Одесский кинофестиваль. …Ибо всякий ищущий находит

Несмотря на юбилей, фестиваль проходит в достаточно сухом рабочем режиме, без излишних фанфар, едва ли уместных в ситуации, когда даже церемонию открытия пришлось начать с минуты молчания по нашим погибшим воинам.

В день начала работы ОМКФ произошла трагедия под Зеленопольем, - а самым частым именем, повторяемым ведущими и участниками различных пресс-конференций, стало имя Олега Сенцова (как сказал выступивший членом жюри международного конкурса Сергей Лозница, "я буду говорить о нём каждый раз, когда ко мне в руки будет попадать микрофон"), который в прошедшее воскресенье встретил свой 38-й день рождения в застенках опричнины.

При этом в программах фестиваля доминируют в хорошем смысле слова старомодные картины, создатели которых в своём обращении к общечеловеческим, не слишком зависящим от времени и места темам обходятся без поиска новых средств выражения и жанровых игр.

К примеру, фильм-открытие фестиваля, "Человеческий капитал" Паоло Вирци, некоторые комментаторы сочли недостаточно броским, излишне традиционным как по форме, так и по содержанию.

Между тем, "Человеческий капитал" относится к тем редким произведениям, восприятие которых практически не зависит от вкусов и искушённости аудитории. Здесь в обветшалых декорациях ярмарки тщеславия рассказывается древняя история о преступлении и наказании - рассказывается с такой эмоциональной выразительностью, со столь живыми, обаятельными или отталкивающими характерами, что в какой-то момент начинает казаться, будто слышишь её впервые.

Дорожное происшествие со сбитым велосипедистом и скрывшимся в приступе паники водителем, случайная трагедия, которая могла бы произойти со многими из нас, становится лакмусовой бумажкой, выявляющей душевные качества персонажей и их конфликты. В своё время советские критики воспевали фильм Хуана Бардема "Смерть велосипедиста", по сюжету схожий с лентой Вирци, как обличение пороков буржуазного сословия и всего капиталистического строя.

Теперь, когда окружающая нас действительность приблизилась к буржуазным реалиям, мы гораздо лучше пониманием, что социальные проблемы являются лишь тонким покровом, таящим душевные бездны, что герои "Человеческого капитала"- сбежавший водитель, имя которого держится в секрете до самого финала, актриса, вышедшая замуж за эмоционально тупого и равнодушного к искусству дельца, бедолага, стремящийся участием в финансовых спекуляциях пробиться в высшее общество и прочие, - являются жертвами не буржуазных ценностей и порядков, а собственных страстей, собственного эгоизма, малодушия и нелепой гордыни.

Кадр из кинофильма "Человеческий капитал". Тут и далее фото с официального сайта кинофестиваля

При этом, как показывают авторы ленты, возможность выхода из круговорота предательств и самообмана лежит вне социальной и политической сферы- лишь пойманные и искупившие свою вину, раскаявшиеся могут выбраться из земного чистилища, в то время как преуспевающие и благоденствующие, те, кому всё сошло с рук, обречены ходить по кругу своих ежедневных проступков и преступлений, навсегда привязанные к напоминаниям о том, от чего они отказались и что предали, чтобы оказаться в этом месте.

Все эти персонажи, мятущиеся, вырывающиеся или ощущающие свою безвольность, свою неспособность отказаться от опостылевших социальных ролей делают картину Паоло Вирци подходящей иллюстрацией к словам арт-директора ОМКФ Алика Шпилюка, заметившего, что через большинство фильмов фестиваля проходит тема поиска: поиска своего места в мире, смысла жизни, личной идентичности, что является весьма актуальным для всего украинского общества.

Поиск утраченного времени - так можно охарактеризовать профессию главного героя фильма "Натюрморт" Уберто Пазолини из программы "Фестиваль фестивалей". Уберто Пазолини (племянник Лукино Висконти, что довольно странно) известен как успешный продюсер, но и его единственный до этого режиссёрский опыт был весьма удачен, в чём могли убедиться и украинские зрители.

