Alfa Jazz Fest 2014 – усилие к преображению мира

Течение четвертого фестиваля "Альфа Джаз Фест" было прервано известными трагическими событиями 14 июня.

Большая часть программы на двух открытых концертных площадках – на площади Рынок и возле дворца Потоцких была отменена.

Музыканты, которые все же вышли на сцену, в субботу, в день предшествующий официальному объявленному дню траура выразили свою скорбь по поводу случившегося в прямом обращении, но и своей музыкой: траурную песню спела грузинская группа Iriao; глубоко трагическое по характеру фортепианное соло продолжительностью в 45 минут сыграл пианист Вадим Неселовский; американский саксофонист Чарльз Ллойд начал свое выступление с двух авторских композиций с выразительным названием "Благословение" и "Реквием".

Чарльз Ллойд

Это вмешательство судьбы подтвердило известную (хотя, может быть, и не всем) истину о том, что джаз – отнюдь не только легкая и жизнерадостная, но серьезная музыка, которая способно выражать самые глубокие и даже трагические переживания. И главное – это музыка, устремленная к преображению мира.

Однако все концерты на главной сцене фестиваля в парке им. Б.Хмельницкого состоялись.

Состоялась встреча, общение, с известными и даже выдающимися музыкантами, которой ждешь целый год от фестиваля до фестиваля. Творчество некоторых из них можно считать даже эпохой в истории джаза, и им есть, что сказать о мире, который от их музыкального присутствия пусть, возможно, неощутимо, но меняется через изменения в состояниях слушателей в лучшую сторону.

Открыл фестиваль концерт гитариста Ларри Карлтона.

Карлтон – музыкант, обладающий своеобычным стилем, в котором органично слились довольно разные стилевые особенности: с одной стороны, блюз с его взрывным, темпераментным звуком, энергичной атакой и, с другой стороны, мелодичность, лиризм и любовь протяжному, певучему саунду.

(На своем мастер-классе, состоявшемся незадолго концерта, он охотно показал, как пользуется педалью для достижения звуковых эхо-эффектов.)

Ларри Карлтон

Сам музыкант откровенно признает свой долг перед музыкантами, на него повлиявшими. Это Б.Б.Кинг и Джо Пасс. Хотя сольную карьеру он начал довольно рано, в двадцать лет выпустив дебютный альбом, затем он долгое время был одним из самых востребованных сессионных музыкантов, сотрудничавшим со многими исполнителями и группами весьма различных направлений: джаз, рок, фьюжн, поп.

Его двусторонность, а точнее, многосторонность, оказалась ко двору в группах джаз-рокового направления Stealy Dan и The Crusaders, а с 1998 года он стал постоянным участником группы Fourplay, исполняющей мелодичный джаз.

Логично было ожидать, что выступление Карлтона на сцене Алфа Джаз Феста (для него это первый визит в Украину), будет также разноплановым. Так и вышло.

Начал гитарист с блюза, затем перешел к композициям более лиричного, даже балладного характера, отдал дань мейнстриму в духе Уэсса Монтгомери (еще один кумир молодости Карлтона), затем перешел к фьюжн, снова вернулся к блюзу, сыграв свою композицию, отмеченную премией Грэмми, Hill Street Blues, затем снова вернулся к поп-джазу или, как его чаще называют, smooth jazz, и на прощание – снова пару вещей фьюжн.

Впрочем, закончил концерт Карлтон, снова продемонстрировав в лучшем виде две своих ипостаси – блюзовую и лирическую. Именно выйдя на бис, гитарист сыграл, мне кажется, лучшее свое соло в концерте – наиболее драйвовое с максимальной энергетической отдачей. Мне подумалось, начал с блюза и закончил блюзом. Однако это еще не было завершающей точкой.

Неожиданно без дополнительных уговоров со стороны уже ошалевшей публики, как бы повинуясь заранее принятому решению и внутренней музыкальной логике, Карлтон сыграл очень тихую и лиричную песню. Пожалуй, очень характерный штрих к творческому портрету Карлтона, которого отличает чувство вкуса, законченности формы.

Напротив, партнеры Карлтона оказались в высшей степени драйвовыми музыкантами, особенно клавишник Джесс Миллинер, горячие соло которого, по крайней мере по выбросу темперамента, даже превосходили соло лидера.

