Джазовый продюсер Владимир Каминский: Наше множество фестивалей – это детский сад

Владимир Каминский – человек, который едва ли не лучше всех знает, как делается джаз. Представитель продюсерского центра Jazz in Kiev, который проводит два крупнейших украинских джазовых фестиваля – одноименный в Киеве и Alfa Jazz Fest во Львове, - и еще до ста концертов в год.

Как и ради чего организовываются джазовые концерты и фестивали? На какие средства? Почему спонсоры дают не них деньги? Как формируется программа? Что такое жизнь джазового музыканта? Как обстоят дела с джазовым образованием в Украине?

Эти и другие вопросы мы задали джазовому продюсеру Владимиру Каминскому накануне очередного 5-го фестиваля Jazz in Kiev, ставшего уже заметным культурным явлением в жизни столицы.

- Как Вы стали джазовым продюсером?

- В детстве очень хотел быть музыкантом. Но родители были против. Пошел по стопам отца, закончил Политехнический институт с красным дипломом. Был инженером, аспирантом. Потом бросил, занялся бизнесом, который дает возможность нормально жить и заниматься тем, что мне нравится.

Но сейчас очень много занимаюсь музыкой и пользуюсь возможностью общаться с теми людьми, которых раньше только слушал в динамиках. И основная мотивация, конечно, музыкальная. Это не бизнес.

И, зная нынче всю техническую сторону джаза, все, что касается звука, света и т.д., все эти люди, которые не играют, на самом деле – музыканты. Просто у них так жизнь сложилась. Но в душе все они музыканты. Это их внутреннее я, и это основная мотивация у всех. Ну, а если уходить в дискуссию о том, что такое жизнь музыканта, то неизвестно, что лучше.

- Хорошо, а если коротко: что такое жизнь музыканта?

- Тут надо прежде всего разделять: что такое жизнь нашего музыканта и музыкантов, которых мы привозим. Просто наше общество не сориентировано на то, чтобы обеспечить их нормальным существованием. За границей с этим попроще, т.е. этот труд больше ценится.

Однако, общаясь и с нашими музыкантами, и с звездами первой величины, я пришел к убеждению, что успех здесь прежде всего зависит от самого музыканта, от его стремления развиваться.

Вообще, музыкальный мир настолько притягателен, что если ты в него погружаешься, то потом из него вырваться. Но при этом ты должен этому полностью отдаваться. Уровень мастерства лучших исполнителей, тех идолов, на которых равняются музыканты, настолько высок, что тут нельзя уже думать ни о чем другом. Поэтому они все такие, так сказать, слегка своеобразные, живут в своем мире. Но это хороший мир. Гораздо лучше, чем мир, как мы считаем, нормальных людей.

"Мы все это делаем исключительно для себя. Но мы знаем, что это очень хорошо. И, делая для себя, мы делаем это и для других". Фото Алексея Карповича

- Помнится, долгое время на концертах, организованных вашим центром, Вас можно было видеть у звукооператорского пульта. Вы попутно освоили еще одну профессию?

- Я пытаюсь узнать про этот мир все. Мне все интересно. Впрочем, и в своем бизнесе я также старался узнать все. У меня натура предпринимательская. А предприниматель не может быть узким специалистом. Поэтому и в нашем проекте моя функция – это клей. Я должен все склеить.

Есть огромное количество каких-то факторов, которые часто конфликтуют между собой. Я должен всех понимать и должен это все склеить, потому что здесь, как в пазле, если ты все собрал, но не склеил, он развалится. А чтобы склеить – нужно все знать: что такое звук? Как он организован? Как живут музыканты?

Нужно самому поиграть на сцене.

Чтобы понять, что такое ведущий, надо хоть самому поговорить со сцены. А чтобы уметь разговаривать со спонсорами, нужно понимать их видение. Поэтому я сам таскаю эти тумбочки, аппаратуру, чтобы знать, как все расставлено в этом мире изнутри, а не просто раздавать задачи.

Теперь мне легко говорить с любым звукорежиссером, потому что я знаю с технической стороны всю глубину этой работы: как собирается, создается звук.

А что такое работа ведущего, я почувствовал, когда Леша (Алексей Коган. – ред.) как-то попросил меня выйти и объявить. То же самое с музыкантами.

Вот у музыкантов есть такой вопрос: когда вы заработали свои первые деньги? Кто в десять лет, кто в пять, кто в пятнадцать. Я свои первые деньги как музыкант заработал в сорок пять лет. Деньги не большие. Но важно ощущать все, что связано с нахождением на сцене, ту внутреннюю ответственность в отношении к звуку, которую никогда не почувствуешь, занимаясь дома. Так что и ручки крутил, и тумбочки таскал, и тур-менеджером ездил… словом, все попробовал лично.

-Когда Вы сделали свой первый концерт?