В 2009-м году дебютная работа Пазолини "Мачан" была показана в конкурсе "Молодости", покорив и зрителей, и критиков похождениями уроженцев Шри-Ланки, которые создали национальную федерацию гандбола, отправились в качестве шриланкийской сборной на чемпионат мира в Германию, где проиграли с разгромным счётом все матчи - и разбежались по всей стране.

История основана на реальных событиях, и прототипов героев фильма до сих пор ищут по всему Евросоюзу. Приехавший тогда в Киев- кажется, будто в другой Киев, в другую Украину, - исполнитель главной роли рассказывал, что большинство его сограждан действительно мечтают под любым предлогом выбраться в любую из "цивилизованных стран". Когда ему сказали, что об этом же мечтает и большая часть граждан Украины, он недоверчиво отозвался: "Но зачем? Разве вы не в Европе?"

Возвращаясь к "Натюрморту" - эта картина, получившая приз за режиссуру в параллельной программе Венецианского МКФ, оказалась немного сентиментальной, но очень симпатичной лентой о джентльмене средних лет Джоне Мэе, добросовестном - слишком добросовестном, по мнению его начальства, - сотруднике муниципальной конторы, занимающейся розыском родных и близких людей, умерших в полном одиночестве.

Кропотливо перебирая вещи и бумаги, оставшиеся от покойных, Мэй стремится отыскать некий след, оставленный их безрадостным и бесславным существованием - почти забытую дружескую привязанность, покинутого ребёнка, старую возлюбленную, для которой, быть может, важно узнать о смерти того, кого она когда-то любила, пускай от прежнего чувства осталась лишь смутная неприязнь.

Те, кто всё-таки отыскиваются, редко расположены отправляться на похороны, и подчас Мэй оказывается единственным гостем прощальных церемоний, которые сам и организовывает, договариваясь об отпевании в соответствующих религии умершего храмах, подбирая музыку, сочиняя надгробные слова. Герой предстаёт не просто плакальщиком на похоронах, но и единственным защитником и другом всех этих уходящих в небытие элинор ригби и пасторов маккензи, отстаивающим их человеческое достоинство, значимость, ценность прожитой ими жизни.

Этим человеком, таким же одиноким, как его ушедшие в лучший мир подопечные, движет не только сочувствие к усопшим, но и пламенная и наивная (подчас, впрочем, получающая реальное подкрепление) вера, что присутствие на их похоронах некогда близких им людей сможет разрешить старые конфликты, смирит обиды и причинённую боль, принесёт прощение и успокоение живым.

Прибежищем жанрового кино- с его неизменным поиском ответов на вопросы "кто убийца?" и "кто умрёт следующим?", - пока является международный конкурс. Первым показанным фильмом программы стал "Чёрный уголь, тонкий лёд" китайца Йинаня Дяо, чей триумф на Берлинском МКФ- картина получила "Золотого медведя" и приз за лучшую мужскую роль, -вызвал реакцию весьма неоднозначную.

Я склонен присоединиться к числу тех, кому решение жюри Берлинале представляется сомнительным. На мой взгляд, от заурядного детектива фильм отличает вполне удачное вписывание стилистических и сюжетных приёмов нуара в антураж заводских районов- окровавленные части тел находят в грудах угля, отставной следователь спивается на должности фабричного охранника, фам фаталь заведует стиркой и глажкой в захудалой прачечной.

При этом социальные приметы не несут особенной смысловой нагрузки, да и в целом повествование носит вполне декоративный, эмоционально отстранённый характер. Когда в "Мальтийском соколе" (как Джона Хьюстона, так и Дэшила Хэммета) Сэм Спейд объявляет женщине, в которую влюблён, что сдаст её в полицию и, если ей сохранят жизнь, будет ждать её выхода из тюрьмы, а если её всё-таки повесят, то никогда её не забудет, мы слышим за этим сарказмом грохот небес, обрушившихся на героев.