Для Карлтона же, похоже, драйв – не самоцель. Он никогда не "выходит из себя", не доходит до неистовства, не теряет мелодичности в импровизации, каждую из них выстраивая как короткое изящное высказывание, часто из коротких, эхообразных музыкальных фраз, едва ли не отдельных нот. Словом, темперамент у него всегда подчинен заботе о красоте и изяществе формы.

Концерт Ди Ди Бриджуотер (второй концерт первого дня) смело можно отнести к лучшим за всю историю Альфа Джаз Феста.

Ди Ди Бриджуотер

Не только в смысле уровня звездности исполнителя, но и как событие, которое объединяет в одно целое музыкантов и аудиторию, когда взаимопонимание становится полным, звучащая музыка не просто "объектом" восприятия, любования, сопереживания, но именно способом общения, попросту разговором. Каждая нота, да что там нота, каждое слово, жест исполнителя вне музыки живет и находит мгновенный отклик у слушателя.

И приходит такая мысль, что вот есть музыканты, которые хорошо, здорово, великолепно играют джаз, а есть такие, которые сами и есть воплощение джаза. Ди Ди Бриджутер – из таких музыкантов, ибо в ее пении – ощущение глубокой причастности традиции афроамериканской музыки.

(Один из ее альбомов так и называется Keeping Tradition, да и вообще в ее дискографии целый ряд посвящений разным легендарным джазовым музыкантам – Хорэсу Сильверу, Дюку Эллингтону, Элле Фицджеральд, Билли Холидей.)

Она словно бы поет голосами всех именитых и безымянных, кто пел и создавал джаз до нее. В ее голосе появляются интонации Эллы Фицджеральд, Сары Воан, Кармен Макрей. (И, видимо, не случайно в ее послужном списке – роль Билли Холидей в шоу Lady Day.)

И как тут не вспомнить, что Ди Ди родилась в Мемфисе. Если Нью-Орлеан – родина джаза, то Мемфис – родина блюза, по крайней мере, именно оттуда это слово пошло в мир. И это весьма символично, хотя Бриджуотер и не является исполнительницей блюзов в собственном смысле. Она – универсальная вокалистка, и в ее дискографии не только джаз, но и ритм-энд-блюз, поп и даже просто диско.

Тем не менее в ее манере нельзя не расслышать отголоски знаменитых певиц блюза 20-х годов (Ма Рейни, Бесси Смит), так называемых шаутеров. Искусством пения-крика Ди Ди владеет как мало кто другой.

Символично и то, что начала вокалистка свое выступление на фестивале с песни Afro Blue, открывавшей ее первый альбом (1974), имевший такое же название (а ее новая версия звучит на одном из последних ее альбомов).

Голос Ди Ди – совершенный инструмент. Она любит исполнять песенные версии композиций, первоначально возникших как чисто инструментальные. (Так, на концерте прозвучала вещь Телониуса Монка Blue Monk, слова к которой позднее были написаны джазовой певицей Эбби Линкольн.) И это неудивительно, ведь Бриджуотер великолепный мастер скэта, что она не раз продемонстрировала за вечер в самых разнообразных формах.

Скэт в манере и с отчетливо узнаваемыми обертонами Эллы Фицджеральд. Скэт в диалоге с залом. (На предложение певицы спеть с ней дуэт отозвалась киевская джазовая певица Лаура Марти, сама неоднократный участник фестиваля.) Диалог с трубачем Тео Крокером, в котором голос Ди Ди звучал как тромбон.

Способность Бриджуотер развивать импровизацию как в музыкальном отношении, так и в смысле сценического поведения, общения с залом кажется неистощимой, и грань между ними стирается. И то, и другое проникнуто джазовым мироощущением свободы, спонтанности, непредсказуемости.

Может быть, самый поразительный пример неисчерпаемости музыкальной фантазии Ди Ди – длительный рифф во время исполнения песни Save Your Love For Me, т.е. вариативное повторение одной музыкальной фразы, даже полуфразы (Save your…), на фоне которого развертывается диалог с барабанщиком, соло клавишника на органе Хаммонда, диалог с залом, дуэт с Лаурой Марти. Не сразу спохватившись, я засек время. Это длилось не менее десяти минут.

Понятное дело вариативность при этом достигается не счет импровизации в нотах (всего две ноты), а за счет интонационной игры. И это тоже конек Ди Ди. В своих соло она достигает предела интонационной выразительности. Пожалуй, даже превосходит всякий предел, ибо кажется, что совершается нечто невозможное. В том смысле, что не мог предположить, что музыкальное движение человеческого голоса способно настолько захватить все твое внимание и существо и подчинить своим вибрациям.

