Евгений Комаровский: Вы обязаны становиться почти врачами
Доктор Комаровский – сам себе СМИ. Только у его странички в Facebook – почти 800 тысяч читателей, не говоря уже о передачах на телевидении, аккаунтах в Twitter и Instagram.
Кроме того, книги Евгения Комаровского – почти настольные для мам Украины, России и других постсоветских стран. А недавно их перевели даже на китайский.
Он уверен, что главная задача украинцев – помогать себе самим.
Именно поэтому каждый день Комаровский отвечает на десятки писем с вопросами о здоровье ребенка, проводит встречи с родителями и поясняет, что уколы в попу делать нельзя, что лечить детей нужно исключительно проверенными лекарствами, да и вообще – внимательно следить за тем, чтобы ребенок вел здоровый образ жизни.
Обо всем этом он много пишет у себя на портале и в соцсетях. Интервью дает редко, предпочитая давать письменные ответы на запросы журналистов.
С "Украинской правдой. Жизнь" Евгений Олегович согласился встретиться в Харькове, где живет и работает, чтобы озвучить те важные вещи, о которых многие забывают.
ПРИЗНАКИ ОЧЕНЬ БОЛЬНОГО ОБЩЕСТВА
– В одном из своих интервью вы сказали, что сначала реформа должна осуществиться в голове у президента страны. Как считаете, она уже зародилась там?
– Чтобы что-то зародилось в любой голове, должен произойти процесс зачатия. В непорочное зачатие я не верю.
Президент должен на собственной шкуре ощутить реальные проблемы здравоохранения в этой стране. Я так понимаю, он и его близкие имеют доступ к качественным медицинским услугам. Он не представляет той глубины пропасти, в которой находятся люди.
Если б он представлял, то тогда бы в своей предвыборной программе произнес понятные всем людям слова – о том, что будет с медициной, как он будет ее менять.
Ничего подобного произнесено не было. Это вовсе не говорит, что президент плохой. Это говорит о том, что люди в стране идут выбирать лидера, совершенно не интересуясь его позицией по здравоохранению.
Это признак очень больного общества.
Более половины избирателей – женщины.
Мне пишут минимум 200 писем в день, и я примерно представляю, чего хочет каждая женщина. Только выясняется, что она у бога просит одно, а у политиков – почему-то другое. И это какая-то такая страшная философская проблема.
Она хочет – счастливой семьи, мужа, у которого есть интересная работа, и ему не до пьянства и не до шлянства. Ребенка, которому она может дать качественное воспитание, образование, защитить его в случае болезни.
Но она идет на выборы и голосует за человека, который слова "ребенок", "беременность", "учитель", "детский врач", "лечение", "образование" – не знает вообще. Он просто говорит: "Жить по-новому".
– Может быть, выбрали этого, потому что других не было.
– Вы мне напоминаете мою жену. У меня с ней по этому поводу постоянные конфликты. "Зачем ты вот это купила?" – "Ну, того, что ты просил, не было".
Если нет того, что надо, давайте никого не выбирать. У нас есть закон: если мы проголосовали против всех, то должны быть повторные выборы.
Если мы проголосовали "против всех", то те, кто шли сейчас, больше баллотироваться не имеют права.
 |
| Евгений Комаровский: "Вы мне напоминаете мою жену. У меня с ней по этому поводу постоянные конфликты. "Зачем ты вот это купила?" – "Ну, того, что ты просил, не было". Фото Ольга Сытник |
О МЕДРЕФОРМЕ И НОВОМ В.О. МИНИСТРА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
– Сейчас у нас новый в.о. министра здравоохранения Ульяна Супрун. Как вы оцениваете ее планы по изменению и реформированию отрасли?
– А вы слышали планы реформирования отрасли?
Мы услышали про трансплантологию. Опять в очередной раз разговоры про закупки...
Почему я не готов быть министром здравоохранения?
Потому, что у меня нет программы реформирования медицинской отрасли. Если кто-то говорит: "Да, я готов", – то подразумевается, что у него такая программа есть.
Успех любой реформы определяется пониманием всеми участниками процесса направления движения и конкретных шагов.
Если человек возглавляет поход к счастливому будущему отечественного здравоохранения – то я, как участник этого похода, должен эти шаги понимать.
Если мне говорят: "Лечите этого пациента", – я разрабатываю план лечения. Если это лечение не эффективно, то я знаю, какими альтернативными препаратами лечить, в какой ситуации будет нужна операция и следует позвать хирурга, у меня должен быть план.
На сегодня я вижу от потенциального министра достаточно прагматичные, почти понятные тактические шаги, попытки и предложения решить конкретные узкие проблемы.
– Это вы об озвученной ею реформе "Скорой помощи"?
– Да, возьмем ту же "скорую помощь". Действительно, ни в одной стране мира с цивилизованным здравоохранением врачи не ездят на "скорой".
