Docudays: Мы с тобой одной крови

...Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Р.Киплинг.

XI Международный фестиваль документального кино о правах человека Docudays UA стал точным - подчас болезненно точным - попаданием во время и пространство. Переполненные залы (в которых даже на дневных сеансах подчас приходилось искать место на полу, в тесноте, да не в обиде) и необычайно бурная реакция публики во время просмотров и обсуждений продемонстрировали, что события Евромайдана и оккупации Крыма не только усилили интерес к социально-политическим проблемам современности, но и заставили по-иному взглянуть на них.

Картины о тиранических режимах и уличных противостояниях с властями, войнах и беженцах, в каких бы далёких, "экзотических" краях не происходили события, вызывали у аудитории ощущение сопричастности к происходящему на экране, воспринимавшемуся как отражение того, что пришлось и что ещё придётся пережить нашим соотечественникам.

На прошлом фестивале в ходе споров, посвящённых фильмам программы об Арабской весне, нередко приходилось слышать характерные рассуждения о полезности диктатуры, являющейся единственной системой управления, способной держать в узде законности "варварские народы".

В этом году подобных замечаний на обсуждении лент о ближневосточном регионе практически не возникало, настолько сильным было чувство, что аналогичные фильмы можно было бы снять и о Евромайдане.

В первую очередь это касается картины Стефани Ламорре "Бахрейн: Запрещённая страна" из программы "Docu/Сопротивление". На финальных титрах этого фильма, во время просто-таки неистовых оваций, раздавались дружные крики "Слава Украине" – невольное, непосредственное признание, выражение общности, единства, обращённое к манифестантам, скандирующим на арабском требования гражданских прав и свобод, к женщинам в хиджабах, обнимающим тела замученных сыновей.

"Бахрейн: Запрещённая страна"

Ситуация в этом островном королевстве, так близко воспринятая украинской аудиторией, никем не освещается, не вызывает даже "глубокой обеспокоенности" у цивилизованных государств из-за её медийной закрытости и, главное, из-за тесных экономических связей и военного партнёрства с США и Европой.

Француженка-режиссёр провела несколько недель, скрываясь от спецслужб страны на квартирах простых бахрейнцев, снимая скрытой камерой протесты, при разгоне которых светошумовые гранаты укомплектовывают шрапнелью, а резиновые пули сменяются свинцовыми; протесты, лидеров которых бросают в тюрьмы, либо просто похищают, чтобы вскоре выдать родным растерзанные трупы погибших "в результате несчастного случая"; протесты, чьи активисты, получив ранение, стараются держаться подальше от больниц, чтобы не быть схваченными отрядами силовиков, вытаскивающими людей из больничных коек и увозящими их в неизвестном направлении вместе с врачами, которые осмеливаются оказывать им помощь; протесты, подавляемые не только местной полицией, но и равнодушными профессиональными убийцами, присланными Большим Братом – Саудовской Аравией; протесты, вначале которых никто и не думал призывать к смене власти – однако всё изменилось после первых убийств.

В ленте из программы "Docu/Арт" немца Марко Вильса "Арт-война" революционные события в Египте во всей своей протяжённости показаны глазами художников и музыкантов, образованных интеллектуалов, не имеющих ничего общего с расхожими представлениями о распоясавшихся "арабских дикарях", потрясающих ножами и "калашниковыми".

Арт-Война

Этот фильм свидетельствует - и предупреждает своего украинского зрителя - что свержение тиранического режима является только началом борьбы, рассеивающей тьму египетскую, не только из-за всевозможных бед, достающихся в наследство от бездарей и коррупционеров, но и из-за стремления части победивших, самых радикальных и самых лицемерных, занять опустевший диктаторский трон.

Как бы ни было сложно победить дракона, ещё сложнее не позволить другим драконам занять его место.

О весьма актуальных проблемах - в том числе и о наших шансах заручиться международной поддержкой в противостоянии российской оккупации, - заставлял задуматься и едва ли не самый мощный фильм фестиваля, "Зона без огня: Поля смерти Шри-Ланки" Каллема Макрея из профильного конкурса "Docu/Право".

Картину наградили специальным дипломом "за впечатляющее использование видеоадвокации во всемирной кампании по формированию общественного мнения о массовых убийствах гражданских представителей тамильского меньшинства Шри-Ланки".

Эта формулировка воспринимается как защитная реакция, попытка свести к проблеме некоего меньшинства в некоем отсталом, варварском регионе то, что в фильме Макрея предстаёт трагедией всей современной цивилизации.

