Внутри эпоса про киборгов

Режиссер Андрей Шараскин год назад ставил спектакли в Львовском театре для детей и юношества, развивал сеть детских театральных студий, внедрял театральные уроки в школах Львова, Ивано-Франковска и Тернополя, а еще создавал собственную театральную студию.

Но в январе 2014 года ему, как и многим украинцам, пришлось на время отказаться от собственных планов – Шараскин вышел на Майдан и оставался там до самого конца.

На Майдане режиссер примкнул к "Правому сектору", в начале марта записался в Украинский добровольческий корпус, который формировался на базе "Правого сектора",

Сегодня Шараскин – командир отряда Украинского добровольческого корпуса. Напоминание о мирной жизни – позывной "Богема". Так в шутку его называли побратимы, когда узнали о специальности.

Богема – один из тех "киборгов", которые держат оборону в Донецком аэропорту. Наши войска заняли аэропорт еще в мае, но самые горячие бои за него развернулись в сентябре.

В донецкий аэропорт Богема прибыл по ротации в конце сентября и находился там до 20-го октября. Сегодня он опять вернулся в село Пески – это опорный пункт донецких киборгов, откуда в аэропорт доставляется оружие и продовольствие.

За мужество, проявленное при обороне стратегического объекта, он вместе с бойцами регулярных войск получил именное оружие из рук Александра Турчинова. И тут же не преминул добавить, что это первый официальный ствол, который появился на вооружении добровольческого корпуса.

"Правосеки", как называют добровольцев российские телезрители, не освещают свою деятельность так широко, как это делают другие батальоны. Тем более, интересно узнать о роли добровольцев в донецком аэропорту.

Мы встречаемся с Богемой в ресторане центре Тернополя, родного города режиссера. Он всматривается в толстые стены здания. С легкой завистью в голосе говорит: "Мне бы такие стены в донецкий аэропорт. Мы могли бы держать оборону бесконечно".

Прежде чем начать разговор о войне, "киборг" говорит о том, как развивал детские театральные студии и уже отобрал детей для детского театра, но тут планы резко изменились. Он убежден, что развитие театральных способностей в детском возрасте не только обучает владеть телом и эмоциями, но и дает определённую стрессоустойчивость, а умение играть повышает шансы выжить в экстремальных обстоятельствах.

– Как тебе в роли киборга?

– В донецкий аэропорт мы зашли в сентябре, после того как к комбату 5-го отдельного батальона Украинского добровольческого корпуса Черному (позывной – ред.) обратилось командование АТО с просьбой поддержать военных. Были моменты, когда на позициях находилось больше "правосеков", чем военных. У них чаще ротации.

В день, когда я со своей группой туда прибыл, был ранен Редут, полковник 3-го полка спецназа, который командовал обороной аэропорта. Накануне туда ворвалась штурмовая группа "Оплота" и попробовала захватить первый этаж. Редут с несколькими бойцами приняли ближний бой, ликвидировав угрозу.

Чтобы вы понимали, аэропорт – это не здание, а постапокалиптические развалины в несколько этажей, которые полностью простреливаются. Крыши нет, мины долетают до второго этажа. Все время идут обстрелы из минометов и "Градов".

Все укреплённые места, которые еще можно держать, наши держит. В старом терминале осталось несколько комнат. Все остальное выгорело. Наши потери в стрелковых боях минимальны. Основные потери – из-за тяжелой артиллерии. Когда по гипсокартонным стенам, за которым нам приходится укрываться, лупят танки, то они накрывают ребят.

На моего побратима просто упала стена, у него перебит таз, ключица и все остальное.

– В каких условиях находятся наши бойцы?

– Из трех этажей, нами заняты полтора. Две недели, пока мы там были вместе с бойцами из 95-й бригады и 79-й, бои шли постоянно. На сон 1,5-2 часа в сутки, очень жёсткая экономия всего – воды, еды, боеприпасов. Тревожная группа, которую мы также обеспечивали своими бойцами, там много ребят из Кривого рога, Чернигова, Дебальцево.

– Как действует нападающая сторона?

– Самые частые разговоры между ребятами такие: "К вам побежали четыре тела. Принимайте!" Мы ставим растяжки, они запускают собаку. Она взрывает растяжку, после чего идет отсчет времени по секундам. Неопытных и плохо обученных террористов используются для банальной разведки боем. Они отвлекают огонь украинской артиллерии прикрытия и защитников аэропорта, а профессиональные российские наемники пытаются засечь наши огневые позиции и вывести их из строя.

Потом выезжают танки, 8-10 ударов. Дальше идет группа от 50 до 200 человек. Тут уже мы взываем нашу артиллерию, которая бьет из Песков.

Если допустить сепаров на расстояние менее 120 метров, то у них появляется шанс проникнуть в здание. Может пробежать группа из двух десятков человек – это, как правило, российские спецы, они занимают этажи, и тогда начинается прямой огневой контакт. Доходит и до живого столкновения, до рукопашного боя. Так, прикрывая отход своих, от ножевых ранений погиб майор 79-й Евгений Пивнень.

Но то, что мы их больше положили, это факт. Русские военные думают, что они едут на сафари-тур поохотиться на "укропов" – но на деле выходит, что эти они для нас хорошая мишень.

Техника сепаратистам постоянно доставляется российскими военными – в районе Лутугино сгружается с тех самых белых "КамАЗов"

– Как координируются действия военных, которые находятся в аэропорту, и добровольцев?

– Вообще там братство: меняемся едой, носками, всем, чем можем. От 79-тки нам досталось, например, термобелье.

Я не хочу говорить неприятные вещи, но были военные, которые самовольно покидали аэропорт. Были случаи, когда мы держали на прицеле командира, который сеял панику. Они знают, что, так как у нас не объявленная война, а АТО, то им ничего не будет за дезертирство. Максимум – административное наказание за самоволку. Поэтому были случаи, когда военные снимались с позиций.

Их тоже можно где-то понять – сначала их вызвали на 10 дней, потом продлили до 45-ти, потом – и того больше. Люди просто устали.

Были случаи, когда наши военные подрывали технику, мы ее потом подбирали, ремонтировали. Так у нас, у добровольческого корпуса, например, появилась своя артиллерия, три танка, минометы.

– Как вы объясняете бойцам, зачем вы обороняете аэропорт, если уже нет ни взлетной полосы, ничего?

– У нас там ринг, где происходит спарринг с Россией. Там, в принципе, конфликт можно решить очень быстро. Если бы российская армия реально захотела выбить нас из донецкого аэропорта, то можно было бы сделать. Точно также как если бы мы захотели зачистить территорию до Луганска, мы бы это сделали, если бы был приказ. А сейчас приказа нет. Просто меряемся силами.

Чтобы понять наши задачи, я специально поехал в Центральный штаб АТО. Потому что к нам присылают военных без постановки боевой задачи.

В чем смысл того, чтобы держать аэропорт? Если честно, мы и сами до конца не понимаем. Мы стали там заложниками.

Но именно там сейчас происходит мифотворчество, рождается новый украинский эпос про киборгов. Рождается история о героях.