Музыкант Ларс Даниэльссон многое "украл" у Баха и признался в любви ко Львову

Музыкант и композитор Ларс Даниэльссон – один из наиболее известных европейских контрабасистов и представителей скандинавского джаза. Его музыка сочетает фолк, джаз и классику, что придает ей особую притягательность и глубину. Даниэльссон сотрудничал с многими выдающимися джазовыми музыкантами, среди которых Джон Скофилд, Джек ДеДжонетт и Чарльз Ллойд.

Скандинавский джазмен не впервые приезжает в Украину. В ноябре 2012 года он выступил на фестивале Jazz in Kiev в дуэте с польским пианистом Лешеком Можджером – тогда мы обсуждали его последний на тот момент альбом Liberetto (2005), записанный в сотрудничестве с симфоническим оркестром.

На нынешний Alfa Jazz Fest Даниэльссон приехал с обновленным составом своего квартета и музыкой с нового альбома Liberetto II. Среди хедлайнеров шестого Alfa Jazz Fest Ларс Даниэльссон – единственный европеец и единственный, кто не имеет ни одной награды Грэмми. Но для многих именно его концерт был самым ожидаемым на фестивале и, как оказалось, единственным, на котором музыканты трижды выходили на бис.

– В нашем разговоре в Киеве в 2012 году на мой вопрос о любимом альбоме вы назвали последний на тот момент альбом Liberetto, а также альбом Libera Me. Вы полюбили Liberetto настолько, что решили повторить его?

– На сегодняшний день у меня два любимых проекта. Это по-прежнему Liberetto. Я очень доволен музыкантами моей группы, нам отлично работается вместе с Магнусом Острёмом, Джоном Паричелли и Грегори Прива. Сейчас это по-настоящему сильный бэнд. Мы много выступаем вместе.

Другой проект, который мне очень дорог – это дуэт с певицей из Копенгагена Сесилией Норби. Мы вместе записали альбом и дали в прошлом году сотню концертов. Когда мы играем, между нами образуется своего рода телепатическая связь, что для меня очень важно.

"Я МНОГОЕ "УКРАЛ" У БАХА"

– Какие из ваших больших планов реализовались за последние пару лет?

– Некоторые мои композиции навеяны классической музыкой. Кроме того, я пишу на заказ для Гетеборгского симфонического оркестра, что, конечно, тоже относится к области классической музыки. Я пишу концерт для баса, английского рожка и оркестра. Но я только в самом начале, думаю, работа над концертом займет еще года полтора.

– А кто из классических композиторов вам особенно близок?

– Для меня это в первую очередь Бах. Он величайший композитор и величайший басист. Ни у кого нет такой басовой линии, как у Баха. Я также очень люблю французского композитора Габриэля Форе, Равеля и еще многих других.

– Во время концерта я отметил, что ваша музыка часто заставляет вспомнить о Бахе.

– Да, возможно. Думаю, я многое у него "украл". Я вырос на его музыке, мой учитель музыки был органистом. Так что в детстве я часто слушал игру на органе, сидя рядом с ним. Поэтому я очень люблю, когда в музыке присутствует движение нескольких голосов, полифония, хоть это и может создавать препятствия для свободной импровизации. Такая музыка требует от музыкантов очень высокого уровня, но когда уровень достойный, она звучит фантастически.

– Верно ли, что джазу еще многому предстоит научиться у классической музыки?

– По крайней мере, мне необходимо у нее учиться, так было всегда. Квинси Джонс как-то сказал: "Если мы не свингуем, то соревнуемся со Стравинским. И тогда это большая проблема".

"ВСЯКАЯ ВЕЛИКАЯ МУЗЫКА ЦЕПЛЯЕТ СЛУШАТЕЛЯ"

– Музыка альбомов Liberetto I и Liberetto II инспирирована традициями народной и фолк-музыки. Мне кажется, она в значительной мере происходит из танцевальных ритмов. Это так?

– Да, наверное, вы правы. Отмечу, что я вовсе не специалист в фолк-музыке, но на меня влияет музыка, которую я слушал. В последнее время я понемногу слушал восточную музыку, а также играл с музыкантами, которые воспитаны в этой традиции. Еще мне очень нравится южно-американская фолк-музыка, блюз, который, в конечно счете, тоже представляет собой фолк-музыку – смесь фолк-музыки, классической, поп-музыки и джаза.

"Мы играем довольно строгую музыку". Фото: Ростислав Павлык

– Но вы не уточняете для себя, под влиянием какой традиции вы находитесь в настоящий момент?

– Нет, конечно. Обычно я просто хочу создать песню. Но иногда я пытаюсь сочинять музыку, не заботясь о форме, стараюсь создать нечто, что послужит основой для хорошей импровизации. Иногда эти задачи трудно совместить: создать форму, которая воспринимается как песня, но все-таки остается открытой для импровизации.

Просто песня – это форма знакомая людям. Мне нравится, когда в музыке есть нечто, что притягивает внимание. Я считаю, что всякая великая музыка и произведения, которые стали хитами, "цепляют" слушателя: Бетховен, Стравинский, даже в атональной музыке есть нечто притягательное. Именно этого я добиваюсь, когда создаю мелодию. Мелодия обладает какой-то остротой и прозрачностью.

Что же касается нашей группы, мы играем довольно строгую музыку. Она в некотором смысле требует гораздо большей строгости, чем те мелодии, которые естественно порождает мой мозг, когда я начинаю импровизировать. Поэтому нам приходится искать баланс.

