Хроники оккупации. Блокированный полуостров

Все. Они опять улетели. Я каждый раз надеюсь, что этого не случится. Но они каждую осень выбирают для этого самый красивый, теплый тихий день, с чистым, голубым небом, ярким белым солнцем – и заводят свои волшебные хороводы в вышине.

Я смотрю на них с укоризной. А они кружат надо мной, и курлыканье у них торжествующее и радостное.

В небе над головой закипает белый котел. Но вот кипение в этом котле угасает, и из царящего в небе хаоса и веселья постепенно выстраивается завораживающий глаз строгий порядок.

Клин. Один огромный и рядом несколько поменьше. Прощальный круг – и их курлыканье становится протяжным и жалобным.

Черт, в глазах опять слезы. Я вспоминаю, как часто в октябре ездил на лиман за городом кормить их. Они жаловались мне на наступившие холода, на то, что людей стало совсем мало, и подкармливают их совсем плохо. А я рассказывал им о наших бедах. О постигшем нас несчастье, об оккупации.

А теперь они улетают. Правда, они всегда зовут меня с собой.

Но им проще. Они сюда все-таки возвращаются.

Сегодня я вдруг срываюсь и со всех ног бросаюсь следом за ними. Но сзади у меня свой "клин": Фуша, Вилька, Рыжуха.

Рыжухе, по-моему, идет 18-й год, и она уже совсем похожа на старушку. Во всем. Она ковыляет последней, прихрамывая сразу на обе задних лапы. А когда отстает, то садится, вытягивает свою седую сморщенную мордочку и начинает отчаянно подвывать.

Нет, так нам их не догнать... Мы возвращаемся к Рыжей, садимся рядом с ней и смотрим им вслед. Пока они совсем не исчезают в быстро сереющем осеннем небе.

Назад Рыжуху мне приходится нести на руках. Домой мы попадаем уже затемно и от усталости валимся на траву прямо в саду.

[L]Спайк, Мурашка, Мама Чели…

Странное ощущение: мы лежим среди их могил, на нашем маленьком кладбище домашних животных – но мне совсем не страшно.

Наоборот, я быстро успокаиваюсь, и кажется, что от травы, под которой они покоятся, начинает исходить странное тепло.

Такое тепло, какое бывает в детстве, когда мама вечером достает тебя из теплой ванны и укутывает маленькое горячее мокрое тельце в огромное махровое полотенце – а ты при этом еще успеваешь немного подрыгать ногами, стряхивая последние капли теплой воды.

Вас несут в вашу любимую кровать, тепло укрывают и укладывают так, чтобы через щель в одеяле было немного видно экран телевизора, где вам сейчас расскажут сказку на ночь.

Я успокаиваю собак. Никто вас не бросит. Не оставит. Кто будет беречь Ваш покой? Они живы, пока мы о них помним. И пока мы их любим.

...Мне уже есть, кого здесь помнить.

Близнецы Сашка и Борька, которых никто не отличал в лицо, а мы узнавали их даже со спины.

Володя, гитарист нашей мальчуковой группы. Андрюшка, мой многолетний сосед по школьной парте.

Их никого уже нет. Кого-то – давно. Кого не очень...

Я вдруг с ужасом понимаю, что нас и осталось-то меньше половины. А кажется, это было вчера.

Такие далекие теперь, но по-прежнему такие "свои" родные лица, события, люди.

Все они – как ниточки в моей судьбе, которые сплетаются в канаты. И их не одолеть. Они привязывают меня к этой земле так прочно, как держит сеть рыбу.

...Я думаю о том, что с высоты журавлиного клина по очертаниям Крым, наверное, очень напоминает черноморскую камбалу калкана. Это самая удивительная рыба нашего моря.

Только сейчас он напоминает калкана, попавшего по глупости и неосторожности в сеть. Огромная, сильная рыба отчаянно бьется, пытаясь вырваться, нанося себе при этом страшные раны. Но все тщетно.

И тогда он часто делает то, что сделает в его положении перепуганный отчаявшийся ребенок. Из последних сил он зароется в свой родной теплый песок-одеяло, и останется только надежда. На то, что, несмотря ни на что – все будет как прежде. И эта родная подводная полянка на морском дне, где знаком каждый камень.

И не будет никакой войны, и все еще живы. Что просто нужно вот так подождать, и все опять будет хорошо.

Но жестокая, неумолимая сила оторвет его от песка. Короткая, жестокая схватка, агония – и все будет кончено.

Останется только "лёжка", глубокий отпечатанный на песке силуэт в том месте, где лежала рыба.

Но есть одно "НО". Калкан – стайная рыба. А стая своих не бросает. Никогда. Да, испугавшись, она поднимается и, спасаясь, быстро уходит, оставляя попавшего в сеть сородича.

Оправившись, стая возвращается. Всегда. И тогда под ее могучим напором рвутся самые прочные браконьерские сети и отступают самые свирепые хищники.

А пока – как сказал однажды мой любимый Вольтер: "Иногда торжество разума заключается в том, чтобы научится жить в мире рядом с теми, кто разума не имеет".

* * *

Теперь, как всегда, немного о странностях нашей оккупационной жизни.

В свой последний визит в оккупированный Крым президент Путин получил символичный подарок – "золотую люльку" крымскотатарского народа "Алтын бешик". Согласно легенде, человек сильный, завладевший такой вещью, может получить невиданную власть над всем миром.

Эту часть легенды знают все.

Мало кто знает, что у нее есть и продолжение. В нем говорится о том, что человека слабого эта вещь лишает разума.

Через несколько недель после получения этого подарка Путин отдал приказ бомбить Сирию.

P.S. "Проходит все... Пройдет и это" – так было написано на внутренней стороне кольца одного очень мудрого человека.

Это были последние Хроники оккупации. Не могу, да и не хочу больше писать об этом. Эта страница перевернута.

Но что же дальше?

А дальше мы вместе с Вами начинаем писать Хроники деоккупации Крыма.

И пусть пока событий и новостей об этом будет совсем немного. Но ведь это глупости и подлости делаются быстро. Дурное дело не хитрое.

А нам придется много и упорно потрудиться. Каждый на своем месте, делая каждый день для этого маленькие хорошие добрые дела. Укрепляя и поднимая наш общий дом – нашу любимую Украину.

И однажды эти маленькие кусочки, как паззлы, обязательно сложатся в знакомый и любимый нами контур нашей страны, так похожей с высоты журавлиного клина на камбалу калкана, со смешным маленьким полуостровом-хвостиком, лежащим посреди теплого моря.

Слава Украине!

Денис Елишев, специально для УП.Жизнь