События в Шри-Ланке оказываются очередным несмываемым пятном на всём мировом сообществе, которое раз за разом – после Холокоста, правления Пол Пота, геноцида в Руанде, этнических чисток в Боснии, резни в Дарфуре, – провозглашает: "Никогда больше!.."

И каждый раз всё повторяется снова.

"Зона без огня" повествует о геноциде, идеологическим основанием которого стала не азиатская жестокость, а наследие колониальной эпохи, представления о расовом превосходстве, перенятое у европейцев сингалами, этническим большинством Шри-Ланки, уверившимися в своём праве угнетать тамилов (ответом на что, в свою очередь, стала кровавая деятельность тамильских террористов).

Но, главное, этот фильм, построенный на свидетельствах очевидцев и жутких видео, заставлявших многих зрителей отворачиваться, раскрывает безответственность и жалкую трусость международных структур.

Один из героев ленты, участник миссии ООН в Шри-Ланке, рассказывает, как, получив предписание покинуть непризнанный Тамил-Илам перед началом операции правительственных войск, ооновцы покорно пакуют чемоданы и бегут, бросая на произвол карателей гражданское население, и как он сам провёл последнюю ночь перед сворачиванием миссии, копая яму для семьи близких друзей-тамилов, в которой те собираются укрыться от солдат.

Другой рассказчик фильма – ооновец, оставшийся среди тамилов на свой страх и риск и ставший свидетелем массовых убийств в "зоне без огня", организованной властями, чтобы собрать тамильских беженцев, поверивших в обещания безопасности, в одном месте и тем вернее с ними расправиться.

Символично, что, в то время как человек, рывший яму для тамильских друзей (жуткая метафора помощи, которую ООН оказала тамилам), оставил службу, не смирившись с позорным провалом Организации, шриланкийский генерал, командовавший военной операцией, в ходе которой за бомбардировками лагерей беженцев и госпиталей Красного креста следовали пытки и казни уцелевших, в настоящее время представляет свою страну в ООН и принимает участие в работе комитета по миротворческим операциям.

Участи тех, кто счастливо избежал смерти в подобных кровавых конфликтах, посвящён фильм "Жизнь в раю - нелегалы по соседству" Романа Витала. Эта картина, также ставшая участником правозащитного конкурса, повествует о приюте, устроенном швейцарскими властями для нелегалов и тех, кому было отказано в предоставлении статуса политического беженца.

В поистине райском уголке, среди прекрасных гор и долин уроженцы Сирии, Нигерии или Судана проводят последние недели перед депортацией в привычный земной ад. Фильм состоит из интервью с обитателями приюта ("мы - как Моисей, которому было даровано право увидеть обетованную землю, но запрещено поселиться на ней"), с его персоналом (как теми, кто убеждён, что "мы должны верить в справедливость системы, и потому я рад, когда кто-то соглашается уехать, и рад, когда кого-то высылают насильно", так и теми, кто сочувствует постояльцам и склонен делать им послабления в жёстком распорядке дня), а также с местными жителями, для которых депортационный центр, возникший среди буколической идиллии, является действующим на нервы memento mori.

Но, в то время как большая часть добропорядочных швейцарцев жалуется на страх перед чужеземцами (подтверждая, впрочем, что пока он остаётся ничем не обоснованным) и плохой сон, вызванный появлением никогда здесь прежде не показывавшихся полицейских машин, приезжающих отправить восвояси очередную семью беженцев, другие участвуют в работе общества, призванного помочь депортируемым, обеспечить им юридическую защиту и необходимые условия для проживания.

Как говорит одна из участниц общества, "наша страна хранит деньги диктаторов, эксплуатирующих свой народ, а когда эксплуатируемые приходят, чтобы просить помощи, захлопываем перед их носом ворота, но лично мне не нужно золотого кольца, если у кого-то нет куска хлеба".

О подобной же способности представителей различных цивилизаций найти общий язык рассказывает "Капитан и его пират" немца Энди Вольффа.

Члены съёмочной группы взяли интервью у капитана, проведшего несколько месяцев в плену у сомалийских пиратов, а затем отправились в Сомали, где практически отсутствуют государственные структуры, а за порядком присматривают бандитские группировки и террористы из "Аль-Шабаб", чтобы поговорить с человеком, возглавлявшим захват судна.