В "Чёрном угле, тонком льде" рискованные взаимоотношения детектива и таинственной красавицы, то ли расчётливой злодейки, то ли невинной жертвы не задевают зрительских чувств из-за поверхностно выписанных образов, из-за впечатления, что в своих поступках они руководствуются не собственными душевными порывами, а стремлением авторов картины удивить аудиторию неожиданными выходками героев и замысловатой интригой.

Но я бы сказал, что несколько ложных развязок, следующих одна за другой вплоть до расставившего все точки над "i" финала, не вызывают ни удивления, ни каких-либо иных чувств- мне было всё равно, кто из маловыразительных и малосимпатичных персонажей назначен на роль преступника.

Следующий показанный в конкурсе криминальный фильм, чья премьера также прошла на Берлинском МКФ в секции "Панорама", куда больше пришёлся мне по вкусу. "Стерео" немца Максимилиана Эрленвайна- история о сорокалетнем владельце автомастерской по имени Эрик, мужчине с суровым видом, добрым сердцем и тёмным прошлым. Какие бы скелеты не прятались в его шкафу, Эрик преисполнен решимости спокойно и мирно коротать свои дни в деревенской глуши, занятый починкой мотоциклов и буколическим романом с прекрасной поселянкой.

Но однажды на его пороге появляется таинственный незнакомец, а затем ещё один, и они принимаются донимать Эрика разговорами о ком-то третьем, кого герою необходимо отыскать прежде, чем тот отыщет его. Быть может, Эрика просто принимают за кого-то другого- или же он просто забыл о чём-то, что не отпустит его с миром, без воздаяния?

Не без некоторого позёрства, Эрленвайн создаёт гнетущую, параноидальную атмосферу, вынуждая зрителя всё время сомневаться, является ли происходящее реальностью или фантазиями героя, будет ли представлено некое разумное объяснение или же Эрик стал жертвой потусторонних сил.

При этом немецкая литературная традиция произведений о доппельгангере, зловещем двойнике, который реализовывает худшие наклонности и стремления героя, искусно вписана в структуру бодрого, жёсткого триллера с ночными притонами, похожими на бал Сатаны, и кровавыми убийствами, большинство жертв которых не вызывает сострадания.

Жестокие сцены и мрачная тональность стали для многих зрителей серьёзным испытанием- по словам Алика Шпилюка, его коллега, выходящая из зала, заметила, что теперь на чемпионате мира определённо будет болеть за Аргентину.

Более щадящим к публике стал ещё один берлинский лауреат, обладатель приза за лучшую режиссуру- "Отрочество" Ричарда Линклейтера, украсившее программу "Гала-премьеры".

Фильм длится без малого три часа, что, в общем, не так уж и много, учитывая, что он снимался, можно сказать, в режиме реального времени - посвящённый взрослению Мэйсона, юного уроженца Техаса, вначале ленты предстающего шестилетним мальчиком и произносящего финальную реплику уже достигшим совершеннолетия, он и создавался 12 лет, благодаря чему центральную роль смог сыграть один исполнитель, Эллар Колтрейн (к слову, его старшую сестру сыграла дочь режиссёра, которую не пришлось привязывать к столь длительному проекту контрактом).

Разумеется, лента хороша прежде всего не этим примечательным экспериментом, а убедительным отражением будней простой американской семьи, маленьких драм и радостей двух вполне заурядных- "весёлых, непонимающих и бессердечных", как писал Джеймс Барри (хотя Мэйсон больше склонен к меланхолии, чем к веселью, это нисколько не придаёт ему понимания окружающего мира), - подростков, их матери-преподавательницы, умной, привлекательной, не слишком счастливой в личной жизни и отчаянно стремящейся обеспечить их всем необходимым, а также их отца, в равной мере обаятельного и беспутного.

По своей интонации фильм очень ровен, за редким исключением в повествовании отсутствуют острые сюжетные повороты и кульминации, в нём практически не ощущается сюжетный монтаж, то главное художественное средство, с помощью которого самое обычное существование может быть представлено чередой занятных новелл со своими завязками, завершениями и выразительными эпизодами.

