Ярмарка ответственности
Признаться, таких горячих дискуссий о Гогольфесте, как в этом году, я не видела давно. Самое, пожалуй, любопытное в этих дискуссиях то, что фестиваль, дважды сменивший локацию и концепцию, продолжают критиковать за те же вещи, что и три, пять лет назад.
Плохая организация, невнятная визуальная программа, балаган, непонятно, зачем вы тут все собрались, идите домой, +9 в подвале "Арсенала" в мае месяце, непонятно, что это - мусор или современное искусство, непонятно, куда идти на киностудии Довженко, локация страшная, я туда не пойду, дорогой бар, холодно, далеко, лужи, плохая организация и т.д. и т.п.
Давайте просто признаемся в этом: Гогольфест – это бельмо на глазу, и оно никому не нравится. Ни киевским властям, ни эстетствующей публике, ни художникам, ни арт-критикам, никому.
У Гогольфеста есть плюсы и минусы, и в разных интерпретациях того, что происходит на фестивале, превалирует то одно, то второе. Это нормально.
Ненормально будет, когда бережно накопленные минусы и обиды на фестиваль, или команду, или Влада Троицкого перекроют всё то положительное, что мы сможем сказать о них. Поскольку киевская культурная среда очень тесная, за 6 лет существования фестиваля каждый смог попытаться быть причастным к Гогольфесту, с разной степенью успешности.
Естественно, когда Гогольфест объявляют "храмом", это вызывает раздражение. Умноженное на обиды, оно превращается в полное неприятие того, что на фестивале происходит и что говорит сам Влад Троицкий в его защиту.
Если такая реакция возникнет у большинства тех, кто ходит на фестиваль, он исчезнет.
Но пока он существует, мне кажется, нужно подумать вот о чем.
Штука Гогольфеста в том, что это зеркало. То самое, на которое неча пенять. Он – после всего программного разнообразия, масштабных анонсов, которые, вероятно бы сбылись, будь у организаторов лучше с деньгами и с локациями, – находится именно там, где Киев может себе позволить его поместить.
При каких-нибудь других лабораторных условиях появление такого фестиваля в индустриальной зоне стало бы началом ее новой жизни. Возможно, запустился бы процесс джентрификации, когда вслед за культурными событиями, художниками и арт-менеджерами в городской район переселяются офисы, открываются банки, филиалы компаний. Как в Нью-Йоркской Трайбеке, короче.
При еще одних лабораторных условиях Гогольфест остался бы жить в Арсенале, развиваясь так, как это делает, например, Одесский кинофестиваль. Возможно, тогда бы через несколько лет, он стал бы исключительно театральным и вместо биеннале современного искусства у нас был бы свой Фриндж или Авиньон. С поправкой на украинские реалии, конечно же.
Но этого не произошло. По разным причинам. Отсутствие внимания со стороны властей, отсутствие спонсоров, отсутствие того, что принято называть "культурной политикой", или еще круче "стратегией", отсутствие культурных менеджеров нужного Гогольфесту уровня. Серьезно, Влад Троицкий – режиссер, а "даховцы" – актеры. Не отнимайте у них этого. Есть специально обученные люди, умеющие организовывать мультикультурные фестивали. Возможно, не здесь. На другой планете.
Таким образом Гогольфест оказался в наиболее соответствующем среде положении: на Выдубичах, в цехах завода, куда ленятся доехать киевские таксисты; двигаясь в совершенно противоположном направлении от того, какое Троицкий задавал еще пару лет назад. Когда-то он хотел обновить украинский мэйнстрим и открыто объявлял об этом. Теперь, по всей видимости, хочет завалить его с тыла, но пытается обходиться без громких претензий.
При этом киевскую публику я тоже могу понять. Все ждут законченного высказывания, все хотят кураторства на уровне "Энциклопедического дворца" на Венецианской биеннале, чтобы смаковать его на протяжении месяцев, а то и лет, все хотят такого спектакля, чтобы если кто-то из критиков поставит ему "ноль", пойти и облить этого критика краской. Все хотят Зрелища, Повода, Красоты, в конце-то концов.
Но мы с вами живем в такой стране, где красоту нужно выковыривать, очищать от налипших жвачек и рассматривать под микроскопом. Никто не придет к вам и не скажет: "Вот, это красиво, смотри!". С такой решительностью у нас разве что муралы перед приездом президента закрашивают. Но нам ведь такого не надо? Нам подавай красоту, чистоту и икебану.
Поэтому, пожалуй, самый главный вопрос, которым стоит задаться после окончания Гогольфеста – это каким ему быть дальше? Мне представляется очевидным, что фестивалю необходимо наладить контакт со зрителем. Не при помощи абстрактных "диалогов", "а давайте обсудим" и "оставляйте свои комментарии", а более эффективным путем. Как организаторам найти точки соприкосновения со зрителем и со средой, которая все, что происходит на фестивале, должна – по-хорошему – переварить?
Одним из выходов из ситуации я вижу краудфандинг.
Это единственная модель, при которой и организаторы, и посетители Гогольфеста смогут чувствовать равную долю ответственности за то, что происходит в стенах фестиваля. Потому что будут говорить на языке, который все понимают: на языке денег.
Допустим, есть три варианта программы – при минимальном бюджете, при среднем и при максимальном. Все варианты представляются публике. К примеру, если фестиваль собирает столько-то, привозят Ромео Кастеллуччи, Portishead и приглашают Массимилиано Джиони в качестве куратора визуальной программы. Если меньше – новый спектакль швейцарского театра Plasma, Red Snapper и в качестве куратора приглашают кого-нибудь, чье имя не будет звучать тут обидно. Если вообще по минимуму – львовский уличный театр "Воскресіння", джем-сейшены на улицах и приглашают юных уличных художников "бомбить" стены.
Сколько собрали – то и получаем. Модель, конечно, не идеальная, но как говорил великий Джек Донаги, при мозговом штурме не бывает плохих идей.
Впрочем, даже если окажется, что ни фестиваль, ни публика не готовы на такую открытую коммуникацию, есть хороший рецепт для того, чтобы смириться с этим и даже полюбить Гогольфест обратно. Нужно вспомнить, что Гогольфест не прикидывается чем бы то ни было. Он пытается выжить, как и все мы.
Нужно, наконец, смириться с мыслью, что никто никому ничего не должен. Во всяком случае, до тех пор, пока заинтересованные стороны не договорятся об обратном.