Этот виртуальный диалог главных участников драматических событий стал выразительным повествованием о том, как, вопреки всем обстоятельствам, стереотипам и условностям главарь сомалийских разбойников оказался для капитана немецкого судна куда более близким, чем его соотечественники – владельцы компании, для которых гибель сотрудников предпочтительнее необходимости платить за них выкуп, и члены команды, не способные понять стремления своего капитана ради спасения их жизни вести переговоры с похитителями.

Картина Энди Вольффа, как и "Зона без огня", получила специальный диплом конкурса "Docu/Право", а лучшим фильмом программы была названа "Материнская мечта" Валери Гюденю, посвящённая индийскому пансиону для суррогатных матерей, удручающий образ эксплуатации, физического и нравственного унижения женщин, вынужденных предоставлять подобные услуги ради поддержки своих семей, находящихся за гранью нищеты.

Схожую тему поднимает картина Рик Эстер Бинсток "Истории про торговлю органами" из программы Канадского фестиваля Hot Docs, всесторонне рассматривающая проблему нелегальной торговли почками, являющуюся для одних единственной возможностью вырвать из бедности своих близких, для других – единственной надеждой на спасение, для третьих – источником прибыли.

То, как вопросы жизни, смерти и спекуляции объединяют состоятельных американцев, страдающих от почечной недостаточности, албанских криминальных дельцов, турецких подпольных хирургов и бедняков Филиппин и Индии, Молдавии и Украины является ещё одним подтверждением трагического несовершенства цивилизации, нерасторжимости единства эксплуататоров и эксплуатируемых – того порочного круга, выйти из которого могут лишь праведники и герои, осознающие, что несовершенство системы не слагает с них личной ответственности, вроде тех, кто отказывается воспользоваться услугами подпольных доноров, упуская тем самым последний шанс продлить свою жизнь.

Фильм, получивший награду конкурса "Docu/Жизнь", рассказывает о другом порочном круге- том вечном Советском Союзе, который мы, с Божьей помощью, наконец покинули этой страшной зимой.

"Последний лимузин" Дарьи Хлёсткиной на примере "Завода им. Лихачёва", где в срочном порядке выполняют заказ министерства обороны на три лимузина для парада Победы, показан упадок российской, точнее, советской, промышленности и вообще способ ведения дел в государстве, в котором соображения престижа, "чести" ставятся выше интересов простых граждан, а выгода представителей властных структур – выше всякой чести.

Много лет на заводе, некогда одном из мощнейших и наиболее уважаемых предприятий страны, никаких лимузинов не выпускали, оборудование вышло из строя, тысячи рабочих и инженеров давно подыскали новое место или ушли на пенсию, а те, кто продолжает работать, вынуждены приспосабливаться к воле начальства: "У нас проектируют не инженеры, а руководство - закупают непонятно что непонятно у кого, а ты будь добр собирай из этого машины".

Для выполнения правительственного заказа приходится созвать десяток лучших могикан-зиловцев, которые, ценой невероятных усилий, в кратчайшие сроки создают три роскошных "членовоза". Счастливая команда позирует для группового фото – а вслед за этим министерство без объяснения причин отменяет заказ.

Постсоветскому пространству – представляющему собой советское, в котором воцарились упадок и запустение, - были посвящены и другие заметные ленты фестиваля, к примеру, ещё один участник "Docu/Жизни", "Кровь" Алины Рудницкой о бригаде медиков, собирающих донорскую кровь в российской провинции, изобилующее ироническими зарисовками, но при этом пронзительное повествование о самоотверженном труде и душевной стойкости людей, занимающихся своим делом посреди всеобщего развала.

Необходимо также упомянуть фильм Лины Лужите "Игрушки" из подборки российского фестиваля "Артдокфест" о Жлобине, погружённом в атмосферу отчаяния и духовной деградации белорусском городке, единственным источником существования в котором является пошив и продажа пассажирам проходящих поездов трогательно нелепых мягких игрушек. Нужно признать, что аналогичное кино можно было бы снять, к примеру, и в Пятихатках Днепропетровской области.

Лучше всего особенности этого пространства, ставшего феодальной вотчиной сбросивших всякую узду боссов партийной и чекистской закалки, раскрыты в ленте "Путинские игры" Александра Гентелева, показанной в программе "Идеорупция". Сочинская олимпиада представлена в этой картине как гигантская коррупционная афёра, разорительная для страны и ставшая подлинным стихийным бедствием для города, разрушившим жизни сотен семей.

