Всеволод Кожемяко: Нам удалось заставить людей поверить, что "светлых" в некогда "ватном" Харькове больше, чем "темных"

Харьковский бизнесмен Всеволод Кожемяко, входящий в сотню украинских миллионеров по версии Forbes, в последнее время редко занимается вопросами управления бизнеса. С началом вооруженного конфликта на востоке Украины он вместе с коллегами по бизнесу основал фонд "Мир и порядок" и занялся снабжением украинской армии. Вскоре и сам переоделся в военную форму и стал ездить в "горячие точки", чтобы воочию увидеть, что происходит на войне.

На днях этот фонд начал поставлять теплые вещи для бойцов украинской армии и Нацгвардии: первая партия - 400 зимних спальных мешков - отправилась к бойцам, которые сейчас несут службу в Славянске, Краматорске, Попасной и на горе Карачун.

Кожемяко поговорил с корреспондентом "Украинской правды" о "лже-волонтерах", мародерстве чиновников и о зреющем третьем Майдане.

– Фонд "Мир и порядок" делает массу всего: от помощи армии до организации процесса поселения беженцев. Какую часть работы делаете лично вы? Насколько вы включены в этот процесс?

– Я очень активно включен в процесс. Трудно сказать, какую именно часть делаю я, мы все-таки работаем командой. В составе соучредителей – представители харьковского бизнеса, и у фонда нет проектов, где бы ни было задействовано кого-то из моих коллег.

Я стараюсь принимать очень активное участие, много на это трачу времени, сил и средств.

– Вы называете себя волонтером?

– Да, называю. Я волонтер. И я горжусь этим.

– И как вам эта роль?

– Нормально, мне нравится. Это я по факту стал волонтером, конечно. Можно сказать, что я соучредитель фонда, занимающегося помощью АТО и беженцам, но это длинно, а коротко – просто волонтер.

– Вы же сами ездите в зону АТО?

– Да. Раньше бывал чаще, сейчас реже, потому что нет таких активных действий.

– Где были? Что видели?

– Я был в разных частях АТО. Как недавно, так и когда там еще велись активные боевые действия. В основном это секторы А, Б, Д. Со стороны Днепропетровска это Красноармейск, Карловка, со стороны Харькова – Славянск, Краматорск, Артемовск, Дружковка, Константиновка, Дзержинск, луганское направление – Старобельск, Новоайдар, Дмитровка.

– Что изменилось, когда вы впервые попали в зону АТО? Это было для вас откровением?

– Это не было откровением, но я столкнулся с тем, с чем никогда не сталкивался в жизни. Сначала это было что-то вроде экскурсии, а потом превратилось в тяжелую работу. В первую же поездку – это было во время первого перемирия – я попал в бой под Славянском. После этого стал по-другому на это смотреть, совершенно по-иному воспринимать все, что там происходит.

– А что вас удивило?

– Я стал воспринимать это как настоящую войну. Понял, что это не игра. То есть, я понимал это где-то в подсознании, но вот увидел войну своими глазами впервые.

Понял, что это очень тяжелая работа – быть военным, поэтому им надо всячески помогать.

Воочию увидел недостатки, которые были и есть сегодня в снабжении и подготовке армии. Увидел и преимущества. Могу сравнивать, могу понимать военные вещи. Стал понимать, как лучше применять средства, которые мы с моими коллегами собираем в фонде.

Хочется поблагодарить всех тех людей, кто поверил нам и своими средствами. Мы вас не подведем. Те ребята в АТО или в госпитале, которые получают эту помощь, очень в ней нуждаются.

Так что мы с вами вместе делаем очень большое и важное дело.

– А что вас вообще подтолкнуло к тому, чтобы создать этот фонд еще в апреле?

– Я начал заниматься этим сразу после того, как в Харькове над областной администрацией подняли российский флаг. Стал искать людей, которые готовы этому противостоять, помогал им, пытался организовывать движения. Мы собрались у губернатора (Игоря Балуты – ред.), обсудили, на что нужны в первую очередь деньги, а потом получилось так, что деньги все сдали мне, и мне нужно было ими распорядиться.

Тогда же я понял: мы столкнулись с проблемой такого уровня, что ни у кого одного своих денег не хватит, и надо организовывать структуру, которая будет заниматься фандрайзингом. Мы с единомышленниками создали фонд, и по сей день трудимся на этой стезе.

– Ваш бизнес каким-то образом изменился, пострадал от нынешних событий?

– Я думаю, что любой бизнес в стране, в которой идет война, пострадал прямо или косвенно. В любом случае, есть такое понятие, как страновой риск, и он существенно возрос в Украине по сравнению с тем, что было год или два назад.

При режиме Януковича мы не считались слишком благополучной страной для ведения бизнеса, страновой риск высоко оценивался банками, которые предоставляли финансирование в Украину. А сейчас, я думаю, он еще сильнее возрос. Это основной показатель. Речь не идет о том, что в какой-то ваш объект попала бомба, это прямой убыток. Но даже если этого не произошло, то риск, что это может произойти, сегодня гораздо выше, чем мог бы быть год назад.

