Художник Роман Минин: Искусственно создается образ Донбасса как скопища быдла

Художник Роман Минин – сын шахтера, все детство провел в Димитрове под Донецком, и уже более 10 лет живет в Харькове. Он первым начал поднимать проблематику донецких шахтеров и создавать архетип этой профессии, мистифицировать шахтерский быт.

Его работа "План побега из Донецкой области", построенная на шахтерской символике, была номинантом премии PinchukArtCentre, а "Награда за молчание", также завязанная на этой проблематике, на днях была успешно продана на аукционе Phillips.

Журналист "УП.Жизнь" Екатерина Сергацкова поговорила с Мининым о менталитете дончан, харьковских протестах и о том, что в нынешней ситуации может сделать искусство.

- Ты сейчас живешь в Харькове, а сам родом из Донецкой области. У тебя в голове, наверное, происходит что-то невероятное в связи со всеми этими событиями. Что ты сейчас чувствуешь?

- Чувствую жизнь. В такие моменты, когда приближается война, начинаешь чувствовать жизнь больше. Вот был в парке и заметил: там стало больше людей, люди как-то так дружно и отчаянно гуляют. Как в последний раз.

Когда были напряженные события в Харькове, город отчаянно сопротивляется революционным событиям. Харькову очень хочется делать вид, что ничего не происходит, пребывать в состоянии мещанского благополучия.

Очень сложно Харькову с этой точки как-то сдвинуться.

Но мне кажется, что люди везде одинаковые, и в тех регионах, где разворачиваются вооруженные события, люди чувствуют жизнь, если смерть хоть как-то близко. Может, не моя, а смерть других людей, а ведь могла бы быть и моя.

Поэтому я тоже чувствую это. В каком-то смысле такие напряженные ситуации ставят человека перед выбором или переоценкой ценностей. Мне кажется, мы должны это пережить.

Конечно, я за мирную развязку конфликта, я против войны, потому что война плохо лечится, зато угроза войны – это полезно.

- Полезно каким образом?

- Люди почувствовали жизнь во всех ее аспектах. Поняли, как можно что-то изменить, как измениться самому. Или вот были друзья, а тут раз - и оказывается, что человек использует эту легальную возможность для того, чтобы поссориться со всеми остальными, потому что они выбрали какой-то не такой путь, и он просто ее давно ждал, этой возможности.

Это показывает людей порой с худшей стороны. Они проявляют себя в таких нестандартных ситуациях, это полезно.

"План побега из Донецкой области". Фото vgorode.ua

- Ты уроженец Донбасса. О чем они думают, что их волнует?

- В Донецке совсем иная история, нежели у Харькова, над которым висит карма мещанского, торгашеского благополучия.

В 90-е годы в Донецкой области люди бросались в шахты, была куча суицидов. Электричества не было неделями. В том городе, в котором я жил, восемь лет не было газа, неделями - света и воды.

Люди держали на балконах коз, курей, постоянно ходили на колодцы за водой. Их было так много, что вода там заканчивалась за два часа. Люди стояли и ждали, пока вода снова натечет.

За хлебом надо было постоянно ездить на велосипеде по разным поселкам, очередь занимать.

В 90-е годы это было жуткое испытание для всех людей. В Харькове такого не было. Они не знают, что такое Донбасс.

В моей школе у всех были папы шахтеры. Даже не было вопроса, кем работает твой папа. В Харькове, естественно, совсем другая жизнь. Они привыкли к нормальной жизни. А в Донецкой области повидали всякого, их уже не напугаешь. Ни войной, ничем.

Они охотно перехватывают инициативу. Отчаянные люди, с ними потом не поспоришь. А Харьков легко напугать, люди очень пассивные, сидят по своим норкам и ни в одну, ни в другую сторону действовать не заставишь.

"План побега из Донецкой области"

- Почему, как ты думаешь, на Донбассе сейчас прорвало?

- Конечно, 90-е - одна из причин. В моем дворе, когда я был маленький, было двадцать детей, и все они были разных национальностей. Например, после второй мировой войны моему дедушке родом из Белоруссии сказали: в шахту или в тюрьму – за кражу. После войны было много таких группировок, небольших банд.

А скольким тысячам людей так сказали?