Но ведь чтобы система заработала, ее нельзя вычленить из системы стационаров, из системы семейных врачей.
Условно говоря, у бабушки ночью гипертонический криз. Куда ее повезут?
Если бы нормально работали семейные врачи и страховая медицина, можно было бы обратиться к своему врачу в любое время дня и ночи. И если пациента вдруг все-таки ночью увезут с гипертоническим кризом, то страховая компания задаст семейному врачу сто вопросов: "А куда ты смотрел? Где тактика? Соответствует ли лечение протоколу? Где брал лекарства? Почему дело дошло до криза, и была вынуждена приехать бригада?" И самое главное – кто за это заплатит!
Но, ни одного из институтов у нас нет: семейного врача – нет; структуры, определяющей правильность назначений – нет; понятных реализуемых протоколов и эффективных лекарств, обеспечивающих эти протоколы – нет; и так далее.
Что произойдет сейчас, если мы выгоним всех врачей "скорой" и поставим туда парамедиков? Последние будут приезжать домой, хватать всех, и везти в больницы. Ведь задача парамедика – "стабилизировать и доставить".
А мы – четыре поколения людей! – знаем, что "скорая помощь" это дискуссия с врачом: "А может быть, дома полечим? Вы хотите госпитализации?"
То есть, "скорая помощь" изначально воспринимается как врач, который приехал, помог и уехал.
Существует уже отработанная система. Например, у ребенка температура. "Скорая" приехала, сбила и уехала. Информацию о вызове передали в детскую поликлинику. С утра позвонит или придёт врач посмотреть ребенка.
Существует эта система только потому, что врач – бесплатный. Если врач будет получать, как положено, то общество не сможет себе позволить такие варианты лечения.
Как можно взять и реформировать эту область, не реформировав все остальное? Значит, затея обречена на провал.
Понятно, что у пани Ульяны есть личный опыт, американский. Там эта система работает. Она не может представить, что может быть иначе.
Ведь в Америке, если у ребенка высокая температура, ты звонишь своему доктору. Разговариваешь даже не с ним, а с медсестрой. Врач там – это "царь горы". Медсестра говорит: "Ну, ничего страшного. Подумаешь, 40. Ой-ой-ой. Поите ребеночка пока, будут судороги или потеря сознания – приедут парамедики". В больницу заберут, прокапали, отправили домой.
А у нас же так нельзя! У нас план койко-дней. У нас – вызвали "скорую", забрали, прокололи антибиотики и через две недели выписали. Сказали: "Придешь еще на массаж".
– Вы описываете безысходность. А как же можно вообще изменить ситуацию?
– Вот мы и подошли к проблеме.
Приходит человек, который прекрасно знает американскую систему здравоохранения. У нее есть опыт проживания в стране, где смерть – дает жизнь. Для нее это норма. Она привыкла к этому и наивно думает, что готова реформировать область трансплантации.
А каков личный опыт пани Ульяны в отношении такого явления, как институт усовершенствования врачей? А каковы ее планы, касательно Академии медицинских наук?
У нас каждый врач имеет категорию. Чтобы ее получить – надо пойти на курсы (при этом договориться с главным врачом, чтоб тебя туда послали), сдать экзамены, получить справку. Потом аттестационная комиссия присвоит тебе категорию, и ты будешь получать на 15 гривен в месяц больше. И все это хочешь-не хочешь, будет повторяться каждые 5 лет. И каждое решение в цепочке – это просьбы, благодарности, одолжения, деньги, подарки…
И вот вопрос: это как она будет реформировать?
В США другая ситуация: там каждый врач заинтересован в повышении квалификации, он из своего кармана платит деньги за то, чтобы стать умнее.
 |
| Доктор Комаровский: "В США каждый врач заинтересован в повышении квалификации, он из своего кармана платит деньги за то, чтобы стать умнее". Фото со страницы доктора в Facebook |
Или вот, например, откуда она знает, что такое план койко-дней?
– В МОЗе уже озвучили, что с этим будут бороться.
– А что с ним бороться? Его надо просто взять и отменить, это можно сделать за один вечер.
На это не требуется согласие Рады.
– Но сумма финансирования больницы высчитывается в зависимости от количества койко-мест.
– Возьмите средний койко-день за последние пять лет. Примите его, как догму и скажите: "Вот, по этому среднему коэффициенту будем продолжать финансирование. Но никаких "планов" больше не будет".
Добрая воля. Больше ничего не нужно.
Есть некие средства, выделяемые на отрасль, эти средства должны рационально использоваться. Я хочу знать: какова судьба Академии медицинских наук, НИИ, санаториев-профилакториев?
Вы много знаете в Америке санаториев-профилакториев?
Их надо все закрыть, но это же сотни тысяч людей! Причем не последние люди – это куча доцентов, профессоров, ученых, – людей с высоким социальным статусом. Которые, теоретически, должны стать семейными врачами, создать конкуренцию на этом рынке.