- Как организатор я сделал свой первый концерт в 2007-м году. Это был концерт Камераты. В ней работает мой родственник, и он предложил мне исполнить мою песню. На этом концерте мы и познакомились с Лешей и благодаря этому все и покатилось. Потом раззнакомился со всеми, с кем мы сейчас работаем.

А второй концерт был "50 лет Когану". Это была уже праформа фестиваля. Шестичасовой концерт на три отделения… А как музыкант я планирую свой первый концерт на свое пятидесятилетие.

- Давайте о джазе с точки зрения продюсера. Иногда возникает мысль о том, что существует определенный процент людей, генетически запрограммированных на джаз. Как Вы считаете, можно ли расширить этот сегмент слушателей джаза?

- Признаться, мы об этом не очень думаем. Как бы цинично это не звучало, но публика, это не самое главное, что мы принимаем во внимание, когда делаем концерт. Мы служим самому звуку, музыке как таковой. Ведь музыка – это нечто особое, что часто не зависит не только от публики, но даже и от музыканта.

Публика – это элемент проекта. Музыкант, когда он на сцене, играет не для публики, если говорить про серьезного музыканта. Он играет для себя. Поэтому нет такой задачи "расширить". Задача – показать, что это такое, и позволить в это погрузиться. И все наши опыты как-то увеличить эту аудиторию у нас, например, не получились.

Может быть, дело в том, что джазовая музыка как стиль – это, так сказать, парадигма свободного человека. А парадигма свободы у каждого человека своя. И это не зависит от сословия, достатка. Спросите, что такое джаз, и никто этого не объяснит. Для меня, например, это как Солярис, звуковое поле, в которое ты можешь погрузить все что угодно – классику, попсу, этно, - и оно все это в себя вбирает и получается что-то очень красивое и глубокое.

Джазовая музыка – это как бы разговор, можно к нему присоединиться, послушать. Большой музыкант после концерта не парится, как там восприняли. Он рассказал, сделал свое дело. И мы так научились работать. Поэтому показать – да, а уговаривать, упрашивать – нет такой задачи.

Слева направо: Алексей Харламов, Алексей Коган, Евгений Самсонов, Виктор Овчинников, Владимир Каминский. Автор фото - Реза Голестани

- Все-таки позволю себе не согласиться. Ведь, если говорить о тех же западных музыкантах, то их уровень мастерства связан, с одной стороны, с более длительной традицией, но с другой стороны – с тем, что у них больше аудитория. А большая аудитория – то большая ответственность и поэтому качество звука.

- Да, я согласен. Поэтому, конечно, задача – провести больше концертов, предоставить больше практики. Не нужно и забывать про разницу в школе. У нас даже при существующей структуре очень слабая школа. Сравнить ее с западным джазовым образованием – это небо и земля. Но все-таки, говоря о задаче на каждый концерт, то для нас на первом месте – показать. А публика – сколько людей придет, столько и придет.

- Тогда поставим вопрос немного шире – об экономике джаза. Ведь от количества публики зависит проведение следующего концерта и так далее. Не все же здесь имеют другой бизнес. Словом, самоокупаем ли джаз?

- Нет. Невозможно это делать без поддержки спонсора.

- То есть, попросту говоря, денег публики недостаточно для того, чтобы проводить концерты?

- Никогда не достаточно. И нигде. Это можно делать только за счет поддержки меценатов и спонсоров. И тут важно понимать, что они это делают не для рекламы торговой марки, потому что это несопоставимые вещи. Если они что-то приобретают в результате, то то же самое, что и мы. Плюс здесь работает еще, так сказать, закон больших чисел. Для спонсоров это не вопрос денег, а вопрос эмоциональной отдачи. Это их вклад в музыку.

Я имел возможность общаться с западными продюсерами, например, организаторами Эдинбургского фестиваля, и они говорят то же самое: Мы живем от проекта к проекту. И когда заканчивается проект, мы не знаем, будет ли следующий, будет ли финансирование. Но единственное, чего мы точно не хотим делать, это низкого уровня "залипушные" штуки. И обеспечить финансирование – одна из задач.

Если вы посмотрите на историю фестиваля, наши спонсоры постоянно меняются. Но все спонсоры фестиваля – это только любители джаза. Они действительно хотят помочь. Но, когда они дают деньги, для них важно понимать, что мы свою работу делаем честно и профессионально. Это обычные отношения профессиональных людей.

- Вы делает два крупнейших джазовых фестиваля в Украине плюс почти каждую неделю концерт в "Мастер-классе"…

- Нужно уточнить, что в Alfa Jazz Fest мы – соорганизаторы. Там есть еще одна команда, которая занимается техническими вопросами. А мы – только концепцией, программой и артистическим сервисом. А на Jazz in Kiev мы все делаем сами.

Что касается концертов, то я подсчитал, что в прошлом году мы сделали больше ста концертов, включая туры по разным городам, несколько концертов в консерватории. В этом году из-за экономической ситуации мы сгруппировались, провели только Alfa Jazz Fest, Jazz in Kiev, серию концертов в "Мастер-классе", один концерт в консерватории, но это все равно больше шестидесяти концертов.