– То есть это не вполне джаз в том смысле, что у солистов мало свободы для импровизации?

– Иногда, да. Впрочем, это зависит от того, как часто мы выступаем. Если у нас много концертов и все хорошо знают тему и свои партии, мы можем позволить себе больше открытости и свободы.

– Я как-то заметил, что в норвежском джазе достаточно своеобразная музыкальная структура. Индивидуальная импровизация играет в нем незначительную роль, зато музыканты много импровизируют вместе. Ваша музыка, мне кажется, стоит посередине, поскольку пространство каждого импровизирующего достаточно ограничено, он как бы участвует в создании общего настроения. Это так?

– Да, вероятно, вы правы. Я бы сказал, что в квартете мы не импровизируем как квартет, чаще всего это делают главные солисты. Когда-то я играл в группе с пианистом Бобо Стенсоном, саксофонистом Дэйвом Либманом и барабанщиком Йоном Кристенсеном. Там все держалось на индивидуальной импровизации.

В моем нынешнем бэнде все иначе, у нас гораздо отчетливее слышно, где тема, а где импровизация. Это просто другой формат создания музыки. Но мне по душе оба формата, и нравится их сочетать.

– Обычно говорят, что скандинавскому джазу свойствен "нордический" характер. Что это значит?

– Должен признаться, я не знаю. Я вырос на такой музыке, как Джимми Хендрикс, Сантана, Beatles, как гитарист Питер Грин из і, они были моими героями, и с этого для меня началась музыка.

Так что я особо не интересовался скандинавской музыкой, пока не начал слушать джаз. А тогда я, конечно же, начал слушать именно скандинавский джаз. И думаю, что манера игры и мелодика в нем несколько отличаются от американского джаза.

"Я особо не интересовался скандинавской музыкой, пока не начал слушать джаз. А тогда я начал слушать именно скандинавский джаз". Фото: Александр Ласкин

Взять, например, Яна Йоханссона, шведского пианиста, или саксофониста Яна Гарбарека – в их произведениях действительно значителен элемент народной музыки. Они сильно повлияли на молодых музыкантов, музыкантов моего поколения.

"Я ПРЕДПОЧИТАЮ ИГРАТЬ ВО ЛЬВОВЕ"

– На фестивале Alfa Jazz вы представили новую композицию, которая, как вы сказали, пока носит название "Львов"?

– Она выйдет в следующем альбоме. Мы еще ни разу ее не исполняли.

– Вы собираетесь сохранить это название?

– Пока не знаю. Но мне хотелось бы создать произведение, которое напоминало бы о Львове. Львовский концерт был особенным, правда. Атмосфера была замечательная.

– А публика в разных европейских городах отличается сильно?

– Да, в таких странах, как Польша, Украина, Италия, публика очень отличается от скандинавских стран. В Скандинавии же аудитория более пресыщенная. А здесь я чувствую, что люди намного сильнее изголодались по хорошей музыке. И это очень хорошо, потому что исполнитель ощущает энергию слушателей.– Так где же вы предпочитаете играть?

– Я предпочитаю играть во Львове.

"МУЗЫКА – ЭТО ВОЗМОЖНОСТЬ ОЩУЩАТЬ СВОБОДУ"

– Вы играли с множеством выдающихся музыкантов и в том числе с Чарльзом Ллойдом. Не могли бы вы немного рассказать об этом сотрудничестве?

– Да, я очень хорошо это помню. В марте 1995 года мы отправились в трехнедельный концертный тур с ним, Бобо Стенсоном и Билли Хартом, с которыми мне приходилось часто играть раньше и впоследствии.

Чарльз Ллойд – мой герой. В его отношении к музыке значительна духовная составляющая. Я много слушал Ллойда с тех пор, как начал играть джаз, и выступать с ним для меня – настоящее испытание.

"В таких странах, как Польша, Украина, Италия, публика очень отличается от скандинавских стран". Фото: Александр Ласкин

Помню, на репетиции мы прошлись по нескольким темам, но, когда он начал играть на саксофоне во время концерта, я не мог понять, какую тему он играет, может быть, даже ту, которой мы не касались на репетиции. Меня выручил пианист Бобо Стенсон и помог мне ее найти.

– Есть ли у вас другие источники вдохновения, кроме музыки?

– Нет. К сожалению. Мне хотелось бы, чтобы было иначе, но вообще-то я большой любитель спорта и каждый день подолгу смотрю спортивные передачи по телевизору. Любые виды спорта, но чаще всего футбол или теннис.

– Когда вы пишете музыку, вы чувствуете какие-то обязательства перед кем-то, скажем, вашими учителями?

– Нет. Иначе невозможно писать музыку. Музыка приходит откуда-то сверху. В этой сфере нельзя быть слишком уважительным. И слишком много думать тоже вредно. Когда начинается рациональное мышления, уходит вдохновение.

– Вы счастливый человек?

[L]– Да. Мне очень повезло с семьей. Мои родители сделали все, чтобы я мог заниматься музыкой. Музыка – это возможность ощущать свободу, заниматься тем, что тебе по душе. Это возможность познавать свои ожидания и, возможно, свой талант.

Но, с другой стороны, подобная жизнь не так уж легка, потому я постоянно чувствую неудовлетворенность. Нужно всегда двигаться вперед. Это значит постоянно думать, двадцать четыре часа в сутки. Даже сейчас, во время нашей беседы, я продолжаю думать о том, что делать дальше.

Александр Юдин, специально для УП.Культура