Хроники оккупации. Обгоревший полуостров

Так часто бывает, что искра, неосторожно высеченная в одном месте, подхватывается степным ветром – и от неё вспыхивает страшный степной пожар. Иногда – достаточно далеко от того места, где ею высекли…

Видно, сильный дул юго-западный ветер – что от крымской искры полыхнул Донбасс на востоке. Чувствуется рука профессионала.

Мне не доводилось, Слава Богу, переживать лесные пожары. Но один пожар в пересушенной августовской степи на Тарханкуте я запомнил навсегда.

Август на Тарханкуте – время пожарищ. К этому времени степь высыхает уже окончательно – достаточно одной молнии от таких частых здесь в августе гроз. Или легкомысленно выброшенной из окна недокуренной сигареты…

Днем далекого степного пожара не видно. И беззаботные любители диких прибрежных скал Тарханкута замечают его, как правило, только ближе к вечеру. Точнее – его стремительное приближение при сильном господствующем в это время года здесь северо-западном ветре.

Это очень похоже на шторм в море.

Сначала до вас всегда доносится шум ветра. Но этот ветер – особый. Он не пахнет йодом и солью. Он пахнет гарью.

Вторая волна – поток раскалённого воздуха. Именно раскалённого. Теплым в августе он бывает всегда. Морская волна – шипит. Волна степного пожара – трещит. Трещат вспыхивающие на ветру стволы травы и кустов. Трещит хитин несчастных насекомых – волной летящих, прыгающих и ползущих от стены огня. Трещит раскалённый известняк придорожных камней. Кажется – что трещит по всем швам и разваливается сама жизнь. Как и море, которое перед штормом бывает голубым на глубине, зеленоватым у берега и синим на горизонте, – во время шторма становится одинаковым, пепельно-серым с коричневатым оттенком.

Степь, как и сама жизнь, тоже бывает разноцветной: сочно-зеленой, подсохшей коричневой, пыльно-белёсой.

Сгоревшая степь становится одинаковой. Черной. С белыми веснушками раковин улиток, лежащих на сером пепле травы. Волна огня накатывается, сметает на своем пути все живое и уносится дальше. И спастись от неё можно, только взлетев высоко вверх. Или зарывшись глубоко вниз. Других вариантов нет.

Кто-то спешит уехать и, если повезет, – успевает. Те, кто обременён многочисленными пожитками и домочадцами – готовится к обороне.

* * *

…Никто уже и не помнит точно, кто и когда посадил на склоне ближайшей балки это единственное на всю округу здесь дерево – маленький Лех серебристый. Наверное, это единственное дерево, которое и выжить-то тут могло. Но Лех – выжил. И зародил добрую традицию среди здешних аборигенов. Вся привезенная с собой и не использованная пресная вода – торжественно обращается на полив нашего друга. Благодаря чему он прекрасно переживает самую засушливую пору, середину жаркого крымского лета.

Все-таки способность наших людей к самоорганизации в критических ситуациях – впечатляет. Женщины, дети, палатки – всё эвакуируется вниз, к морю, под защиту прибрежных скал. Автомобили сгоняются в круг, укрываются матрасами, покрывалами – и все это обливается морской водой, которую носят бутылками и ведрами даже самые маленькие дети.

Плакать и бояться строго запрещается. Основные силы остаются для обороны лагеря с огнетушителями наизготовку. А нас, мужчин, как самых крепких, – а может быть, просто потому что не жалко – выдвигают вперед для защиты нашей святыни. Нашего Леха.

От моря он отгорожен проселочной дорогой, и с этой стороны ему вряд ли что то угрожает. Но рядом обильно заросшая кустарником балка – и это огромная опасность. Подручными лопатками и всем чем есть пытаемся отгородить Лех от степи.

Быстро темнеет и становится по-настоящему страшно. Отблески пожара по мере его стремительного приближения превращаются в настоящее зарево. Все покрывается несущимся по ветру пеплом. Треск горящей пересохшей травы. Смерть всего живого.

Жизнь в этой каменистой степи трудна. И от этого довольно скудна. Но как же она бывает красива! Эти грациозные полозы. Вездесущие луговые собачки – суслики. Полевые мыши. Мириады насекомых. Все это бежит, летит, скачет в поисках спасения от лавины огня.

Мы с удивлением обнаруживаем, что на этом рукотворном островке жизни, который мы создали вокруг Леха, – мы не одни. Все живое сбилось в кучу на этом островке безопасности. Представить себе невозможно всех этих существ рядом – в любой другой ситуации…

[L]Но сейчас – не время охоты. Сейчас – время борьбы за жизнь.

Случается то, чего мы больше всего боялись: сумасшедший ветер забрасывает пламя в пересохшую балку, заросшую травой и кустарником. Пороховая бочка, в которую попала зажженная спичка.

Слава Богу, в непосредственно близости от нас гореть уже нечему – мы успели вырубить и вынести большинство травы в округе, – но жара становится нестерпимой. И мы инстинктивно находим верное решение. Снятые закопченные пожаром футболки обливаем принесенной морской водой – и укрываем ими нашего Леха.

Остаётся только ждать. Трава в степи вспыхивает быстро – но так же быстро она и прогорает. Несколько минут огненной пляски – и волна пламени огибает нас и стремительно бежит дальше.

Ветер стихает. Можно осмотреться.

