До встречи. На берегу озера… Весной

Когда-то я встретил человека, жизнь которого навсегда изменил один сон. Этот сон разрушил его семью и навсегда изменил систему ценностей. Другой мой друг, с которым я познакомился в Индии, после одного своего сна превратился из ветерана Вьетнама и в прошлом гангстера – в самого доброго человека, которого я встречал.

Сны – интересный творческий материал.

Иногда они врываются в сознание настолько внезапно и решительно, что сметают все, как сотрудники "Альфы" во время спецоперации: секунду назад вы сидели и думали о безоблачном будущем, и вот вы лежите лицом в пол с дулом у затылка.

Однажды такой сон увидел и я. Мне иногда снятся очень яркие и эмоциональные сны. Но этот сон был особенным. Он создавал чувство непреодолимой мощи. Чувство огромной мистической силы, спрятанной в самых глубинах сознания, где-то рядом с базовыми ценностями и первобытными инстинктами.

Прошло уже много лет с того дня, когда я проснулся утром в поту. Записывать тот сон я не стал – знал, что никогда его не забуду.

*   *   *

Перед этим мне снился какой-то другой сон, но вдруг картинка резко сменилась. Будто кто-то резко переключил канал телевизора.

...Я оказался внутри огромной белой вселенной, на берегу огромного заснеженного озера. Воды, а точнее льда, не было видно. Но я знал, что под трехметровой толщей снега именно озеро. Настолько большое, что другой берег был очень далеко. И на нем виднелись черные стволы и ветки деревьев. Черные как уголь в этом царстве белого и сухого снега. И серое небо с белыми облаками.

Я стоял в нескольких шагах от берега. Кажется, там, где начиналась граница воды, снег был чуть ниже. И я знал, что на три метра вниз будет лед. Кроме черных как сажа деревьев по периметру озера, вдалеке от меня посреди озера стояли три высокие черные фигуры.

Я был один. Я чувствовал, что был моложе, чем в реальности. Я стоял у края и прижимал двумя руками к груди плюшевого медведя. Небольшого такого, с заплатками, похожего на медведя из детского мультика. Я чувствовал огромную нежность и любовь к игрушке. Сильную и чистую эмоцию, которую может испытывать только ребенок и только к чему-то очень важному из своего детства. Мне очень сложно объяснить вам эти чувства. Наверное, что-то подобное чувствуют к своим маленьким детям.

Три фигуры постепенно приближались. Они не шли, а просто становились ближе и ближе. Они были выше меня раза в полтора. Худые, высокие, в черных балахонах. Как будто три монаха в черных как ночь длинных потрёпанных одеждах. Похожие на смерть, как ее рисуют. Лиц не было видно. Под балахонами было темно, и не угадывалось ни черт, ни наличия лиц в принципе. Вместо кистей рук – огромные лезвия кос. Настолько широкие, что они могли ими рыть снег. Фигуры поднимали их над головами и резко опускали вниз, снимая большой слой сухого снега. Снимая легко, будто снег легкий как пыльца.

Они приближались. Просто становились ближе с каждой секундой. За ними не оставалось следов от ног или одежды.

Когда от них до меня оставалось метров 60, центральная фигура (она была больше других), стала двигаться в одиночку. Она приблизилась к краю озера и остановилась за пару метров.

Я стоял на берегу, фигура стояла на льду озера на одинаковом расстоянии от края "воды"… Она подняла руки и сделала три мощных и изящных движения. Вверх-вниз-к себе. И на краю образовалась яма. Фигура чуть вернулась назад. И остановилась неподвижно. Никто и ничего не говорил. Я интуитивно, на уровне инстинкта и религиозного трепета понимал, что же должно произойти дальше…

Несколько секунд я стоял без движения. После чего сделал несколько нерешительных шагов к краю ямы. Она заканчивалась буквально перед берегом. Перед линией, которой я не видел, но очень остро чувствовал.

Чувство напряжения было таким, будто через меня пропускали ток. Я не могу привести достойной аллегории. Что-то слабо подобное я чувствовал, когда стоял перед открытым люком самолета в ожидании своей очереди прыгнуть с парашютом. Мысли, как разряды тока, с невероятной скоростью несутся в голове. Несутся так быстро, что ты их не успеваешь осознать. Тело напряжено. Сердцу так сложно гнать кровь по сузившимся сосудам, что оно может заглохнуть прямо сейчас. Руки дрожат и отказываются слушать. Ты не веришь, что сможешь это сделать.

Что-то подобное, но гораздо более слабое, чувствуешь, когда в конце похорон близкого человека ты говоришь: "Можете закрыть гроб и заканчивать". Это плохое сравнение, но лучшего у меня нет.

Я оторвал медвежонка от груди и медленно положил в эту яму. Поднялся и отступил назад. Чувство было такое, будто я только что усыпил собственного ребенка. И одновременно – будто я должен, просто обязан был это сделать. Будто у меня не было никакого выбора или хотя бы шанса на выбор. И почему-то я должен был сделать это своими руками.

Фигура снова приблизилась. Она сделала еще несколько замахов, и могила была зарыта. Снег снова был ровным.

Фигура выпрямилась и стала ровно, будто бы смотрела на меня из темноты под балахоном. Смотрела без цели или эмоций. Просто наблюдала. Я смотрел на нее, в темноту, в которой должно быть лицо.

И тут что-то произошло. Она и двое других исчезли. И… Снег начал быстро таять. Он очень быстро проседал вниз. И уже через пару секунд мои ноги стояли на мокрой земле. Еще через пару секунд на ней выросла трава. На другом берегу на деревьях распустились листья и цветы. Запели птицы.