Зритель скорее сможет определить течение времени в фильме Линклейтера не по смене любовных увлечений или дружеских привязанности Мэйсона, а по тому, как меняется его причёска.

Многое в "Отрочестве" представляется достаточно случайным, а какие-то сцены отданы во власть зрительскому воображению- так, мы можем лишь догадываться, когда произошло охлаждение и расставание матери Мэйсона с одним из супругов.

При отсутствии стройного сюжета можно сказать, что в фильме доминирует тема конфликта между личностью и его окружением, между нашим стремлением делать всё, что нам вздумается, и ответственностью перед нашими близкими.

Но главный герой и его сестра, похоже, трактуют эту тему лишь как посягательство на их личную свободу, и, когда после разглагольствований об идеальном мире, в котором можно было бы достичь полного самовыражения, кто-нибудь из взрослых напоминает, что, раз уж не они сами оплачивают счета за электричество и покупают еду, с их стороны было бы неплохо лишний раз помыть посуду и возвращаться домой до полуночи, они способны только презрительно пожимать плечами.

В этот четверг "Отрочество" выходит в украинский прокат - признаться, у меня были сомнения, что эта картина может вызвать особенный энтузиазм у широкой аудитории, однако одесская публика приняла её очень тепло. Иные предположили, что бурные аплодисменты на финальных титрах были следствием ликования, что фильм наконец-то закончился, но кулуарное обсуждение подтвердило высокую оценку зрителей.

Нужно отметить, впрочем, что в кулуарах гораздо чаще обсуждаются не фильмы, а ситуация в стране. Лентами, которые вошли в резонанс с умонастроениями публики, стали участники программы документальных фильмов о протестных движениях "Путь к свободе".

Закономерно, что наибольшим успехом пользовалась картина "Чёрная тетрадь Майдана", для которой было организовано два дополнительных показа. Эта лента является курсовой работой, снятой под пулями и коктейлями Молотова студентами второго курса телережиссуры- Анастасией Лысенко, Асей Хмелевой, Юрием Катынским, Анной Гольцберг, Анной Корж, Антоном Семиным, Анной Лисун, Викторией Жуковой, Аленой Косиновой, Анастасией Крысько, Владиславом Рогалевским, Анной Борисовой, Алиной Чернобай, - под руководством своего мастера Юрия Терещенко.

Некоторые выражали сомнение, так ли уж нужен ещё один фильм-хроника о Майдане, состоящий из достаточно обрывочных видеосвидетельств, но эта работа, выстроенная главным образом на интервью с участниками киевских событий, безусловно, добавляет выразительные, мощные образы в кинематографическое представление о зиме тревоги нашей.

Товарищ сказал мне, что во время просмотра словно продолжал спор с близкими, с которыми оказался разделён идеологическими баррикадами, мысленно адресуя им эпизоды из фильма- смогли бы эти люди отнести обаятельных героев "Чёрной тетради", от художника из еврейской артистической семьи и выпускника философского факультета до молодого бармена, воспитанника криворожского детдома, к числу люмпенов и нацистов?

Смогли бы они отмахнуться, эмоционально отгородиться от рассказов девушки, работавшей волонтёром медслужбы, которая так и не смогла отстирать свой свитер от крови, просочившейся сквозь её медицинский халат 20-го февраля, когда ей, после того, как прекратился поток убитых и раненных, пришлось решать с другими медиками, кто будет звонить по мобильным телефонам тех, кого вскоре назовут "Небесной сотней", отвечая на пропущенные звонки от отцов и матерей?

Что бы они подумали, что сказали бы, услышав рассказ другой дамы-волонтёра о близких погибших, которые донимали медперсонал расспросами, как уходили их родные, смертельно раненные снайперами?

Но гораздо более важным представляется, как ответил бы, как сможет спустя годы ответить каждый из нас на вопрос дочери одного из тех, кто заплатил жизнью за то, чтобы мы получили шанс жить в другой стране: "Ведь это не было напрасным?"