Ничего удивительного в том, что в полтора часа концерта вместилось только шесть композиций вместе с выходом на бис. Для сравнения: Ларри Карлтон за то же время успел сыграть 14 вещей. Это замечание не в смысле – лучше-хуже. Просто характеристика концертной манеры игры и поведения Ди Ди.

Дело в том, что нередко альбомные записи не дают полного представления о музыканте. Это как раз такой случай. На альбомах певицы продолжительность одной песни обычно достигает максимум 6-8 минут. Нетрудно посчитать, что на концерте эта величина оказалось превзойденной минимум вдвое. Такая развернутость высказывания и самоотдачи несомненно возможна благодаря энергетике взаимодействия с залом.

Наконец, на фестивале обнаружился еще один дар Бриджуотер как лидера. На фестиваль она привезла с собой команду молодых исполнителей, имена которых практически неизвестны и даже всезнающий интернет тут был не слишком полезен: Тео Крокер (Theo Croker) – труба, Ирвин Холл (Irwin Hall) - саксофон, флейта, Майкл Кинг (Michael King) – ф-но, орган Хаммонда, Эрик Уилер (Eric Wheeler) – контрабас, бас-гитара, Касса Оверолл (Kassa Overall) – барабаны.

Кстати, концерт начался именно с выступления квинтета без солистки и исполнения авторской композиции Тео Крокера. Пожалуй, каждый из этой пятерки успел проявить себя именно как индивидуальность. Каждый обнаружил умение с одной фразы завладеть вниманием зала. Здесь и импровизационный дар, и индивидуальная энергетика.

Но, пожалуй, на меня особенное впечатление произвел пианист Майкл Кинг. Его способность мгновенно включаться, даже взрываться и буквально с одного аккорда выходить на уровень высоковольтного джаза – редкий дар даже среди выдающихся музыкантов. (Как потом – на ночной джем-сейшн – оказалось, он еще и виртуозно владеет бас-гитарой и барабанами.)

Надо сказать, что концертом на сцене в парке Б. Хмельницкого знакомство публики с командой Бриджуотер не закончилось. Через некоторое время оно продолжилось на ночном джеме под предводительством лидера в кафе "Копальні кави" и продолжалось до четвертого часа ночи. Пожалуй, это первый прямого участия хедлайнера фестиваля в ночном джеме в истории фестиваля и, безусловно, лучшее доказательство сказанного выше о Ди Ди Бриджуотер как воплощении духа джаза.

Тео Крокер (труба) Ирвинг Шон (тенор-саксофон) на джем-сейшн в "Копальнях кави"

Второй день фестиваля на большой сцене открыл квартет Элиани Элиаш (Eliane Elias), бразильской пианистки и певицы, музыканта глубокого лирического дара. Прежде чем начать карьеру джазового музыканта, Элиани Элиаш долгое время занималась классическим фортепиано, однако свою техническую виртуозность она не выставляет напоказ (хотя иногда ее невозможно "спрятать" как, например, в совместном альбоме с выдающимся джазовым пианистом Херби Хэнкоком Solos and Duets). Напротив, ее манере и игры, и пения присущи задумчивая сдержанность, как бы непроизвольная затаенность как правило меланхолического чувства.

Ее музыка заставляет вспомнить величайших лириков джаза Билла Эванса и Чета Бейкера. Неудивительно, что в ее дискографии присутствуют альбомы-посвящения этим музыкантам.

На концерте прозвучали уже ставшие джазовыми стандартами известные песни Антонио Карлоса Жобима (Chega de Saudade, So Dance Samba, Desafinado), песни других бразильских композиторов и композиции с последнего альбома Элиаш, посвящения Чету Бейкеру, I Thoght About You и Embraceble You.

Элиаш поет как бы фоном, выражая обычно ровное, лирическое, негромкое настроение. Здесь не услышишь горячей страсти (несмотря на бразильские корни). Можно сказать, что она поет в том же тоне, в каком играет Билл Эванс. Еще точнее, Элиаш не поет, а напевает. Равно – не играет, а наигрывает, словно подчиняясь наитию самой музыки, темы, логике ее постепенного воздействия и преображения.