– Ну, были другие риски, политические.

– Да, политические риски остаются, вместе с рисками коррупционными.

Коррупцию в воюющей стране я склонен называть мародерством. Чиновники, которые брали взятки при Януковиче, были просто ворами, а те, кто делает это сейчас, есть самые настоящие мародеры, и поступать с ними надо бы соответственно. А то, что коррупция практически не уменьшилась, все мы с вами видим.

Появились во власти отдельные порядочные люди, не считающие для себя возможным мародерствовать. Но их крайне мало.

– Некоторые крупные предприниматели в Украине приняли такую позицию: либо невмешательства в дела армии, либо понимая, что их рынок зависит от России, стали поддерживать другую сторону…

– Честно говоря, я не знаю бизнесменов здесь, которые поддерживают другую сторону открыто. Но зато знаю немало тех, кто сидит себе тихонечко и ждет, чем дело кончится. Думаю, такие люди не только присягнут любой власти, но еще и полицаями будут, и нас будут отлавливать. Шутка. Ну, да Бог им судья.

– А вы такой харьковский… Корбан, да?

– Нет, я не харьковский Корбан, и объясню, почему. Геннадия очень уважаю за ту работу, которую он делает, общаюсь с ним, был у него неоднократно и видел, что он работает на износ. Нет, я не пою ему дифирамбы, но, по сути, так и есть.

Помимо финансового ресурса, который значительно превышает наш, он имеет еще хорошо сплоченную команду неравнодушных людей и властный ресурс. У него есть полномочия, которыми он очень умело пользуется для того, чтобы решать те задачи, которые необходимо решать в прифронтовой области.

Естественно, не имея такого ресурса, мы не можем действовать эффективнее, чем уже действуем. Не можем расширить нашу деятельность на какие-то другие сферы.

– Опытом обмениваетесь?

– Обмениваемся, конечно. Нету чего-то такого, что мы могли бы посоветовать им. Я езжу, смотрю, понимаю их инициативы, но мы параллельно делаем практически такие же инициативы, не договариваясь, потому что это логичные вещи, которые необходимо делать.

– Вам сейчас легко работать с властями Харькова и области?

– С городскими властями мы не сотрудничаем. Просто не было от них такой инициативы. Мы ничего не просили, они ничего не предлагали.

А с областными властями сотрудничаем, они достаточно активно откликаются. Особенно в том, что касается взаимодействия с волонтерским движением. Нам удалось предложить нескольких советников нашему губернатору, которые закрывают сегодня некоторые направления по работе с армией, беженцами, ранеными. Это Виктория Милютина, Татьяна Бедняк, Help Army, и Евгения Дисс, "Станция Харьков". Это была моя инициатива сделать их советниками.

Дело в том, что я общался с областной властью, с начальством в милиции и СБУ, и они всегда откликались на мои вопросы. Но они были банально не знакомы и не имели прямой коммуникации с теми людьми, которые задавали мне эти вопросы. Люди звонили мне, а я звонил руководителям областных структур с просьбами и предложениями.

Сегодня волонтеры с помощью этого механизма могут напрямую общаться, обмениваться информацией с властями.

– То есть вы стали таким соединяющим мостом.

– Можно и так сказать. Мне кажется, мы создали удачную модель взаимодействия.

– А раньше было сложнее?

– Коммуникация с областной властью у нас была изначально нормально выстроена, потому что мы начинали со взаимодействия. Мы им много помогали, решали задачи, которые можно было решить, пока раскручивался маховик этой деятельности. А когда сконцентрировались больше на АТО, стали уже меньше пересекаться.

Мы стали некой площадкой, которая смогла волонтерские организации сблизить с властными структурами, и непомерно этому рады, это была одна из наших целей. Хотя проблем еще, конечно, хватает.

Доверие волонтерского сообщества – это не просто. Невозможно получить его, просто сказав, что сейчас я вам буду круто помогать. Коллеги должны видеть, что вы этим искренне занимаетесь, вы этим живете, в конце концов.

У нас есть ряд организаций и людей, которые делают мало, а говорят много. И в этом просматривается политический момент. Они привозят в военную часть бутылку воды или пару носков, а позиционируют себя как суперволонтеры и помощники. Мы, конечно, им благодарны, пусть занимаются, дай им Бог здоровья – но, когда человек претендует на высокую позицию в области, и после того, как проходит слух об этом, приезжает и резко начинает раздавать в Славянске гуманитарную помощь, это попахивает неискренностью.

Товарищи, где же вы были раньше? Резко появляются какие-то фонды, потом пропадают… А потом они получают почему-то награды от властей. Даже тут есть некий протекционизм, это неприятно.

Поэтому настоящие волонтеры люди осторожные, они чутки к тому, чтобы не быть использованными, они ведь все самодостаточные личности.

– Когда закончатся военные действия, вы себе представляете дальнейшее сотрудничество с волонтерами не в сфере армии?

– Лично я считаю, что волонтеры не должны расходиться по домам. Это активная часть общества, которая выкристаллизовалась во времена тяжелейших испытаний для Украины. Люди открыли в себе под давлением обстоятельств те качества, о которых даже не знали.