Среди картин фестиваля, позволявших посетителям отвлечься от образов насилия и социальной несправедливости, можно выделить несколько фильмов, посвящённых кинематографу, в том числе короткометражные ленты из конкурса "Docu/Коротко" о людях, всегда остающихся "за кадром" кинопроцесса, и олицетворяющих уходящую натуру кинематографа эпохи плёнки - "Киноплёнку" Джона Блуэна, в которой работа киномехаников описана как неповторимое театральное действо, где находится место всевозможным накладкам и импровизациям, и "Позитив" нашей соотечественницы Полины Кельм, очень поэтичный и остроумный рассказ о монтажницах киевской киностудии.

Настоящим торжеством всепоглощающей любви к кинематографу - а также к животным, -стал "Дальнобойщик и лис" Араша Лахути из конкурса "Docu/Жизни", получивший приз студенческого жюри, чей представитель назвал картину "нестандартным показом обыденной жизни простого человека".

Трудно представить более далёкое от реальности определение для этого фильма, посвящённого отказу от привычных будней совершенно незаурядного героя - страдающего психическим расстройством иранского дальнобойщика, получившего с десяток наград за любительские короткометражки, снятые им с участием своего ручного лиса.

После очередного приступа депрессии этот киноэнтузиаст пытается обрести душевное равновесие в съёмках нового фильма "о любви двух ослов, которых разлучили лис и ворон - они в деревне главные".

Супруга ломает руки, жалуясь на загубленную молодость и дом, превращённый в зоопарк, работодатель отказывается предоставить очередной заказ на перевозку ("как тебе не позвонишь, ты всё жалуешься, что у тебя то лис не хочет сниматься, то филин улетел, разве на тебя можно положиться?"), но герой, кажется, озабочен исключительно качеством игры своих четвероногих актёров.

Ещё один иранский фильм, "От Ирана - "Развод"" Азаде Мусави и Куруша Атеи из программы "Docu/Арт" - живой, остроумный и драматичный рассказ о том, как была воспринята соотечественниками главная картина национального кинематографа последних лет, "Надер и Симин: Развод" Асгара Фархади, получившая "Золотого медведя" Берлинского МКФ и "Оскар" за лучший неанглоязычный фильм.

Горячие, подчас ожесточённые споры вокруг этого кинематографического шедевра показывают, насколько глубоко Фархади на примере драмы двух семей отразил наболевшие социокультурные конфликты иранского общества, которые при этом столь понятны и близки зрителям во всём мире - столкновение богатых и бедных, религиозного сознания и светского, Востока и Запада, Традиции и Бунта.

И, возможно, с наибольшей художественной силой сквозная для фестиваля тема эмоционального, этического единства человечества, внутренней взаимосвязанности и взаимозависимости различных культур была раскрыта в ленте "Бабушка" Хуа Ли из конкурса "Docu/Жизнь".

27-летний режиссёр, канадец вьетнамского происхождения, приезжает на историческую родину, бродит по шумным улицам, становится свидетелем празднеств и ритуалов, смысл которых им почти забыт, встречается с вьетнамской роднёй, выступая внимательным, нежным и немного отстранённым наблюдателем семейных застолий.

Прогулки по современному Вьетнаму, в компании призрачной фигуры пожилого мужчины, олицетворяющей то ли отца режиссёра, то ли самого Ли, каким он станет в старости, в какой-то момент оказываются путешествием по истории его семьи, истории, отразившей испытания, выпавшие на долю всего вьетнамского народа.

Это путешествие во времени и пространстве, утрачивающих чёткие очертания, сопровождают голоса канадских друзей Ли, записывающих на его автоответчик приветствия, просьбы и рассказы, относящиеся к его канадской повседневности, кажущейся словно иной реальностью.

Но главное занятие Хуа Ли - общение с 93-летней бабушкой, которая всё повторяет, что он наследник её золота и наследник рода, что он должен жениться до её смерти, что, если он женится на западной женщине, для всей семьи это станет крахом (но режиссёр, как догадывается зритель, не женится ни до её смерти, ни после, не женится даже на западной женщине, поскольку является геем), и раз за разом просит внука поужинать с ней, забывая, что минуту назад он объяснил, что не может, потому что ужинает с друзьями; просит до тех пор, пока он не соглашается.

"Мои отношения с бабушкой, наша любовь друг к другу выше, важнее нашего образа жизни, нашего понимания своей культурной принадлежности", - так Хуа Ли на встрече со зрителями выразил главную идею своего фильма, ставшего лучшим на прошедших "Докудейзах" свидетельством, что своей эстетической ценностью документальное кино может не уступать игровому.