Памяти Андре Глюксмана: Если терроризм доступен любому, выживание человечества зависит от каждого из нас

"Существование террористов-камикадзе вскрывает патологию, которую Запад знает со времени Троянской войны: хюбрис - ярость воина, то есть страсть к убийству. В ХХ-м и затем в ХХІ веке хюбрис распространяется и эмансипируется от традиционной войны; эти пределы были перейдены эсесовцами и красными кхмерами, религиозными фанатиками, ксенофобами, националистами, расистами.

Клич испанских фалангистов "Да здравствует смерть!" сегодня разделяется во всем мире. Человеческие бомбы – это новый вид чумы. То, что характеризует видение мира смертников, это не отсутствие концепции Добра, но отсутствие восприятия Зла. Подлинная проблема нашей эпохи, это – растущая нечувствительность к Злу, к жестокости, к боли".

Эти пронзительные слова принадлежат перу философа Андре Глюксмана, который скончался 9 ноября 2015 года – ровно в годовщину страшных погромов 1938 года в нацистской Германии, получивших название Хрустальной ночи.

Другая символическая годовщина, совпавшая со смертью мыслителя, – падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года. А день похорон Глюксмана, 13 ноября 2015 года, был омрачен чудовищными терактами в Париже и его пригороде Сан-Дени.

Так уж случилось, что его смерть знаково совпала с темами, о которых он так много писал: анализ тоталитаризма во всех его формах, борьба с ним в СССР и Восточной Европе и нигилизм, самым законченным выражением которого является современный терроризм.

Угас острый и проникновенный ум, который сумел и не побоялся взглянуть в лицо самых страшных проявлений нашей эпохи.

Я познакомилась с Андре Глюксманом в 1986 году, когда начала работать в Интернационале Сопротивления - организации, которая объединяла диссидентов из СССР и Восточной Европы при поддержке целой группы французской интеллигенции.

Оксана Пахлевская и Галина Аккерман в гостях у Андре Глюксмана, май 2015, фото автора

Если нужно было выступить в защиту заключенного диссидента, подписать письмо протеста, принять участие в митинге, написать статью в газету, короче, мобилизовать общественное мнение, на Андре всегда можно было рассчитывать.

Несмотря на его большую известность, он остался человеком чрезвычайно доступным и отзывчивым.

Ему было интересно встречаться с людьми, слушать их, вникать в их проблемы. Его большая квартира в весьма демократичном квартале Парижа (как раз неподалеку от места последних терактов), забитая книгами и обставленная старой мебелью и зеркалами, купленными на блошиных рынках, была всегда открыта для приезжих – из России, Биафры, Алжира, Боснии, Вьетнама.

Андре и его супруга Фанфан, его верная помощница, одаривали их своим гостеприимством и помогали, чем могли.

Я думаю, что еврейское происхождение Глюксмана и испытания, через которые он прошел в детстве, сыграли большую роль в его постоянном желании осуждать зло и помогать его жертвам.

В предисловии к книге диалогов между ним и Еленой Боннэр, женой Андрея Сахарова, он писал:

"Существует много способов осознавать себя евреем. Один из них, который я назвал бы гуманизмом после потопа, состоит в том, чтобы рассматривать сущность человека на фоне непреодолимого горизонта геноцида. Попросту говоря: то, что с нами произошло, может произойти и с другими.

Нет ничего более тщетного, чем вообразить, что кошмар мог случиться лишь один раз и что он касается лишь народа Книги... Если терроризм доступен любому, выживание человечества зависит от каждого из нас".

Андре по опыту знал, о чем говорил. Он провел детство в вишистской Франции, с фальшивыми документами:

"Я жил в полной нелегальности. Мне доверяли ключи от дома, где хранилось оружие и где прятались евреи-беженцы, не говорившие ни слова по-французски. Перед уходом в школу, я должен был закрыть дверь на ключ. В пять лет у меня уже были серьезные обязанности".

В 1942 году его семья была спасена от депортации в Освенцим. Мать Андре и двух его сестер спасла Марта, немецкая коммунистка, которая развела агитацию среди евреев, собранных в перевалочном лагере неподалеку от Виши, объясняя им, что их ждет гибель.

Началась паника, и французский директор лагеря поторопился освободить Марту и ее детей, заявив, что они – французы, в то время как депортации в первую очередь подвергались иностранные евреи.

"Марта преподала мне важнейший урок: отказ замалчивать зло может спасти жизни. Можно сказать, что это был прототип гласности", - пишет Глюксман.

После освобождения Андре провел некоторое время в приюте для еврейских детей, которые попали во Францию со всей Европы. "От этих детей я узнал то, что не испытал на собственной шкуре", утверждает философ, который описывает свои чувства в автобиографической книге как "ярость ребенка".

