Евгений Гришковец: Любить страну, в которой живешь, всегда трудно

Евгений Гришковец - российский писатель, актер, режиссер, блоггер, а с недавних пор еще и сценарист. Сам себя считает, прежде всего, писателем - с 2004 года каждый год выпускает новую книгу. Хотя творческая карьера началась все-таки с театра и первого успешного спектакля "Как я съел собаку".

В Украине, кроме гастролей и презентаций, Гришковец "отметился" инцидентом с журналистами в 2008 году. Тогда во время пресс-конференции обсуждение коснулось украинского языка, и высказывания писателя возмутили присутствовавших журналистов. История тогда быстро облетела украинскую блогосферу и вызвала живое обсуждение.

Евгений Гришковец был в Киеве всего один день, 20 августа. В рамках VI Международной книжной выставки-ярмарки он встретился с читателями, презентовал новый роман и около получаса пообщался с "Украинской правдой. Жизнь".

- Ваши три первые ассоциации с Украиной?

- Мне сложно. Тут же ерунды быть не может - это же часть родины. Украина входит как в географическое, так и духовное понятие родины. И в этом смысле для меня она отделена от России только государственным суверенитетом.

Анализировать тут сложно - это же воспоминания детства. Бабушка жила в Мариуполе, и я все лето проводил там - солнечное, счастливое. А потом отъезд домой, где школа и холодно.

Например, я никогда не был в Узбекистане, зато мне гораздо проще дались бы ассоциации с ним - халаты, узбеки, тюбетейки, дыни, Ташкент.

А в Украине я бывал, и у меня ассоциаций много, и они все сложные. Об ассоциациях вообще лучше спрашивать англичанина, француза или немца. Не меня.

- Когда-то вы написали: "У моего героя сложные отношения с режимом". Что вы имели в виду?

- Нет совершенного государства. В любом государстве, даже в Швейцарии и Великобритании, наверняка есть недовольные тем, что происходит, тем, что можно назвать режимом.

То, каким образом существует государственное устройство страны Россия - это ложь и демагогия, беспрерывная фальшь и неподвижность. Это мало развивающаяся страна. Как и в Украине, потому что сходство в последнее время все больше.

Я совсем не рад тому, что происходит в Украине сейчас, но мне и категорически не нравилось то, что было до этого. Все мы гордились украинской свободой, но это была безответственная свобода - ни черта не делать и наслаждаться свободой.

Я совершенно убежден, что будь возможность у той же Юлии Тимошенко устроить цензуру, чтоб не ругали, она бы устроила такую цензуру, что россиянам и не снилось. Но у нее не было государственных рычагов.

В России государственные рычаги сильные, и они устроили то, что устроили. Но я не очень хотел бы говорить об этом здесь. Это признак дурного тона - из-за границы критиковать ту власть, которая есть в России.

- Вы говорите не всегда приятные вещи об Украине. Вам не страшно обидеть украинского читателя?

- Я же говорю разумно и понятно. Я помню, когда был всплеск возмущений после той конференции - это же была неадекватная реакция.

- Но и фраза об "отсутствии перспектив" была, мягко говоря, не очень приятна.

- Я говорил об этом уже десять раз. Если бы вы читали не цитату из "Комсомольской правды", а взяли бы стенограмму той встречи, то знали бы, что я сказал не так. Я сказал, что у современного украинского литературного языка, именно у литературного языка, есть проблемы развития.

Я так сказал, потому что украинские писатели скорее предпочтут писать на русском языке по очень простой причине - чтоб иметь аудиторию в 200 миллионов.

Но сказать, что нет перспектив, я не мог. Я филолог и знаю, что украинский язык - это язык по всем признакам. Это не диалект, как говорят некие странные люди в Донецке или русские шовинисты.

Я буду последним в ряду тех, кого обвиняют в шовинизме.

- Как вы считаете, в России возможна демократия в ближайшее время?

- Подлинная демократия невозможна. Никто ее не знает. И я ее не знаю - никогда в ней не жил. И та демократия, что была в Украине, тоже немногого стоила.