- Как происходит формирование программы фестиваля?

- Сумбурно. У организации фестиваля очень много общего с музыкальной репетицией. Даже когда ты хорошо готовишься, ты не знаешь, что в результате получится. Как сказал художник Александр Адабашьян, в одной кулинарной передаче: на самом деле, секрет любого рецепта – что получили, то и хотели. Здесь принцип точно такой же. На самом деле, формирование программы – это логистическая задача, связанная с перемещением каких-то ценностей. В данном случае художественно-человеческих.

Слава Богу, мы за пять лет наработали репутацию в мире джаза, работая с агентствами, музыкантами, которые получают сервис, которого они не ожидали. А они уже рассказывают о нас, советуют приезжать другим. И теперь агентства уже начинают атаковать нас, и в отличие от первых лет мы уже не ищем, а сами выбираем.

И, конечно, на 80 процентов, мы выбираем то, что нам нравится. И, можно сказать, мы все это делаем исключительно для себя. Но мы знаем, что это очень хорошо. И, делая для себя, мы делаем это и для других.

По большому счету, мы – не компания. Мы – банда, бэнд. Просто если у них барабаны и контрабас, то у нас тоже каждый имеет свое дело.

Леша Коган – это суперэксперт джазовый. Он знает все, знает о джазе больше, чем любой другой человек в мире, которого я видел. Это преимущество, которым мы пользуемся. И мы все тоже все время слушаем. Леха скупает диски. Мы скупаем диски. Все, что выпускается в мире.

Я знаю крепко свое дело и не хочу, чтоб в него кто-то лез. Витя Овчинников работает с агентствами. Вот мы собираемся. Он вносит свои предложения, и мы начинаем ругаться. В результате что-то получается.

Сейчас мы поменяли общий подход к концепции фестиваля. Если первые годы старались добавить немного попсовой составляющей – Al Jerreau, Fourplay, - то сейчас, имея к тому же возможность формировать Alfa Jazz Fest, где мы можем сделать более широкий спектр, наш фестиваль мы делаем более рафинированно джазовым. В программе нынешнего фестиваля – все актуальные музыканты, которые играют джазовую музыку. Нет яркой звезды типа Хенкока, все звезды ровные.

Поэтому даже на рекламе мы поставили Лешу как витрину, которого как джаз публика знает уже лучше, чем участников нашего фестиваля. Это уже что-то вроде знака качества. Ведь, когда вы едете в Монтре, вы не заморачиваетесь, кто будет. Просто знаете, что будет хорошо. И мы так хотим сделать.

А сам процесс принятия решений – это общение, это так же, как общаются музыканты в любом бэнде.

- Этот фестиваль открывает чисто украинский джазовый проект Kiev Big Band. Как созрела эта программа?

- Сначала мы хотели привезти очень яркую звезду для совместного выступления. Но не получилось, а других мы не хотели. Поэтому мы придумали другую историю. Мы предложили взять их композиции и профинансировать их аранжировку в Америке. Майкл Мосьман, известный аранжировщик, написал аранжировки украинских музыкантов. В этом и будет фишка.

- В Украине сейчас растет число джазовых фестивалей. Вы сотрудничаете с другими организаторами?

- Нет. Можно сказать, мы дружим с некоторыми продюсерами. Леша ведет еще два фестиваля "Єдність" и Jazz Koktebel в силу хороших отношений с организаторами. Иногда есть возможность сделать дополнительные концерты, но это очень редко. Какой-то такой могучей мыслительной работы, когда собираются организаторы и думают о судьбах джаза – все эти попытки создания ассоциаций, все это ерунда, этого нет.

- Наши музыканты все чаще выступают с зарубежными звездами. Могут ли они выходить на внешний рынок?

- Конечно, кто-то может.

- Чего им не хватает? Финансовой поддержки?

- Да. Одно дело покупать, другое – продавать. Пока что мы покупаем. Пока такая целенаправленная системы раскрутки и продажи наших музыкантов на другие фестивали, работа с агентствами, она у нас в мечтах, но пока не ко времени. Но это нужно обязательно делать. Пока мы не начнем их возить, мешать, делать какие-то united проекты или финансировать обучение, развивать школу тут, увеличивать количество мастер-классов.

Тут вы правы, горе в том, что у них мало площадок и не очень хорошее образование. Все, кто уезжает туда и учатся там, все сразу же поднимаются, потому что они попадают в среду.

Наше множество фестивалей – это детский сад. Например, я был в Барселоне и там за вечер успевал обойти три ночных клуба с разными концертами, которые находились в десяти минутах друг от друга. И это только в центре. А представляете, что в Нью-Йорке.

У них вообще принято ходить на концерты. А у нас нет такой общественной привычки. Это вырабатывается десятилетиями, а не за пять лет. Наша миссия в том, чтобы показать.