Эта обостренная чувствительность к преступлениям нацизма способствовала тому, что он он был потрясен и другим варварством эпохи – сталинскими лагерями.

Чтение "Архипелага ГУЛАГ" стало поворотным пунктом в размышлении Глюксмана о природе зла. В 1975 году он издал книгу "Кухарка и людоед", сущность которой он сам резюмировал в своем полемическом обращении к левой интеллигенции Европы:

"Вы возмущаетесь нацистскими концлагерями... Но как же вы можете тогда оправдывать советские концлагеря? Ведь реальность концлагеря никак не зависит от надписи на его воротах и флага на его комендатуре. Она состоит только из страданий, которые испытывают узники".

В те годы подобный призыв был признаком неординарного мужества, ибо в глазах большинства левых невозможно было ставить в один ряд преступления нацистов и сталинистов и осуждать неизбежный симбиоз между марксистской утопией и системой концлагерей, существовавшей не только в СССР, но и в Китае, на Кубе, в Камбожде, Северной Корее и т.д.

Именно чтение Солженицына усилило гуманистическое призвание Глюксмана: изобличать зло вне зависимости от того, во имя какой идеологии оно совершается, и осуждать тоталитарное мышление.

Но Глюксман извлек и другой важный урок из чтения Солженицына. В 2005 году в одном из интервью он утверждал, что эта книга открыла ему глаза на многочисленные случаи сопротивления советской системе и на важность феномена диссидентства. Андре преклонялся перед мужеством Солженицына, опубликовавшим эту книгу за рубежом, когда сам он еще находился в СССР.

Анна Политковская, фото: novayagazeta.ru

Исключительное мужество и острое чувство личной ответственности перед маховиком кровавой государственной машины – таковы качества, которые Андре сразу же оценил в Анне Политковской. Когда во Франции, весной 2000 года, была опубликована первая книга Анны (серия репортажей в "Новой газете"), я познакомила ее с Андре. Это было началом дружбы между нами, которая продолжилась до убийства Анны.

Андре и Анна обладали одинаковой цельностью характера и политической прозорливостью, разделяли ту же нетерпимость к преступлениям и потребность защищать слабых, словно они были воспитаны вместе.

В некотором роде, несмотря на разницу в возрасте и происхождении, они действительно обладали сходным мировоззрением, основанном на ценностях великой русской литературы и ее уроках мужества.

В одном из интервью Глюксман утверждал:

"Если бы наши <французские> руководители внимательно прочитали великих писателей царской эпохи – Достоевского, Чехова, Толстого и других, – они были бы менее склонны прощать любые эксцессы Кремлю.

Ведь подлинная русская культура всегда воплощала свободную мысль, критическую и независимую по отношению к царскому или советскому деспотизму.

Речь идет о способности осудить специфически российский феномен последних столетий – присущий власти нигилизм".

Андре прекрасно осознавал, что существует два способа выйти из коммунизма и тоталитарных диктатур. Либо путь Вацлава Гавела, то есть длинный, трудный и усеянный препятствиями путь к демократии и терпимости. Либо мобилизация, как в Югославии Милошевича, с ее этническими чистками и кровавыми авантюрами.

Со времени прихода Путина к власти, Глюксман считал, что кавказская гангрена толкает Россию на путь постидеологического авторитарного правления. Как показали последующие события, и в частности российская агрессия против Украины, он не ошибся.

Галина Аккерман читает текст Андре Глюксмана на Майдане в Киеве, май 2014, фото автора

Именно надежда на то, что Украина и Грузия пойдут по пути Гавела, а не по пути Милошевича и Путина, побудила его столь активно поддержать украинскую и грузинскую народные революции.

В мае 2014 года, когда я приехала в Киев вместе с Бернаром-Анри Леви, Андре, который уже тяжело болел, попросил меня прочитать его текст на Майдане.

Он написал: "Только болезнь помешала мне быть с вами. Вы – гордость Европы. Киев сегодня – столица свободной Европы, весь мир следит за вашей борьбой и приветствует жертвенность ваших молодых героев с бесконечным восхищением.

Я француз, мой отец родился в Черновцах, на Буковине, стало быть, и я – немного украинец. Я европеец. Вы европейцы. Мы едины в борьбе против отрыжки красного и черного тоталитаризма.

Держитесь, судьба Украины зависит от вас, судьба Европы зависит от вас, истина зависит от вас, весь мир затаил дыхание перед вашим мужеством".

Андре был большой личностью. И надо сделать все, чтобы урок гуманизма, который он нам преподал, мог служить и будущим поколениям.

***

Галина Акерман, исполнительный директор Международной Ассоциации "Еврофорум для Украины", французская исследовательница и журналистка