти, охватывая русскоязычным телевещанием восточные регионы Украины. Противовес тренду, который они оседлали, ими видится лишь в классическом национализме. И они не без оснований указывают на его архаику и возможные, в случае прихода к власти, перегибы. Многие этому верят – не только русскоязычные жители Украины, но и паблисити Запада, до сих пор не оправившееся от травм Второй Мировой войны.

Но ведь этот противовес не единственный, и главное – не перспективный.

Перспектива – в дальнейшем повышении коннективности мира, реализующемся на наших глазах посредством интернета. Интернет сближает людей, не связанных культурной или языковой общностью. Иными словами, он меняет понимание ближнего и дальнего.

Так возникают предпосылки для нового переопределения границ идентичности.

Поэтому промывке мозгов со стороны российских СМИ противостоит не так почвенничество, как, прежде всего – интернет. Телевидение, фиксируя языковые маркеры идентичности, в долгосрочной перспективе не в состоянии конкурировать с интернетом, где эти маркеры становятся несущественны.

Хорошая новость для человечества: в поиске правды и истины люди с каждым новым поколением становятся все более пытливыми и требовательными. И создают все более адекватные инструменты поиска истины. Интернет – лишь один из них. Вместе с множеством других, расширяющих коннективность мира, интернет отодвинет в прошлое идентичности, основанные на языке. Или, во всяком случае, значительно ограничит их влияние.

Манипуляциями через телевидение можно влиять на обывателя; но лидеры мнений давно медийно переселились в интернет.

Преимущественно англоязычная интернет-сеть положила конец информационной изоляции в рамках народов-язЫков. С другой стороны, национальные представительства в виде чайна-таунов, арабских кварталов и других диаспор по всему миру заставляют прибегать к образу национальных сетей, накинутых поверх государственных структур.

О такой сети мечтают и российские власти, информационно окормляя русскоязычных в "ближнем зарубежье".

Но в план реализации замысла закралась ошибка: ведь арабские и китайские диаспоры сохраняют в первую очередь преданность своей цивилизации, и только во вторую очередь – языку. Русские власти, сделав ставку на язык, не предъявили убедительных цивилизационных, то есть ценностных ориентиров.

Единственный цивилизационный маркер, который они предъявили – это витрина антифашизма с георгиевскими ленточками.

Нет нужды останавливаться на истинном характере путинского "антифашизма", тем более что он прекрасно раскрыт в статье Валерии Жовтянской. Будь у России более основательная цивилизационная позиция – план вербовки русскоязычных как агентов Кремля имел бы больше оснований для реализации.

Но Россия делает ставку на язык.

Это не слишком авангардная позиция "нация = культура" в координатах дезориентаций постмодерна. И медийные средства ее реализации – телевидение – не то, чтобы архаичны, но уж никак не авангардны.

Что-то не рвутся русские люди Украины в Империю. Сама идея аннексий в географическом выражении, кстати, тоже отдает невероятной архаикой. С тех пор, как триединство нации, государства и территории оказалось разорванным, наступил, по наблюдению Баумана, "конец географии": ее уже нельзя мерить категориями стран и народов.

Но если страны и народы оказались оторваны от географии, то тем рельефнее обозначилась их связь с историей. История становится основным ресурсом формирования будущего; битвы за историю это и есть битвы за идентичность.

Георгиевские ленточки – это, безусловно, позиция в битве за прошлое. Украина, борясь за свою свободу, оказалась по другую сторону баррикад, и выстояла. Нам предстоит сформулировать, почему – в представлениях не только политических, но и исторических.

Тем более что по эту сторону оказались и русские.

В пылу полемики с русскими России украинские русские могут называть себя "бандеровцами", и даже "жидобандеровцами". Но мы понимаем, что это от эмоций, что на самом деле придется давать настоящие имена, и осмысливать настоящие идентификационные маркеры, подтвержденные образом прошлого – специфическим историческим нарративом.

Заложить такой нарратив в само название новоявленной нации пытается, например, Назил Хамитов, когда пишет о различии между двумя типами русской идентичности – московско-русской и киево-русской. Он подчеркивает, что киево-русские не хотят воевать с Москвой, но и приказной тон с ее стороны терпеть не собираются.

Очевидно, что отношение к империи – один из ключевых идентификационных маркеров, разделяющих эти два русских народа.

Украинские русские или, в терминологии Хамитова, киево-русские не видят себя инструментом расширения границ империи. Они отказываются быть таким инструментом, то есть пятой колонной Украины. Предательство "вшито" в ценностные ориентиры русской империи.

В историческом нарративе украинских русских империя – не благо, не мечта, а символ предательства, на которое они не пойдут.

Скорее они готовы выступить агентом новых цивилизационных ориентиров для русских России. Хотя сформулировать эти новые ценностные ориентиры еще только предстоит. И прежде всего – историкам.

Цивилизационные ориентиры оттеснят культурные. Инструментарий интернета покажет себя эффективнее, чем инструментарий телевидения. И очертания наций будут определяться уже не только географией, а в значительной степени историей, которая прокладывает путь в будущее.

И украинские русские будут в авангарде становления этих наций нового типа.

Ольга Михайлова, специально для УП.Жизнь