Я стоял на берегу удивительно красивого озера в ясный весенний день. Примерно такой, как на эту Пасху.

После этого я проснулся.

*   *   *

Это было много лет назад. Но я до сих пор помню каждую деталь.

Через несколько лет в моей жизни случилось потрясение, напомнившее мне про тот сон. У меня была кошка – самый теплый и последний из моих мостиков с детством. Маше было уже 20 лет. Я до конца боролся за ее жизнь. Последние 4 года прошли под знаком борьбы, анализов, смен ветеринаров. Я научился делать уколы и клизмы, засовывать таблетки в корм, разобрался в медикаментах, и мой ветеринар был со мной на связи даже среди ночи и из-за пределов страны.

Маша умирала от почек, как и все коты. Это тяжелая смерть, и я знал, что не дам ей умереть в муках. Последние 4 месяца жизни она уже не видела и ела только после уколов. Она понимала, что умирает, и больше не спала в моих ногах как раньше. Коты обычно уходят, чтобы умереть. Маша ушла в коридор.

В ту ночь она, впервые за три месяца, пришла ко мне в комнату и начала плакать. Я позвонил врачу и уколол все, что он сказал. Ей стало хуже. Я снова позвонил врачу и спросил, что будет дальше и есть ли еще шансы? Он сказал, что шансов нет. Я собрался, вызвал такси и поехал в клинику.

Молодой врач долго не мог попасть в вену. А потом сделал два укола. Первый снял боль, и Маша перестал кричать. Она уснула. Второй ее убил. Она умерла под моим ладонями. Я даже не заметил, когда ее сердце остановилось. Тело было теплым. Но легкого пульсирования под ребрами больше не было. Я постоял немного рядом, забрал ее в сумку и уехал домой.

На следующий день я положил ее в печь киевского крематория. Своими руками вычистил печь до, и собрал кочергой Машин пепел после. Оказывается, что единственная печь в крематории, к которой вас пустят – это печь для животных. Он такого же размера, как и для людей, но к ней вы можете подойти. Говорят, что это связано с тем, что люди часто любят своих питомцев сильнее, чем других людей. И поэтому им дают возможность стать ближе к этому прощальному ритуалу.

Когда все было кончено, я вернулся домой, и только тогда разрешил себе раскиснуть. Набрал ванну, лег головой под воду и кричал из последних сил. Мне было 28 лет.

Это было в мае ровно 4 года назад.

На первую годовщину смерти Маша единственный раз мне приснилась. Я понимал, что сплю, и что ее больше нет. Но сон был пропитан такой глубокой нежностью и любовью, что я делал все, чтобы не проснуться. Она была здоровой и молодой. Теплой и живой. Терлась мордочкой о мою грудь и мурлыкала. А я во сне радостно улыбался. После этого я уже не мог больше жить в той квартире.

Я понимаю, что такая привязанность к животному выглядит глупо. Но в моем крайне непростом детстве Маша была одним из немногих моментов, которые я вспоминал с теплом. Я долго о ней мечтал. Я сильно ее любил. И я боролся за нее до последнего.

После этого я собрал денег и начал ремонт. Как только появились минимальная возможность – я переехал.

*   *   *

Когда я обсуждал тот сон со своей мамой, она сказала, что меня ждет большая потеря и три тяжелых года, но если я все сделаю верно – потом все будет хорошо.

Последние пару лет я часто думаю, что сон был все-таки не о кошке. Но, тем не менее, сон мне очень помогает, когда я кого-то теряю. Поскольку знаю, что потом наступит весна.

Наступит, если все сделать правильно. И если совесть будет чистой, если хватит сил на самый тяжелый, но неотвратимый шаг – то мы сможем прийти к своей весне и быть счастливыми.

В моменты самых тяжелых потерь и испытаний я помню, что они лишь предвестники весны. Такой же сильной и сметающей всё, как и смерть.

И весна придет. К тем, кто сделает тяжелый, но единственно возможный выбор.

Третий год стоит вопрос о существовании нашего государства. Мы теряем лучших из нас. Мы рискуем жизнью. Мы переступаем через свой страх, жадность и лень.

Ради того, чтобы три черных фигуры сменились весной. Но мы должны сделать свою часть работы. И если совесть наша будет чистой, как вода от талого снега – то весна неотвратимо придет и смоет все. Но для этого нужно идти воевать или хотя бы помогать тем, кто пошел.

Весна не придет к тем, кто не способен сделать свой шаг к берегу озера.

Будьте сильными, живите по совести, помогайте армии. Если хотите, чтобы снег растаял – растопите его сначала в своем сердце.

И сделайте свой шаг.

P.S. Это моя последняя колонка для Украинской Правды. Я хочу поблагодарить редакцию за поддержку. И лучшего в мире редактора Анастасию Рингис за то, что всегда верила в меня и сделала из меня колумниста. Благодаря ее вере мои колонки прочли сотни тысяч людей и привели к крупным отставкам и назначениям в армии. Я бы даже сказал, что мои колонки привели к тектоническим сдвигам.

Но мне всегда хотелось сделать тектонический сдвиг не во власти, а в ваших сердцах. Это всю дорогу было для меня важнее.

Я еще не знаю, где буду публиковаться дальше и буду ли в принципе. Но вы сможете узнать об этом на моей странице в Facebook.

До новых встреч, друзья.

Спасибо тем, кто сражался вместе с нами за независимость Украины эти два года. Вы сделали весну ближе. Если верить моему сну, то нам осталось продержаться не так уж долго. Это будет непросто. Но если после этого снег начнет таять – я без раздумий готов сделать шаг вперед и заплатить за это ту цену, которая будет нужна.

Спасибо тем, кто делает то же самое. И до встречи. На берегу озера. Весной...