Это вообще цвет нации, это лучшие люди страны. Я считаю, что на этих людей надо опираться государству в решении самых сложных задач и в мирное время тоже. Это сумасшедший кадровый резерв. Главное для них не закрыться обратно, а оставаться в общественной жизни этой страны и быть активными ее участниками.

Когда закончится война, те, кто прилипли задницами к креслам, не сильно захотят видеть этих активных людей во власти, в общественных советах и других органах общественного контроля. Вы как бы победили, спасибо вам большое, молодцы, вот вам орден, медаль, и adios. А на выборы, вы посмотрите, идут одни бизнесмены и опытные аппаратчики, давно уже сидящие на бюджетных потоках.

Будучи бизнесменом, я понимаю финансовое состояние этих людей, и насколько они примерно помогли АТО. Эти цифры помощи стремятся к нулю. Но проверить невозможно. Сейчас же никто учет не ведет. Кто-то говорит: "да я отправляю деньги, но не афиширую, ты ж понимаешь".

А я считаю, что надо афишировать, надо говорить о том, кто кому и что.

– Но это может выглядеть как самопиар.

– Да, это самопиар. Не вижу в этом слове отрицательного смысла, если ты говоришь о том, что реально делаешь.

Понимаете, для того чтобы привлекать деньги, надо об этом говорить. Так работает система сбора средств во всем мире. Вы не можете привлечь деньги в темную историю, о которой никто не знает. Вы можете только достать из кармана и дать. Если у вас достаточно денег, чтобы финансировать из кармана, то салют вам, а если вы хотите сделать больше, чем у вас есть, то надо об этом говорить. Нет другого пути.

Есть еще один аспект. Именно благодаря мощному информационному сопровождению деятельности нашего фонда и публичной позиции других волонтерских групп и общественных движений нам удалось заставить патриотичных и порядочных людей в "ватном" некогда Харькове поверить в то, что нас, "светлых", здесь таки много больше, чем "темных", и что не нужно бояться быть патриотом своей страны.

– А как вы относитесь к тем людям, которые сейчас идут в Верховную Раду?

– Я к ним не отношусь. Подходы у них не сильно поменялись. И вроде бы вот оно, гражданское общество: из среднего класса люди самоотверженно едут в АТО, жертвуют на это свои деньги и время. А тут… Как будто ничего не менялось: гречка, подкуп избирателей, концерты, обещания.

Какой-то сюрреализм. Получается, пока одни люди за свои средства покупали и возили все необходимое в АТО, часто рискуя жизнями и еще чаще здоровьем, сопротивлялись агрессору, который, если б не волонтеры, дошел бы до Киева – другие сидели по норам и копили денежки на гречку и сгущенку, которыми они покупают сейчас голоса своих малообеспеченных избирателей.

А те волонтеры, которые продолжают заниматься помощью АТО, военные, общественники, как всегда, остались ни с чем. Понимаете? Опять их всех обдурят. И те, кто задницами прилип к креслам, прямо с креслами на задницах и ходят по своим участкам, так как уверены в своей незаменимости.

– Вы сами после войны волонтером останетесь?

– Волонтером чего, если войны не будет?

– Есть и другие сферы, где нужны волонтеры…

– Не думаю, что война закончится в ближайшее время. В любом случае, я останусь приверженцем сильного государства, сильной армии, развитой, боеспособной, и буду делать все, чтобы достигать этих целей на любом участке, где я могу быть полезен своей родине.

Сегодня мы продолжаем активно помогать одевать и обувать – "утеплять", будет точнее – части харьковского формирования, а также помогаем формировать и обустраивать новую оперативную бригаду Национальной гвардии, которая будет базироваться в Харькове.

– Лично у вас за последние полгода что изменилось?

– Я стал очень хорошо разбираться в военном деле и вопросах снабжения армии. Также я развил индивидуальные навыки владения оружием.

Волнует ситуация с подписанием перемирия. Если власти сейчас будут делать реальные и быстрые шаги на укрепление боеспособности армии и улучшение снабжения, тогда мы сможем говорить об этой истории как о правильной передышке и подготовке к какому-то решающему броску или усилению позиций.

Если опять будет говорильня, тотальное воровство, некомпетентность и аппаратные маневры, тогда это можно считать сдачей. В таком случае все закончится тем, что эту страну убьет не военная машина Кремля, а продажность и непрофессионализм руководства страны. Власть будет лежать у ног, и наш российский "брат" Путин придет и подберет ее.

– А третий Майдан будет?

– По ощущениям – да.

Но что такое Майдан после того, что мы пережили на войне? Это ничто. Собраться ему будет не очень сложно.

Сегодня есть некий кредит доверия к власти, и я думаю, что он постепенно начнет иссякать, так как ничего, кроме разговоров, не происходит. Нужны реальные шаги, а не пиар.

Понимаю, сейчас тяжело, и с таким составом Верховной Рады, и со всем этим наследием – но скоро настанет время, к которому придется с этим справиться.

Надеюсь на лучшее для своей страны.