Кто-то же должен это решение принять. Это не функция министра здравоохранения. Это государственного масштаба явление.
Мы решили с вами, допустим, что нам этот санаторий не нужен. Его судьба?
– Отдать на приватизацию.
– Хорошо, если я выставлю его на аукцион, могу ли я за эти деньги построить хоспис, например, или отделение для онкобольных детей?
Сейчас, если примут решение продать, например, какой-то санаторий – эти деньги отправят в Пенсионный фонд. А я хочу, чтобы они остались в отрасли.
К чему я все это говорю? К тому, что в нынешней системе ценностей и законов фамилия министра здравоохранения никакого значения не имеет, даже если он семи пядей во лбу.
Перед ним возникают вызовы, которые он своей властью, своим интеллектом, своими юридическими полномочиями решить не в состоянии.
Нам необходимо очень серьезное изменение политики на уровне законотворчества. А к этому, извините, Минздрав никакого отношения не имеет в принципе.
Впрочем, сначала нужно признать факт, что ситуация в здравоохранении катастрофическая.
ОБ АЛГОРИТМАХ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ, САБОТАЖЕ И РАВНОДУШИИ
– У нас есть запас прочности или уже нет?
– Нет уже никакого запаса прочности. Формула нашего здравоохранения выглядит вот так: 52 х 25 = 42. Было 52 миллиона жителей, 25 лет жизни, осталось 42 миллиона. Вот это математический диагноз страны за время независимости. Он страшен. Это, на самом деле, катастрофа.
 |
| Евгений Комаровский: Было 52 миллиона жителей, 25 лет жизни, осталось 42 миллиона. Вот это математический диагноз страны за время независимости". Фото Ольга Сытник |
Необходимы очень быстрые и очень решительные шаги, а они невозможны в рамках действующей системы. Не медицинской системы, а политической!
И выйти из этого тупика – фактически медицинского геноцида, – в рамках существующего законодательства невозможно.
Например, я проявляю некую инициативу, она обсуждается комитетом Верховной Рады, он должен это согласовать внутри, согласовать с премьером, вынести в Раду, проголосовать, опять вернуть в комитет...
– А как это должно выглядеть?
Необходимо изменить алгоритм принятия решений.
С моей точки зрения, надо собрать СНБО, посвященный угрозе национальной безопасности в связи с катастрофическим положением в отечественном здравоохранении.
СНБО должен создать Национальный комитет по реформе здравоохранения, с правом принимать решения без цепочки согласования.
После этого Нацкомитет формулирует программу реформ, с тактическими шагами, сроками, критериями эффективности.
Эта программа утверждается Верховной Радой. После чего комитет получает полные полномочия для ее реализации.
При этом у этого Нацкомитета должна быть собственная служба безопасности (потому что их начнут отстреливать), собственный прокурор.
Я другого пути не вижу. У нас нет времени на эволюционные изменения – мы вымрем.
– Но, ведь у нас любая реформа сверху тихо саботируется снизу.
– Конечно. Сегодня люди, которые добились успеха в медицине, адаптированы к этой системе.
– Они заинтересованы, чтобы ничего не менялось.
– Да, а еще чтобы вы болели. Потому что если вы будете здоровы, они умрут от голода.
Они заинтересованы в том, чтоб вы лечились большим количеством лекарств, потому что за каждое лекарство они получают проценты.
Им выгодно, чтобы вы проходили огромное количество обследований.
Эту проблему можно решить страховой медициной – каждый рецепт пропускать через экспертов страховой компании, которые дадут ему оценку – насколько подобное лечение соответствует медицинской науке (протоколам).
Приведу печальный пример. Вот уже много лет моя клиника предлагает медицинскому бизнесу, казалось бы, очень нужную услугу: мы готовы взять на себя оценку качества медицинской помощи, дать ответ на вопрос: "Врач, услуги которого вы оплачиваете, лечит цивилизованно, или это сплошные "фуфломицины?"
Это никому не нужно! Поверьте мне – не было ни одного обращения за консультацией.
Страховая компания в нынешней системе не заинтересована в минимальном лечении. Она хочет иметь свои аптеки, свои лаборатории и получать проценты с каждой таблетки и анализа. И я очень боюсь, что мы именно такую систему назовем страховой медициной.
Недавно ко мне пришел друг. Он – гинеколог, который поменял уже три фирмы. Потому что каждая дает ему разнарядку: женщина может уйти с приема, сдав, минимум, пять анализов. "Не будет этих пяти анализов, мы найдем другого доктора".