В соло бразильской исполнительницы отсутствует граница между представлением, экспозицией темы и импровизацией. Наигрывая какую-либо музыкальную фразу, исполнительница постепенно ее видоизменяет, украшает, обогащает, не выходя из задумчивой меланхолии, и вдруг та предстает преображенной и обретшей новое эмоциональное качество. Незаметно происходит переход от светлой грусти к бразильской раскованности, открытости, полноте радостного ощущения жизни.

Нельзя не отметить и партнеров певицы – маститого контрабасиста Марка Джонсона Marc Johnson), сыгравшего ряд превосходных сочных соло, барабанщика Йонаса Йохансена (Jonas Johansen), отличившегося несколькими изобретательными соло и превосходным дуэтом-диалогом с лидером квартета, а также гитариста Грэма Дехтера (Graham Dechter). Последний, хотя имя его никому ничего не говорит, внес очень существенный штрих в игру квартета, обнаружив замечательное чувство свинга, на что обратили внимание все музыканты, с которыми мне пришлось говорить. И вполне заслуженно на его долю по окончании концерта достались особенные овации.

Завершением второго дня фестиваля стало выступление Miles Electric Band, проекта, посвященного памяти великого Майлза Дэвиса, в котором собраны музыканты, в разное время игравшие вместе с ним: Уоллес Рони (Wallace Roney) - труба, Рик Маргитца (Rick Margitza) – тенор-саксофон, Адам Хольцман (Adam Holzman) - клавишные, Реджи Уошингтон (Reggie Washington) - бас, Альфонсо Музон (Alphonse Mouzon) - барабаны.

Уоллес Рони

Этот проект отечественные любители джаза уже имели возможность слышать на киевском фестивале Jazz in Kiev в 2012 году. Тогда он носил название Miles Smiles и имел несколько иной, пожалуй, более звездный состав: Ларри Корриелл на гитаре, Ральф Армстронг на бас-гитаре, Джоуи ДеФранческо – орган и Омар Хаким на барабанах.

Проект существует не первый год при лидерстве трубача Уоллеса Рони, которого принято называть официальным приемником Майлза Дэвиса, поскольку он был единственным его прямым учеником. От выступления к выступлению его состав переживает ротацию, и постоянно в нем играет, кроме лидера, кажется, только саксофонист Рик Маргитца.

Рик Маргитца

Логично, что весь концерт состоял из композиций, исполнявшихся в разное время разными составами ансамбля Дэвиса, хотя и не обязательно его авторства. Прозвучали Footprins, Seven Steps to Heaven и Walkin’, Human Nature и другие. А великолепным завершением вечера стала песня Time After Time Синди Лаупер, которую ансамбль Дэвиса впервые исполнил на альбоме 84-го года You’re Under Arrest и которую его визитной карточкой, поскольку с тех пор она с регулярностью звучала на его концертах. Звучит она и на его последнем альбоме Live Around the World.

И если полтора года назад выступление Miles Smiles выглядело как парад высших индивидуальных достижений, поскольку музыканты демонстрировали в основном индивидуальное мастерство импровизации, то на нынешнем фестивале, как мне кажется, игра проекта обнаружила, несмотря на прекрасные соло всех участников квинтета, более коллективное качество.

И даже манера сценического поведения музыкантов производила впечатление как бы обдуманной сдержанности (Уоллес Рони вообще все соло исполнял вполоборота к залу), так словно бы артисты выступали не в индивидуальном качестве, а как посредники – от лица великого Майлза.

Еще один концерт, который, наверняка, останется в анналах "Альфа Джаз Феста" и в памяти его гостей как один из лучших, как прикосновение к великому и уникальному в своем роде джазовому явлению – концерт выдающегося джазового саксофониста Чарльза Ллойда (Charles Lloyd).

Чарльзу Ллойду, хотя его имя не столь известно широкой аудитории как, скажем, имена Джона Колтрейна, Майлза Дэвиса, Сонни Роллинза, - несомненно принадлежит свое особое место в истории джаза в целом. Подобно упомянутым музыкантам, Ллойд расширил границы джазовой выразительности, представление о том, какие содержания и состояния доступны выражению на языке джаза.

Так же как и Колтрейне, о Ллойде можно сказать, что в его творчестве джаз обрел новое духовное качество. Однако принципиальное отличие от Колтрейна в том, что если последний привел джазовую музыку к пределу экспрессии, за которой ощущается предельное напряжение неистового духовный поиск, то Ллойд – выразитель глубокого молитвенного, а точнее, пожалуй, медитативного и умиротворенного состояния.

