Хроники оккупации. Твой мяч
Новенький кожаный футбольный мяч. Мамин подарок на день рождения. Ты до сих пор помнишь этот удивительный, вкусный запах новой кожаной вещи. По случаю сегодняшних именин тебе, как всегда, разрешили не ходить в школу – и поэтому ты всерьез лет до 9 думал, что дни рождения у тебя очень кстати всегда попадают на воскресенье...
Ты едва дождался возвращения с уроков соседских мальчишек, и с невероятной гордостью заявляешься с этим чудом на футбольную площадку по соседству с твоим домом. Как всегда, Умка увязалась за тобой, и вы летите с ней наперегонки.
Мало того, что мяч новенький, ярко бело-синий, так он еще и с ниппелем, то есть без этой дурацкой, вечно мешающей шнуровки – и уже с утра сосед дядя Володя накачал его через иглу велосипедным насосом. Ты вдруг ощущаешь, что если счастье есть, то оно точно сейчас где-то совсем близко.
Радость быстро омрачается появлением твоего давнего обидчика – живущего на другом конце улицы хулиганистого мальчишки, намного постарше тебя. Именно поэтому он посильнее, а главное – понаглее, и в общем, уже начал покуривать, и уже, наверное, пару раз ты видел его с бутылкой пива.
Бог знает, за что он тебя невзлюбил. Пожалуй, ты всегда был немного этакой "белой вороной" в очках, понуро плетущейся после школы не на стадион, а в музыкальную школу, с этой смешной нотной папочкой на тесемках. Дело, правда, обычно не заходило дальше насмешек. И поэтому ты так смело бросился за ним вдогонку, когда он, подхватив твой новенький мяч, начал вдруг убегать с ним куда-то в сторону школы.
И вот там, на школьном пустыре, он дал тебе догнать себя. А когда ты подошел к нему – совершенно неожиданно наотмашь ударил тебя рукой по лицу.
[L]У тебя в первый раз в жизни посыпались искры из глаз, и во рту вдруг все как-то набрякло, и ты ощутил соленый привкус собственной крови. Тоже в первый раз в жизни.
Пока ты приходишь в себя и ищешь свои слетевшие очки в траве, он исчезает.
Вдвоем, вместе с поникшей Умкой, вы плететесь на опустевший стадион и совершенно без сил опускаетесь на траву за воротами.
Ты плачешь навзрыд. Не от боли. От обиды.
Весь мир вокруг сужается до размеров твоей старенькой курточки с капюшоном, сереющего в сумерках кусочка неба и поскуливающей рядом Умки, которая забирается к тебе под куртку, которой ты укрылся, лежа на земле, с головой.
Эта маленькая старая куртка – сейчас твоя самая мощная в мире крепость. Правда, она вся сотрясается вместе с тобой, когда ты судорожно хватаешь ртом воздух, который каждый раз стремительно вылетает вместе со слезами и всхлипываниями. Опухшая щека горит, ты сворачиваешься калачиком, поджав под себя ноги, и слушаешь гудящий снаружи твоей маленькой крепости ветер.
Умка вылизывает своим теплым шершавым языком твое размазанное от слез лицо и укладывается рядом, поджав под себя хвост.
Сквозь маленькую щель из-под капюшона ты видишь удивительно красивую картину – ярко-багровое небо и удивительные причудливые фигуры сиреневых облаков на нем. Из жирафов облака превращаются в слонов, и затем расплываются на горизонте узорчатым караваем.
Ты постепенно успокаиваешься и всхлипываешь уже гораздо реже. Умка согревает тебя – и ты понимаешь, что уже совсем темно, и мама, наверное, уже очень волнуется, и нужно идти домой.
Но тебе так уютно и тепло в этом вашем с Умкой домике, а веки вдруг становятся такими тяжелыми, что тебе хочется полежать здесь еще совсем немножко и послушать эту удивительную песню ветра снаружи.
Сквозь сон ты слышишь, как чьи-то очень сильные руки аккуратно поднимают тебя, и знакомый голос дяди Володи: "Ну шо ж ти, дитино, робишь? Мати хвилюется, плаче!"
И тут ты уже совсем успокаиваешься, и только утром вспоминаешь, как мама сквозь плач вытирала тебе лицо, снимала с тебя одежду и укладывала на твою любимую кровать.
На удивление, она совсем тебя не ругает, а только сидит рядом с тобой на краешке кровати и тихонько плачет.
Ты опять слышишь голос дяди Володи:
– Це Колька, я тобі кажу. Мені вже розповіли. Я з ранку йому вуха намну.
– Ну что ты Володя – он же еще ребенок.
– Який ребьонок? Він вже дівок мацає – я сам бачив. Це твій ще дитина, а Колька має вже розуміти.
– Спасибо, Володя. Не нужно. Он должен научиться решать эти проблемы сам.
– Ну, дивись, як знаеш...
А на следующий день утром мама отвела тебя за руку в секцию тяжелой атлетики к Сергею Евгеньичу...
И через несколько лет тебя было уже не узнать.
...Он был уже изрядно потертым и побитым. Но это был он. Ты узнал свой мяч сразу.
Нет, злобы уже давно не было. Ты научился жить с этим.
И своего обидчика ты научился просто не замечать. Тем более что последние год-два не только он, а, пожалуй, уже и никто не смел обидеть тебя, глядя на твои вдруг налившиеся силой и ставшие широченными плечи, которыми ты уже легко жал 100 килограмм от груди не один раз.
Но это был твой мяч. И ты не смог просто пройти мимо.
Нет, ты не ударил его. Драться ты так и не научился. Но старая обида, вдруг прихлынувшая вместе с кровью, дала ощущение такой силы в руках, что ты просто поднял и отбросил его. И хоть ты по прежнему был немного меньше его по росту, со стороны это, наверное, смотрелось впечатляюще. Как в кино. Он несколько раз кувыркнулся и остался лежать. Тебе показалось, что он просто побоялся подняться.
"Это – моё". В ответ на испуганные и изумленные взгляды мальчишек.
Ты подбираешь свой мяч немного трясущимися от избытка адреналина руками и в гробовой тишине спокойно уходишь.
В тот вечер мама опять сидела рядом с тобой вечером на кровати, и на глазах у нее снова блестели слезы. Правда, какие-то немного особенные. Без горя.
– Не делай так больше никогда, сынок. Не нужно.
– Хорошо, мам. Не буду...
Мы лежим сейчас с разбитым в кровь на Донбассе лицом и отобранным таким любимым Крымом, которым мы так гордились. И слушаем сквозь эти слезы музыку ветра.
Это ветер истории.
Нам придется стать сильными. И научиться решать свои проблемы самим.
Неважно, сколько на это уйдет времени и сил. Если много и упорно трудиться, плечи обязательно наливаются силой. А ощущение правоты закаляет волю.
И тогда никто не посмеет перечить Вам. Потому что Вы правы.
Слава Украине!
Денис Елишев, специально для УП