И такое кругом. И вы же – заложники этой системы.
 |
| Евгений Комаровский: "Страховая компания в нынешней системе не заинтересована в минимальном лечении. Она хочет иметь свои аптеки, свои лаборатории и получать проценты с каждой таблетки и анализа". Фото со страницы доктора в Facebook |
РАСЧЛЕНЕНИЕ И ДЕЛЕНИЕ В РЕФОРМЕ
– Давайте вернемся к концепции реформ. Она уже разработана.
– Я много писал о ней. Не строю из себя особого гения, но я в этой каше варюсь последние 35 лет, и даже я не понимаю, что они собираются менять, какова последовательность шагов. Возможно, кто-то понимает, но количество этих людей очень невелико.
В условиях, когда жители страны и 99% медицинских работников не понимают стратегии и тактических шагов, реформа обречена на неудачу.
Я очень часто цитирую Аристотеля, который когда-то произнес: "Для решения проблем выбирай расчленение и деление".
То есть, огромную реформу нужно свести к 100 всем понятным шагам.
Например: врач с ручкой в руках, как явление, должен исчезнуть к 1 января 2018 года. Любая справка от врача А к врачу Б – преступление. Наказывается штрафом лечебному учреждению и т.д.
Нужно создать базу данных всех жителей страны, и пускай там по индивидуальному налоговому коду всех шифрует. Медицинские работники имеют доступ к вашей базе – и через полгода понятие "справка" вообще исчезает из обихода. Тут ничего сложного, всем понятно. Но всем сразу легче станет жить.
Надо всю медицину превратить в эти шаги.
Вот еще пример: на входе в любую больницу стоит бабушка, которая продает бахилы. Или автомат.
А где в мире еще есть бахилы в больницах? В какой стране мира, откуда этот опыт взялся? Почему жители страны платят, условно говоря, 100 миллионов гривен в год за бахилы, которые не нужны нигде?
Наоборот, везде пишут о том, что сменная обувь для посетителей лечебных учреждений не нужна, потому что это способ борьбы с госпитальной инфекцией и так далее.
О ДОВЕРИИ К ВРАЧАМ И ВАКЦИНАЦИИ
– Давайте вернемся к тому, что делать в сложившейся ситуации.
– Я реально понимаю, что в этой стране большинство мужчин готовы выполнять отцовские функции исключительно биологически: после зачатия все околодетские решения берут на себя женщины.
Вот такая страна, где найти нормального мужика – чуть ли не самая главная бабья задача и удача в жизни.
Но именно эти мужчины, которые детьми не интересуются, становятся политиками.
Я мам пытаюсь адаптировать к тому, что нельзя на мужика надеяться, но при этом надо самой все успеть и доказать, и смочь, и вы все это можете, и всё умеете.
И в тоже время я вижу, что простыми понятными доступными рецептами может воспользоваться максимум 15% населения. Это максимум. Остальных, по-прежнему, все устраивает.
А женщины знают: "В тот момент, когда я стала мамой, моя жизнь кончилась. Я всего, чего хотела, добилась: у меня есть вот этот алкоголик, у меня есть ребенок, "я така, як всі".
Когда я в июне-2015 произношу в эфире: "Ребята, противодифтерийная сыворотка – единственный способ лечения дифтерии, ничего другого нет. Так вот, срок годности противодифтерийной сыворотки закончится в сентябре". Как вы думаете, чего я ожидаю от общества?
– Сигнала SОS?
– Да, мне кажется, что на следующий день все газеты должны выйти с обращением.
В обществе и СМИ тишина – это никому не интересно.
В сентябре на всю страну говорю: "Ребята, помните, я вас в июне информировал? Так вот, сыворотка кончилась. Ее нет".
Но все абсолютно спокойно.
Через три месяца я в эфире политического ток-шоу озвучиваю это депутатам: "Отрывайте попы от стульев, идите, добывайте сыворотку, в стране привито менее 50% детей".
Что происходит? Тишина.
А совет Нацбезопасности по этому поводу должны были созвать в июне прошлого года.
Это за пределами логики.
Это иллюстрация того, что стая, не способная обеспечить безопасность детенышей, обречена на вымирание.
Меня очень волнует тема неотложной помощи, я об этом книгу написал, и программы об этом снимаю.
Вот в Финляндии я беседовал с детьми из русско-финской школы.
Спрашиваю: "Вот вы пошли всем классом в лес, кто-то упал и сломал ногу – что вы будете делать?"
Причем, это я вопрос задаю восьмиклассникам.
Вы никогда не догадаетесь, что они ответили! Ни один наш человек не сможет угадать правильный ответ.
Они говорят: "А зачем оно нам надо? С нами же учитель".
То есть, взрослый – он для того, чтобы защищать детей. Дети – смысл существования государства.
Говорю: "А вы пошли сами, и такое случилось. Что будете делать?" – "Позвоним, через 3 минуты прилетит вертолет".
