Основатель "Обырка" Леонид Кантер: Майдану нужен внешний враг, а нам – нет

Когда-то Леонид Кантер путешествовал с табуреткой по миру. С ней он побывал на берегу четырех океанов, где устраивал театрализованные представления, рассказывая об украинской культуре.

Потом он вместе с женой Дианой основал "мыстецкий хутор "Обырок" под Батурином, где проводит фестиваль "Хлеб" и курсы циркового мастерства.

Когда в Крыму началась оккупация, он отправился на полуостров, чтобы пообщаться с людьми и рассказать им свою правду о том, что происходило на Майдане зимой.

Нескольких человек ему удалось убедить не голосовать на референдуме.

Кстати, Кантера можно назвать "революционным туристом": в 2009-м он приезжал в Москву поделиться опытом Оранжевой революции, а результатом стал флешмоб "Минута революции на табурете", который он провел на Красной площади.

В интервью "Украинской правде. Жизнь" Леня рассказал о том, как стоит разговаривать с жителями юго-востока Украины, и признался, кто был одним из инициаторов появления злополучного трактора на Банковой 1 декабря.

- Ты прославился тем, что в Крыму заставил официантку заплакать, когда рассказывал ей, что на самом деле происходило на Майдане. Как тебе удалось ее переубедить?

- Был день "референдума". В кавычках, потому что мы знаем, что это был за день. Всем очень хотелось сделать что-то особенное в этот день. Тогда я узнал, что ты проголосовала по российскому паспорту и решил тоже попробовать: у меня последняя страница в украинском паспорте – это прописка в Геленджике.

Думал, может по ней смогу проголосовать? Не дали.

Поговорил с парочкой активистов, у которых было очень мало информации о том, что происходило в Киеве.

В результате они много чего переосмыслили и видимо не пошли на референдум. А если и пошли, то уже с кучей сомнений внутри.

Я конечно понимал, что переубедил лишь нескольких, а все остальные останутся при своем. Мне стало грустно, и я зашел в кафе "Ностальгия" пообедать. А там – никого…

- Там всегда так.

- И только одна официантка стоит. Я подошел, обратился к ней на украинском. А она высадилась на измену, сразу за барную стойку заныкалась.

Я попросил не пугаться, говорю, я мирный, не собираюсь вам никакого вреда нанести, просто пришел поесть.

"Да? А то нам сказали, что "Правый сектор" будет сжигать рестораны", – отвечает. Тогда я предложил рассказать ей о Майдане, потому что я там был. Она сразу села ко мне за столик и начала спрашивать. У нее было очень много вопросов, всеми процессами очень интересовалась.

"А вот арестовывать будут за русский язык на улицах, зачем вы такой закон приняли?"

Каждый пункт ей нужно было разъяснить. Больше часа я с ней беседовал. Заходили другие клиенты, я уже свой обед давно съел, а она все спрашивает.

Ключевым моментом стало, когда я ей рассказал, что у меня двое маленьких детей, и я совсем не хочу умирать. Говорил: как можно допустить бесчинство милиции? Если бы это произошло у вас, в Крыму, неужели бы ваши мужчины проигнорировали это?

Если бы побили студентов, девушек? Неужели народ бы так спустил это? Она говорит, что нет, начинает плакать и произносит такую фразу: "Мы ж сначала были за вас. Но потом все начало гореть, начался ужас. А нас обманывали!".

Когда я уходил, она еще плакала.

- Почему тебе удалось ее переубедить? По своему опыту, до людей в Крыму было очень сложно достучаться, а большинство вообще не хотели знать, что происходило в Киеве на самом деле.

- Это не первый случай. За день до этого мы ехали из Ялты, и я начал беседовать с тремя девчатами из медицинского училища. Одна говорит: "Я бы этих майдановцев порешала! Голыми руками задушила бы за наших погоревших пацанов!".

Предложил рассказать свою точку зрения. А она категорически стала отказываться. Другая предложила послушать. Со второго раза они меня выслушали, и та девушка, что хотела голыми руками душить майдановцев, стала как-то толерантнее, что-то там у нее в голове поменялось.

А третья девушка рассказала историю о том, что она татарка, ее родители, вернувшись в Украину, обратились в Меджлис, а там им в помощи отказали. Тогда они решили голосовать за Россию, как и родители ее парня. А сам парень – военнослужащий, и он сказал, что присягу дают только раз.

Она его спрашивает: так что, мы будем жить в разных странах? Он: ну, значит будем. Понимаешь?

- Так в чем ключ?

- Ключ в том, что они нас не видели, и не слышали альтернативной точки зрения. Все, что они видят по украинскому телевидению, не хотят понимать. А если ты им скажешь, что Путин брехун, то всему, что ты скажешь дальше, они не поверят.