Его композиции, как правило, свободны от внешнего ритма (хотя он вовсе не чужд ритмическим, пульсирующим вещам, просто они занимают в его творчестве меньшее место). Каждая нота у него выступает как полнозвучная фраза, и возникает ощущение, что смена нот подчиняется логике рассказа. Даже известные темы Ллойд использует как рассказчик истории. Он погружает слушателя не в мир знакомых ритмов, а в свой внутренний мир, который, однако, не замкнут, а скорее служит проводником в мир неизмеримо больший, чем мир нашей повседневности.

Словом, если о замечательных исполнителях иногда говорят, например, что такой-то больше, чем саксофонист, или гитарист, или пианист, он – музыкант, то о Ллойде несомненно можно сказать, что он – больше, чем музыкант.

Можно вспомнить о том, что на пике своей карьеры в начале 70-х он сделал длительный перерыв в сольной карьере, уехав из джазовой Мекки, т.е. Нью-Йорка, в Калифорнию, где провел десятилетие уединенный образ жизни в своем доме на берегу залива неподалеку от городка Санта-Барбара, что было выбором в пользу внемузыкального духовного опыта на путях восточных духовных практик.

(Подобные перерывы в своем творчестве пережили и некоторые другие джазовые музыканты, например, Сони Роллинз.)

По религиозным и философским воззрениям Ллойд – приверженец учения веданты. (Интересно, что вернулся музыкант к концертной деятельности, прежде всего, движимый желанием помочь обрести известность молодому французскому пианисту Мишелю Петруччиани. И хотя Ллойд – ведантист, как тут не вспомнить о пути бодхисаттвы.)

И этот опыт несомненно можно расслышать в музыке Ллойда, которая совершенно лишена заботы о внешней красоте. Здесь в каждой ноте как бы угадывается мысль о бесконечности и бесконечном равновесии мира. И, если, как было сказано, Ллойд в музыке – рассказчик, то его рассказ – это всегда история пробуждения к сознанию скрытой гармонии мира.

На сцену во Львове вместе с Ллойдом вышли молодые и совсем неизвестные у нас музыканты: Джеральд Клэйтон (Gerald Clayton) – рояль, Джо Сандерс (Joe Sanders) – бас, Джеральд Кливер (Gerald Cleaver) – барабаны, хотя его постоянный квартет, с которым он записывает свои альбомы в последние годы, имеет совсем другой состав.

Тем не менее, квартет обнаружил удивительное взаимопонимание, умение подхватывать с полунамека и перехватывать друг за другом развитие темы. (Интересно, что, как мне сказали знакомые львовские музыканты, которым совершенно случайно удалось пообщаться с Джеральдом Клейтоном, последний полностью приписал заслугу такого взаимопонимания мэтру.)

Джеральд Клейтон

Особенно хотелось бы отметить игру пианиста Джеральда Клейтона, удивительно острую, неожиданную, даже нервную в смысле какого-то высокочастотного трепета. Казалось, он умеет брать какие-то особые аккорды, которых и слышать не доводилось и которые рождали это ощущение.

Вполне закономерно, что Чарльз Ллойд стал третьим лауреатом премии им. Эдди Рознера, присуждаемой за вклад в развитие джаза. (До него она была вручена на предыдущих двух фестивалях Джону Маклафлину и Чарли Хейдену.)

Чарльз Ллойд и Джеральд Клейтон

Заключительным концертом фестиваля стало выступление знаменитого блюзмена Лаки Питерсона со своей группой (Шоун Келлерман (Shawn Kellerman) – гитара, Тим Уэйтс (Tim Waites) – бас, Рауль Вальдес (Raul Valdes) – барабаны).

Хотя я не причисляю себя к прямым поклонникам блюза, нельзя не признаться, что это один из самых мощных концертов, которые довелось слышать на джазовых фестивалях: по звуку, по драйву, совершенной уникальности сценического образа лидера. Впрочем, слова "сценический образ" здесь употреблены в чисто техническом смысле, поскольку Лаки Питерсон на сцене абсолютно естественен.

Лаки Питерсон

Он с первого появления, с первой ноты характерного пения-крика полностью подчинил себе аудиторию. А его рейд с гитарой в центр зала к пульту оператора и обратно (удивительная рифма с прошлогодним аналогичным предприятием Бобби Макферрина) и вовсе стер ощущение границ между сценой и залом. Блюз есть блюз. И Лаки Питерсон – его живое воплощение.

Все вместе незабываемо.