У нас ведь взрослые не знают, что делать, и вертолеты не прилетят. Что нам остается?
 |
| Евгений Комаровский: "Взрослый – он для того, чтобы защищать детей. Дети – смысл существования государства". Фото со страницы доктора в Facebook |
– Мы должны помогать себе сами. Когда-то в Америке в рекламе вакцинации была такая фраза: "Не думайте, что вы знаете лучше, чем доктор".
Когда у меня родился ребенок, я ходила к одному врачу, ко второму, к третьему, каждый из них давал абсолютно разные выводы и рекомендации. И в такой же ситуации очень много мам.
– Именно для вас я и работаю.
Я не могу изменить систему, но я могу создать инструменты, позволяющие вам найти ответ почти на любой вопрос.
Когда государство не может обеспечивать безопасность ваших детей, вы обязаны становиться почти врачами. Вы должны минимизировать контакты с системой здравоохранения.
Поскольку обращение к системе – это риск. Риск неправильного диагноза, риск необоснованного лечения, ненужной операции, риск бизнеса на лекарствах и обследованиях, риск госпитализации ради выполнения плана койко-дней, риск внутримышечных инъекций, которые не нужны, риск, риск, риск…
Поэтому вы должны попадать туда только тогда, когда это неотложная помощь, интенсивная терапия, операция, реанимация. Во всех остальных случаях вы должны избежать системы здравоохранения. Все!
Другого пути нет.
Я бы предпочел учить врачей, но они не хотят. Не хотят не потому, что плохие, а потому, что если лечить по Комаровскому так можно доктору с голоду умереть. Поэтому я учу вас, родителей.
Я уверен, что в рамках нормальной реформы здравоохранения, в рамках нормальных протоколов лечения и подготовки адекватных педиатров – я стану не нужен мамам, и спокойно сосредоточусь на педиатрах, семейных врачах.
– Родителям очень страшно. Ведь иногда все равно надо пойти к врачу проконсультироваться, а врач говорит: "Ах, вы в интернете почитали? Тогда идите туда же, в интернет, и лечитесь".
И получается, что ты должен этому врачу доверять, а степень доверия на самом деле нулевая.
– Я вас прекрасно понимаю. Все ваши сложности я знаю лучше вас, потому что я их выслушиваю каждый день.
У меня электронная почта появилась в 96 году. Можете представить объём информации, который я получаю каждый день? Хватит на 150 докторских диссертаций.
– С позиции родителей, что еще можно сделать? Можно смотреть передачи, читать, что еще? Нас интересуют именно конкретные рычаги.
– В рамках существующего законодательства, вы должны думать, когда выбираете политиков. Потому что изменить систему могут только они.
А все остальное время – заниматься самообразованием. Другого пути просто нет.
Перед выборами президента я анализировал всё, что говорят о медицине. Все кандидаты в президенты. И показывал стране, что выбирать некого.
 |
| Евгений Комаровский: "Перед выборами президента я анализировал всё, что говорят о медицине. Все кандидаты в президенты. И показывал стране, что выбирать некого". Фото Ольга Сытник |
– И в итоге выяснилось, что не смотря на медицинский опыт Ольги Богомолец, человек не готов реформировать систему.
– Я лично ее поддерживал. Для меня это было важно, и это наука на всю жизнь. Тот факт, что ты разбираешься в детях, не дает тебе права говорить, что ты разбираешься во взрослых.
– В этой ситуации есть еще один аспект – врачи.
Выглядит так, что они — заложники системы. Часть из них хорошо устроились, но есть такие, которым в существующей ситуации не комфортно. Они получают мало денег, не готовы заниматься вписыванием "койко-дней", но они не могут бунтовать, потому что зависят от начальства.
Что можно сделать без политического решения? Вот, методом "малой крови"?
– Нет, мне кажется, что здесь "малой кровью" не подходит. Если конкретного солдата не устраивает дедовщина, но ее поддерживает прапорщик, майор, полковник и генерал, то победить ее нельзя. Но если ее не поддерживают наверху – то что-то сделать можно.
Поэтому в данной ситуации проблема снизу не решается. Есть правила игры. Если все играют в футбол, а ты попытаешься играть в баскетбол, то у тебя ничего не получится – ты нарушишь правила, как только возьмешь в руки мяч.
– С позиции родителей. Нужно ли благодарить врачей, тем самым поддерживая вот этот теневой сегмент медицины?
– Да, конечно. Другого пути нет. Когда мы знаем, что врач получает в месяц 2 тысячи гривен, а жить за эти деньги он не может – это же очевидно.
Другой вопрос, когда он требует деньги ДО оказания услуг – это аморально.
О ЛАЙФХАКАХ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ
– Для родителей. Вот можете сформулировать 10 лайфхаков, как в таких условиях улучшить здоровье?
Давайте хоть это интервью не будем превращать в разговоры про иммунитет, сопли и какашки. Ну, есть у меня 10 лайфхаков по укреплению детского иммунитета. И все это у меня на сайте опубликовано – берите, читайте, учитесь.