Донбасс сформировался из всего Советского союза, сюда посвозили людей. Поэтому украинцев там нет. Мой папа всегда говорил: в шахте не работают только цыгане, евреи и украинцы.

У них был на участке один украинец, и все на него показывали пальцем, потому что работать не хочет. У украинцев другая ментальность, они не хотят в шахте работать - экономят силы для огорода.

После шахты бегут на свой участок, обрабатывают всеми силами. Украинцев на Донбассе всегда было мало, так сложилось.

Навязывание украинского языка, которое все время происходило – очень долгий процесс, форсировать такие события не стоит. Еще живет память о Советском союзе, о братских народах, о большой сильной стране. Двадцать лет нищеты. Воры, депутаты и менты нас водят по пустыне нищеты. 20 лет нас водили и будут еще 20 лет водить. Потому что нужно 40 лет, чтобы переродились поколения.

- Я общалась с некоторыми культурологами, и они считают, что у дончан нет идентичности. Вот у тебя какая идентичность?

- Мне действительно сложно к кому-то себя отнести, потому что я родился в стране, которой не существует, потом рос в нищебродском регионе, а сейчас путешествую по свету, то есть как бы "человек мира".

Мне бы, конечно, хотелось все же иметь родину. И чем старше становлюсь, тем все больше хочется вернуться на Донбасс и что-то полезное для него сделать. Если будут какие-то условия вернуться в регион, я вернусь, чтобы провести там остаток жизни. Уже такие мысли появляются.

Вообще, Донецкий край – это то, что вызывает у людей страх и отвращение, ненависть и презрение. Мне отвратительно, когда говорят, что на Донбассе нет талантливых людей, что там одни придурки.

Меня это задевает, потому что это не так, и искусственно создается образ Донбасса как скопища быдла, которого только колючей проволокой обносить. Это сложная задача – изменить это отношение.

Но мне нравятся сложные задачи.

- Что бы ты делал, если бы уехал на Донбасс?

- Я бы занимался с детьми. Паблик-артом, средой, в которой растут дети.

- А как на твоем творчестве отразились последние события?

- Я сделал уже немало работ, которые посвящены этому. Пишу стихи и песни, много понапридумывалось за этот период. Брать в руки автомат и идти защищать, убивать людей никогда не хотелось.

Мне хочется с ними пообщаться, объяснить, показать, но сейчас люди, воспитанные интернет-мышлением, получают разжеванную информацию и привыкли к этому.

Сложная картинка, над которой надо подумать, воспринимается по-другому, в отличие от фотожаб, которые больше нужны людям. Делают политическую рекламу против Януковича или против Тимошенко, какие-то конкретные прямые высказывания. А нужно, чтобы высказывание было объективным.

И те, и те с рогами и хвостами, и своих же тоже надо уметь увидеть с рогами и хвостами.

Важно видеть процесс с двух точек зрения. Не одним глазом смотреть, а двумя.

Награда за молчание"

У меня есть работа "Награда за молчание", она как раз об этом. В центре один глаз – точка зрения, которая все портит.

Чтобы увидеть расстояние до предмета, объем, нужно два глаза. Мы же не одноглазые, а значит, на любые проблемы надо смотреть с двух точек зрения. Это очень важно. Попытаться сделать такие произведения искусства, которые не будут восхвалять или обижать кого-то, а показывать середину. Потому что истина всегда посередине. Надо бить между. В этом я вижу смысл.

Истина – это такая штука, что когда о ней начинаешь говорить, она сразу исчезает и становится другой. Это неуловимая константа, ее поймать невозможно, она не любит, когда ее произносят. Ты на истину пальцем показал, а она уже не там.

К ней нужно стремиться. В моем понимании это параллаксное видение проблемы – слушать и те новости, и другие, как минимум. Мы должны слушать друг друга и - помириться. А те, кто хотят войны, закрывают нам один глаз.

- Что нужно сделать Украине, чтобы понять Донбасс?

- Просто выслушать. Взять интервью не только у меня, а у многих людей, прочесть эти интервью до конца. Люди не хотят понимать. Почему они не хотят? Надо так ставить вопрос.

- А по-твоему, почему?

- Потому что если они начнут понимать, им придется с ними согласиться.