Лагерь устоял, жизнь в нем постепенно приходит в обычное русло. Лех потерял большинство своей листвы – от нестерпимой жары его листья, словно осенью, свернулись в тоненькие трубочки и осыпались. Но сам он, похоже, не пострадал. Мы еще раз его хорошенько поливаем – и идём восстанавливать лагерь.

…Вот так и всем украинцам сейчас, наверное, придётся снять с себя последнюю рубашку – чтобы защитить от пожарища самое дорогое, что у нас есть – Украину. И все живое в ней. Включая глупых колорадских жуков.

* * *

1. Крым сейчас напоминает зверинец. Правда, такой, где посетители оказались не снаружи, а внутри клетки с животными.

Забавный персонаж – обезьянка Няша по прозвищу Прокурор. Задумывалась как грозная горилла с дубиной. А получилась миленькая мартышка – правда, с гранатой…

Наблюдать за ней и страшно и забавно одновременно. Жалко будет если что. И мартышку. И гранату. И зрителей. Выхода-то из клетки – всего два. И оба заминированы.

2. Очередь в банк. Запись по спискам. На приеме – №53. Последний записавшийся – №266. В день в среднем обслуживают человек 10-15. Бумажные платежки. Чековые книжки.

Пожилая дама, ведущая списки, божится, что бросит все и уйдет на пенсию. Возраст, всю жизнь в налоговой, сейчас вот бухгалтером – но в это дурдоме работать теперь совсем невозможно. На вопрос, ходила ли на референдум, отвечает утвердительно. В ответ от молодой коллеги по несчастью из очереди: "Большое Вам человеческое спасибо… Вы решили – и на пенсию. Я не ходила – но мне теперь работать". Такой вот социальный парадокс.

3. Очереди в банк – вообще яркая примета времени. Что парадоксально: чем меньше у людей денег, тем длиннее очереди в банк. Даже не берусь сравнивать количество денег в Украине и Швейцарии – но представить себе не могу такую очередь в швейцарский банк.

4. Из наблюдений в той же очереди в банк, где сейчас приходится проводить уйму времени.

На замечание из толпы, что нужно было тогда уже к Израилю присоединяться, "хотя бы с банками легче было" – какой-то очень русский парень высказался дословно в том духе, что, как русский человек, готов терпеть все лишения и неудобства – лишь бы не жить с "этими" п***растами. На замечание о том, что как-то странно, вокруг России остались практически одни п***расты – отмолчался…

Кстати – а с чего он взял, что количество п***растов в России больше или меньше, чем в остальной Европе? Наверное, что-то знает.

5. Вообще, народ не покидает чувство юмора. На вопрос: "Арчи – где Х…ло?" – маленький той-терьер с громким лаем храбро бросается на поиски. Вот у кого бы подзанять мужества и храбрости многим нашим людям в милицейской форме и с оружием.

6. На прошлой неделе в городе состоялась презентация партии "Единая Россия". Понятно, что без чуткого партийного руководства в деле построения светлого крымского будущего – никак.

Обескураживает одно: опять с партийными удочками и флагами замечены подростки школьного возраста. Какие могут быть политические убеждения у детей – неясно. Впрочем, этим и ПР злоупотребляла в своё время. Вывеска сменилась. Люди остались. Результат их деятельности можно предсказать.

Скажу так. По опыту – ничего хорошего в итоге ждать не нужно.

7. Социальная реклама на бордах: "Гривна – давай до свидания!" Кто-то решил, что это звучит очень креативно.

Грустный парадокс состоит в том, что гривна у славян – серебряное украшение, которое носили богатые женщины на шее. Часто использовалось как средство платежа. Если покупка не стоила целой гривны, от неё отрубали кусочек, который поэтому и назывался рубль.

Так и есть. Рубль в Крыму – это кусочек, отрубленный от украинской гривны. Но, как известно, серебро хорошо плавится в слитки из кусочков. Нужна лишь подходящая температура.

8. Многое объясняет общение с простыми россиянами. Хорошего, на мой взгляд, мало. Ощущение такое, что легкие обезболивающие – в виде оголтелой круглосуточной пропаганды по ТВ – уже не помогают. Больного переводят на тяжелые наркотики.

Если люди – в общем-то, мирные и достаточно добрые каждый сам по себе – все вместе начинают получать кайф и драйв от посещения территорий, захваченных силой оружия, от созерцания людей, принудительно живущих под чужим флагом – то это страшно.

9. Манштейн с офицерами своего штаба пришел к выводу, что война на Востоке будет проиграна, когда его армия подошла к Херсону. "Эти люди – не дикари. И мы не несём им свободу", – писал он в своем дневнике.

В нашем генштабе сидят полные кретины, если вместо огромного развитого индустриального города нанесли на карту маленькую ж\д станцию и рабочий поселок при ней.

Германская оккупация Крыма продлилась три года. Как-то будет теперь?..

10. Законы истории изменить невозможно. Курс развития Европы – очевиден. Это союз свободных людей, живущих в свободных городах. Противостоять этому – бессмысленно.

Государство – это, все-таки, договор. Он не может быть основан на насилии и несогласии. Неважно, сколько людей было категорически против. Два процента или три. Пусть даже и один человек.

Но если такой договор не приемлем – то менять нужно договор, а не флаг.

Даже ради одного человека. Потому что именно этот человек – и есть Украина.