Как оказалось, в обмен на спокойную и стабильную жизнь люди готовы забыть о демократии. Они это сделают с радостью, да еще и плюнут туда и разотрут ногой.

- Вы писали, что вам "трудно жить в России". А где жить было бы не трудно?

- Россию трудно любить. Чем больше знаешь страну, тем сложнее ее любить. Ведь так хорошо просто приезжать.

Вот у меня по заказу Венского правительства был спектакль в Вене о гражданской войне 1934 года, которая длилась всего 4 дня. Я там долго работал в архивах и узнал всю ужасную дикую историю этой гражданской войны.

И я начинал свой спектакль тем, что страшно жалею о том, что вообще занялся этой работой. Просто раньше для меня Вена означала Рождество, глинтвейн, вкусные булочки, 3-4 дня среди фантастически красивых зданий. А теперь я здесь пожил и знаю, что на этих улицах расстреливали рабочих, дома с детьми и женщинами...

- Ну, тогда любую страну любить трудно.

- Конечно. Любить страну, в которой живешь, всегда трудно.

Хотя вот проще любить Бельгию - она маленькая, удобная, государственности всего 300 лет, три языка и нет никаких проблем.

- Вы могли бы вообще уехать из России?

- Нет. Если бы уехал, то пришлось бы познакомиться с особенностями другой страны, и я уверен, что знакомство не было бы слишком приятным.

Если бы Украина не была отдельным государством, то я бы жил в Севастополе - ужасно люблю этот город. Я был бы так же рад жить в Тбилиси. Но я не хочу уезжать из страны Россия по разным причинам.

Хотя государство Россия мне сложно любить, я не люблю и не признаю ни образ, ни стиль той власти, которая сейчас. Я считаю ее крайне несовременной - это просто топтание на месте и ужасная потеря времени. Это никакой не 21 век, а какое-то мракобесие...

- Не 21-й, а какой?

- Конечно же, 20-й.

- Одна украинская писательница мне в интервью сказала очень интересную фразу. Она считает, что писатель, который рассуждает о политике, должен нести ответственность - как минимум, уйти в политику. Согласны?

- Да. Разумеется.

- И когда же вы уйдете в политику? Ведь вы очень много рассуждаете о ней.

- Я сейчас не говорю о политике, я просто высказываю свою гражданскую позицию, которая совпадает с позицией моих читателей. И поэтому я широко о ней заявляю.

- Должен ли вообще писатель писать о политических и социальных вызовах?

- Если ему хочется, он может говорить об этом в интервью или в эссе. В конце-концов, большие литераторы совмещали литературу и публицистику. Я вполне публицист в своем блоге.

Но иметь политическое мнение и активную политическую позицию, да еще и участвовать в активной политике литератор не может. Это взаимоисключающие вещи, поскольку литератор все время ставит вопросы, а политик все время дает ответы.

Литератор обостряет и будоражит пространство, тревожит читателя, задается вопросом "как жить?". А политик всегда неизбежно знает, как надо жить.

Как только художник входит в политику, он перестает быть художником.

- В записи в ЖЖ за 3 июня вы провели очень симпатичную параллель между Ким Ир Сеном и Медведевым, а также между оперой Ким Ир Сена "Море крови" и последним фильмом Никиты Михалкова. Что общего у этих людей и произведений?

- Мне представляется общим между Ким Ир Сеном и Медведевым то, что они живут в фантастически нереальных пространствах. Это эдакие фигуры - как знамя. И Ким Ир Сену, и нашему президенту гораздо приятнее встречаться с детьми, с пенсионерами, с ветеранами, возлагать венки, поправлять ленточки. Вот Медведев научился прекрасно ленточки поправлять на венках...

- А Михалков с "Морем крови"?

- Этот фильм - это такая беда.

- Почему?

- Да по разным причинам. Это неудачное, плохо сделанное, ни на что не годящееся художественное произведение. Оно не имеет никакого отношения к истории. Это видимый крах крупного режиссера, который раньше сделал как минимум пять шедевров.