Вопрос упирается в то, что родителям нужно четко понимать, что их личные возможности по обеспечению детского здоровья – намного больше влияния государства.
Если я призываю к тому, чтобы у ребенка был чистый воздух и физические нагрузки – то вы должны четко понимать, что в условиях, когда возможности получения адекватной государственной помощи минимальны, ваши личные усилия по поддержанию здоровья ребенка должны быть максимальными.
А если государство наплевало, и вы еще наплевали…
Образ жизни детей кардинально меняется. Дети пялятся в гаджеты с утра до ночи, и родителям так спокойней. Мы выбираем школы с тремя языками – а должны выбирать школу, где бассейн и каток.
Но у нас до этого еще далеко. Классический пример Евро 2012 – это безумие – строить 4 стадиона для взрослых "мальчиков", вместо того, чтобы построить 2 тысячи стадионов для детей. Но мы ведь дружно гордимся этим безумием.
– И душевых в школе нет.
– Да, потому что школьной физкультуры в ее нынешнем виде не должно быть. Дети должны заниматься спортом после школы. Нужно чередовать умственные и физические нагрузки. Надо придумывать, как заставить детей двигаться, изучая физику, природоведение и географию. Но физкультура – после занятий.
– Но заграницей именно в школах есть спортивные залы и комплексы.
– Да, потому что школа должна быть центром всего. Здесь должен быть и драмкружок, и кружок по фото, и рисование, художественная гимнастика, и все, что хотите. Все – в школе.
Закончил обязательную программу в 16:00 – и началось все остальное. Ребенку интересно в такой школе, он не хочет оттуда уходить.
Возьмем финскую школу. Там 50% учителей – мужчины. Потому что это высокооплачиваемая и одна из самых престижных специальностей.
Какая ботаника может быть в классе? Она должна проходить в лесу.
– В Эстонии есть специальные беговые дорожки вокруг школы, и дети после третьего урока идут немножко походить.
– Таких вариантов куча – и ролики, и коньки, и велосипеды. Но беда в том, что запрос у родителей совсем другой: "А где у вас тут язык? Углубленное изучение математики?"
В любом финском садике по приказу МОН есть комната для игры в магазин. Это по приказу, этого не может не быть. Там они учат, что такое банковская карта, что такое сдача. Их учат в школе сортировать мусор, готовить блинчики.
Меня огорчает, что даже вы – молодые активные люди, перестали бороться за права детей.
Мне кажется, что если в Европе в ХХI веке есть проблемы с вакцинами...
О ВАКЦИНАЦИИ
– Кстати, о вакцинах. Вот вас слушают, прислушиваются. И вы постоянно говорите о том, что катастрофа с вакцинами, нужно делать прививки. Но есть огромный процент мам, которые отказываются делать прививки своим детям. Почему в этом вопросе вас не слышат?
– А почему вы не пишете, как умирают от коклюша? Где и когда в "Украинской правде" была статья о том, что ребенок умер от коклюша?
А сколько детей за прошлый год умерло от ботулизма?..
– Надо сделать запрос, мы не знаем (УП.Життя сделала такой запрос в Минздрав, но нам ответили, что такие данные у Госкомстата. Направили запрос и туда тоже, – ред.).
– Так вот, рассказы о том, как стало плохо от прививки, – присутствуют в информационном поле постоянно. А рассказов о том, как стало плохо от болезни – нет в принципе как таковых.
Я, как человек, который видит и рассказывает об этом, не могу заменить СМИ.
[L]Наш человек привык, что если говорят "это вам надо сделать" – то это кому-то выгодно. Другого наш человек представить не может. Если кто-то говорит, что надо делать прививки – всё! Его купили производители вакцин.
А Комаровский когда-то заведовал дифтерийным отделением и насмотрелся на смерти детей.
Я не хочу, чтобы это повторилось. Это страшно.
Взять коклюш. Ребенок же умирает не именно от него – а от воспаления легких, которое является осложнением основной болезни. И, значит, – что? Он умер не от коклюша, а от воспаления легких. Всё. Нет смертей от коклюша. И это скрывается постоянно.
Шумиха вокруг вакцинации, вот это все – это работа СМИ.
Если сидит в студии женщина, у которой умер ребенок – все мы подсознательно на стороне этой женщины. Кто привел эту женщину в студию? Журналисты.
А когда вы приведете в студию женщину, у которой ребенок умер от кори или коклюша? Никогда!!! Потому, что она не придет, ведь надо будет всему миру признаться в своих ошибках. А прийти, чтобы обвинить бездушных врачей – очередь из желающих.
А вы зайдите в больницы. Я уже много лет говорю: нигде в мире не лечат детей внутримышечными инъекциями. Детям не колют антибиотики в попу.
Каждый укол в детскую попу – это укол во взрослую совесть.
Мне кажется, что после того, как я миллионам женщин объясняю, что это неправильно, – эти миллионы женщин должны объединиться для защиты собственных детей.
Но они ничего не делают.
– Они боятся врачей, что те потом сделают что-то не так ребенку.
– Если бы каждая мама после каждого укола в попу устраивала скандал и защищала своего ребенка, постепенно их перестали бы делать.
Но мать готова согласиться на то, чтобы ее ребенку 4 раза в день делали уколы, лишь бы не ссориться с врачом.
– Во время Майдана вы записали обращение к россиянам с пояснением, за что мы здесь боремся. Сейчас, во время войны, вы чувствуете какое-то напряжение со стороны российских пациентов?
– У меня в электронной почте есть папка с приглашениями приехать. Тамбов, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, тур на Дальний Восток, лекция на Кипре, выступление в Лондоне, Санкт-Петербург, Новосибирск, Урал, Алматы, Ивано-Франковск мелькнул.
– Большая часть из России.
– Конечно. На самом деле то, чем я занимаюсь, должно объединять людей – интересы наших детей.
 |
| Евгений Комаровский: "У меня в электронной почте есть папка с приглашениями приехать. Тамбов, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, тур на Дальний Восток... То, чем я занимаюсь, должно объединять людей – интересы наших детей". Фото Ольга Сытник |
– На вопрос, кому бы вы не подали руку, вы назвали Ющенко – из-за Больницы Будущего. Этот список расширился?
– Список на самом деле огромный, просто тогда меня попросили назвать одного человека.
Для меня как раз вопрос в другом. Если человек готов признать свои ошибки и что-то изменить, и это приведет к чему-то хорошему, я готов взять за руку кого угодно.
Но образ Ющенко и Больницы будущего остается для меня критическим, потому что в этом образе, для меня лично, слились две страшных трагедии нашего народа.
Для начала он убил веру в правду – он обманул 14 миллионов человек, которые за него голосовали.
Но этого оказалось мало.
Есть вещи абсолютно святые – добро и дети. А Больница Будущего убила веру в добро и детей.
Ющенко нас всех обманул. Он пошел в операционную, не умея оперировать, но крича не весь мир, что умеет лучше всех. Идти в операционную, делать и не смочь – это одно. Но приступать к операции, не зная, не умея, и уверять, что ты лучший и все знаешь – это страшно.
О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ГОСУДАРСТВО-ВРАЧ-ПАЦИЕНТ
– Когда-то мы говорили с Лилией Гриневич о целом клубке проблем в образовании – и думали, что может быть на самом деле ниткой, за которую нужно потянуть, чтобы его размотать? Тогда мы пришли к выводу, что это, все же, – учитель.
– То же самое здесь. Этой ниткой является врач. Независимый, признающий исключительно научную доказательную медицину.
– Да, но что делать, чтобы его получить?
– У нас куча людей с очень хорошим опытом и возможностями. И есть только один способ заставить врача всё делать правильно:
а) правильные поступки должны быть экономически выгодны;
б) законодательные возможности совершать неправильные поступки нужно устранить.
"Откат" от лаборатории или аптеки – уголовное преступление. Но как это сделать сейчас, если это – единственный способ выжить?
Мы все играем в те же самые игры, когда знаем, что врач получает в месяц 2 тысячи гривен, а жить за эти деньги он не может – это же очевидно.
Фальсификация лекарств – уголовное преступление. Фальсификация данных о заболевании, о вакцинации – уголовное преступление.
Первое – закон.
Второе – резко ограничить оборот "фуфломицинов". Список лекарств, которые может использовать врач, должен быть утвержден. Все, что не прошло базу доказательной медицины – за пределами этого списка. Люди могут это покупать, его могут назначать – но это не может оплачиваться страховой компанией и в рамках утвержденных протоколов лечения.
Затем государство утверждает протоколы, но берутся они в готовом виде у стран с цивилизованной медициной. Никаких доморощенных протоколов.
Создается сеть независимых аналитических лабораторий или компаний, куда каждый человек может принести любую таблетку и проверить – это мел или лекарство. Я половину препаратов, которые назначаю, лично отнесу в эту лабораторию. Проблема лекарственной фальсификации огромная, и ею никто не занимается.
Но в любом случае – страховая медицина.
Вместо ста кафедр педиатрии в стране – две-три.
Некий единый центр, который анализирует современные научные данные со всего мира, готовит для врачей рекомендации, публикует на своем сайте тест-вопросы, на которые врачи обязаны отвечать раз в неделю. Не прошел – зарплата меньше, прошел – больше.
Помощь родителям только тогда, когда родители играют по правилам государства. Не хочешь вакцинироваться – твое право. Но почему государство должно тебя лечить? Значит, не получаешь денег от государственной страховой – плати свои.