Беда в том, что ему позволено делать такие вот масштабные эксперименты. И это не конец - будет же третья часть. Но меня порадовало, что все-таки мои соотечественники - не идиоты.

Фильм провалился в прокате, несмотря на мощную пропагандистскую кампанию и безусловную любовь к Михалкову как актеру, режиссеру, персонажу. Фильм просто не пошел, провалился - и это здорово. Все-таки люди не дураки.

Он ведь и здесь пошел не очень? Значит, и здесь люди не дураки. Так же плохо и по этой же причине прошел и фильм "Тарас Бульба".

- Вы говорите, что считаете себя, прежде всего, писателем.

- Да.

- А по каким критериям? По количественным "звездочкам на фюзеляже" или по качественным?

- По сути.

- Тогда чем качественно Гришковец-писатель отличается от Гришковца-актера или режиссера?

- Тем, что сейчас Гришковец-писатель играет в театре и в кино. Я играющий писатель. Этот бекграунд дает мне много плюсов. Я могу сыграть, как в фильме "Сатисфакция", и Гришковец-писатель на экране добавляет веры в персонажа. Люди так или иначе знают, что это - не просто артист, который закончил театральное училище, а что это - писатель, к чьим словам стоит прислушаться.

От этого никуда не деться и в театре. Когда я на сцене, люди забывают, что это персонаж, а просто отождествляют меня и персонажа. Мне все время приходится объяснять...

- Не обидно?

- Нет. Я понимаю, что так и есть. У Высоцкого было так же. Вот я читал неплохую дипломную работу про Высоцкого, где барышня-искусствовед утверждала, что каждая его песня была мини-спектаклем. Он там то солдат, то водитель-дальнобойщик - и все считали, что он водил машину, воевал, сидел в тюрьме.

Это неизбежно - когда автор исполняет, его всегда отождествляют с персонажем.

- Вы часто жалуетесь на критиков, говоря, что давно не слышали интересной профессиональной критики. Каковы "симптомы" этой интересной профессиональной критики?

- У критики есть свои законы - вы же изучали. Каким образом мы читаем о литературе и о кино? Из газет и журналов. Но чаще всего сообщение - это краткое содержание книжки. Это непрофессионально, вульгарно.

Критика - часть литературного процесса. Если нет литературного процесса - нет критики. Критики нет сейчас, что значит, что или нет литературного процесса, или же есть просто ряд разрозненных литераторов.

Критик необходим, как помощь и создание некого сопротивления воздуха. Критик необходим читателю, поскольку именно критик является профессиональным читателем, который реагирует на текст не только на уровне читательских впечатлений - он разбирает со всех точек зрения особенности литературного текста.

Критик - это голос современности. Такой критики нет, нет критического сообщества, нет концептуальной критической идеи. Нет ни одного критика, чьего мнения хоть как-то опасался бы более-менее не бессовестный автор.

- Вы говорите, что пишете все время один "мегатекст". Это значит, что вы пишете постоянно одно и то же?

- Да, конечно. Одно и то же, но по-разному. Там разная проработка персонажа, решаются разные задачи.

- Разве не хочется поменять?

- Нет.

- Ну, вот на форумах же пишут, что в Гришковце слишком много Гришковца.

- И слава Богу. Не нравится - не читайте. Я пишу литературу, а не книги.

- "Я одинокий художник при своем мнении на прежнем рубеже"... Что это значит?

- Я остаюсь на рубеже сугубо художественном, отказался от любой посторонней деятельности, от того, что называется "тусовкой". Я живу домом, семьей, друзьями, интересами страны и сегодняшнего дня. Я стою только на художественном осмыслении мира.

Это и есть тот рубеж, сойти с которого были соблазны, было давление, отчаяние. Но я остаюсь там, иду вперед в своем узком направлении, не отступаю.

Фото с сайтов timeout.ru, intv.ua, smotriserial.net, hurtom.com, ruskino.ru