Твой ребенок не привит – ты не можешь ходить в государственные школы, иди в частные. Но при этом – жесткое страхование на случаи вакцинальных осложнений, строжайший контроль на всех этапах вакцинации.
– У меня такое впечатление, что все хорошие врачи выехали, и учить студентов некому. Я ошибаюсь?
– Нет.
Грибной сезон закончился. Отдельный гриб с трудом, но найти можно, набрать лукошко не получится.
– Но что с этим делать?
– Нужно минимизировать ошибки. Медицина – это не искусство. Это точная специальность. Есть алгоритм принятия точных решений. Эти алгоритмы прописаны.
Прекратить придумывать национальную украинскую медицину. Следовать мировым стандартам. Не умничать. Разогнать 90% проверяльщиков-экспертов, которые полностью себя дискредитировали.
О РЕЦЕПТЕ СЧАСТЛИВОГО ГОСУДАРСТВА
– Нам очень нравится ваша концепция киндероцентрического государства.
– Я прекрасно понимаю, что мою концепцию киндероцентрического государства никто не поддержит, здесь сложно заработать, украсть сложно. А у меня нет команды для этого.
– Тем не менее, вы сейчас много путешествуете, изучая опыт других стран. Можете назвать вещи, которые мы можем использовать из зарубежного опыта?
– Наверное, главное "там" – интересы детей – это предмет постоянного обсуждения обществом. А у нас "забыли" купить вакцины и никто не застрелился…
 |
| Евгений Комаровский: "Там интересы детей – это предмет постоянного обсуждения обществом. А у нас "забыли" купить вакцины и никто не застрелился". Фото Ольга Сытник |
В Хельсинки коляска – это пропуск для бесплатного пользования городским транспортом. Вот что для этого надо?!..
У нас много женщин с колясками в общественном транспорте?
У меня такое ощущение, что мы инстинктивно живем по закону джунглей. У нас самое прикольное в стране – получить лицензию и охотиться на других людей. Вдумайтесь: максимальная власть у того, кто имеет власть над другими людьми – у судьи, полицейского, политика, налогового инспектора. Похоже, именно эта власть единственное, что заставляет некоторых работать врачами и учителями.
Когда одни люди имеют возможность охотиться на других – это признак успеха в жизни.
Когда ты заботишься о других – будто проявляешь слабость.
Как только государство придумает какой-то беспредел, тут же находится огромное количество исполнителей, готовых этот беспредел внедрять. Мы же страшно боимся тех, кто должен, теоретически, о нас заботиться – врача, полицию, судью.
Мы не верим ни одному человеку. И считаем, что это – нормально.
Центр проблем страны и центр реформ – в нас самих. Любые попытки ограничить что-то извне – это отвлечение от внутренних проблем.
От того, что перестанет летать самолет между Киевом и Москвой, не изменится ничего. Просто взрослые мальчики с наслаждением померяются писюнами. На глазах у нас всех. И куча народу им за это поаплодируют.
Давайте меряться детским спортом, школами. Слабо? Так это же диагноз политикам, ведь ничем хорошим меряться не получается.
Еще надо понимать, что вопросы нужно решать конституционным путем. И беда в том, что взрослые люди идут на выборы решать взрослые проблемы. А это – тупик.
Потому что взрослые проблемы – это сиюминутные вопросы, тактические.
Взрослые должны на выборах решать детские проблемы – тогда это будут стратегические вопросы. Определяющие будущее страны.
Политик государственного уровня должен показать, каким образом он решит проблемы средней семьи. Ибо ребенку для счастья нужна счастливая семья.
Только ребенок видит взрослые проблемы по-другому. Не в языке, не в векторе, не в выяснении "кто круче" – а в безопасности, здоровой семье, возможности свободно путешествовать по миру.
Я просто прошу каждого жителя страны не слушать эту политическую болтовню про векторы движения, газ, требования МВФ и братские народы.
Политик государственного уровня должен показать, каким образом он решит проблемы средней семьи.
Для меня еще очень важен вопрос гендерных различий. Мужское и женское отношение ко всему.
Мы расплачиваемся за то, что мужики в стране не имеют никакого отношения к детям.
Политики-мужчины не имеют понятия, что такое поликлиника или школа – женщины взяли всё на себя. Мужики во власти не понимают: какие такие "проблемы детей"?
Я в Финляндии сформулировал рецепт счастливого государства: мужики к детям – бабы в политику.
Но у нас идут в политику и бабы те, которым дети не интересны.
– Каким спортом вы сами занимаетесь?
– Бег, где-то 30-40 минут. На выходных – провожу время в лесу, на рыбалке, чтобы никого не видеть. Я не признаю пляжный отдых. Я не могу пойти в тренажерный зал, потому что тут же меня спросят про анализы, не могу сесть в поезд, потому что кто-то обязательно начнет меня расспрашивать... И это не кокетство.
Галина Тытыш, Ольга Сытник, УП