В них прошиты такие коды, которые нарабатывались больше 10 лет. Так что украинские каналы как раз попадают на их "антивирусы" эти. А вот если ты начнешь рассказывать от себя, не говоря о Путине, – за что ты боролся, как была страшна эта борьба, как твоих друзей вывозили в лес, били и убивали, – они начинают понимать.

Поэтому, я думаю, нужен такой революционный туризм, чтобы люди просто поехали рассказывать о своем опыте революции. И в Россию тоже надо ехать.

- Думаешь, сейчас есть смысл ехать в Крым?

- Всегда есть смысл. Они же будут украинцами позже. Я даже ни на секунду не сомневаюсь, что Крым снова будет украинским.

- Почему ты так уверен?

- Ничто не долговечно. Россия развалится раньше, чем Украина. Когда Россия развалится, Крым вернется, ведь все эти договоры не подписаны никем, не ратифицированы международным сообществом.

Эта история была разыграна, но она была нужна даже для самих крымчан. Они все эти годы дружно голосовали за Партию регионов, которая двигала нас в Россию, теперь пусть побудут там с Партией регионов, которая додвигала их туда, куда они мечтали. Пусть там потусуются и убедятся, насколько им там кайфово. Думаю, будут бежать аж бегом назад.

- Ты говорил, что эти люди не были на Майдане, поэтому не могут адекватно воспринимать то, что там происходило. А ты сам во время революции жил на "Обырке"?

- Сейчас я тебе выдам большой секрет. 30 ноября с утра я приехал на Майдан, там вокруг елки уже стояли щиты. Пошел на Михайловскую, где в эту самую рань собрались мои друзья. Выяснилось, что у всех радикальные настроения. Поехали сделали "коктейли Молотова", приготовились идти на Банковую.

Суть нашего настроя была такова: вот есть пацаны, которые имеют "ксивы", палки, щиты и право, как они считают, нарушать любые законы и бить кого считают нужным.

Это неправильно, потому что мы все должны жить по одному закону, мы тоже такие пацаны, живем мирной жизнью, у нас нет палок, "ксив", но в остальном мы точно такие же, как они.

Тогда наш ответ им в том, что на каждый их подобный шаг мы будем палить их администрации. Такова моя гражданская позиция: раз для них закон не писан, то он не писан ни для кого.

Эта акция не была мирным протестом, это была акция гражданского неповиновения, как по мне.

Многие вышли руководствуясь именно этими мотивами. Кроме оппозиции, которой казалось, что на Банковой провокаторы, а все нормальные граждане танцуют на Майдане.

Тем не менее, этих провокаторов было очень много, и если бы их не путали, и гранаты не так больно взрывались о ноги, администрация сгорела бы в первый день.

Мы прибежали на Банковую, а народ в это время еще только брал КМДА. Власть перетаскивала тракторы с Майдана, чтобы закрыть Банковую, они приехали, а тут уже собрались люди.

Тракторист вылезает, а мы ему говорим: ключики давай. Параллельно вяжем повязки на лица. Забираем ключи, мой кум садится за руль.

Зовем всех залазить на трактор, едем дальше. Подъезжаем под администрацию. Это чувство космическое, когда ты едешь под администрацию президента на тракторе с флагом – дурдом реальный. Это был момент праведности.

Милиционеры в шапках сразу сбежали, а ВВ-шники остались. Мы сделали такое же объявление, как они сделали в ночь на 30-е, что коммунальными службами будет проводиться уборка мусора.

Леонид на тракторе

"Если вы не мусор, разойдитесь". Никто не разошелся. Нужно было разрушить железный забор, он мешал сильно. Его зацепили тросом и оттаскивали. Не было задачи повредить никого из ВВ-шников, если это и произошло, то чисто случайно.

К трактору начали ломиться кучи людей, не давали ему двигаться, но забор растаскать удалось. Куму моему проломили голову кирпичом в окно, а я не пускал толпу к дверям, чтобы никто к нему не залез. Под ковшом начался замес – бойня своих со своими.

Потом все начали говорить, что эти люди – мы то есть – провокаторы. Даже наши друзья говорили.

Говорили, что посадили невинных, а нужно найти тех, кто виновен. Тогда я уехал из страны, полтора месяца меня не было в Украине, я наблюдал, как людей крадут и убивают, а люди продолжают мирно стоять.

Вас будут красть, убивать, и дальше вы будете еще сильнее бояться и молчать. Но вдруг совершенно неожиданно прорвало. Произошел замес на Грушевского и я взял билет назад.

- Почему вы решили пойти на такие радикальные действия, видя, что другие люди это не поддерживают?

- Наоборот, когда мы прибежали, все еще поддерживали. Сначала народ туда ломился, а потом трактор остановили. Первым пришел Порошенко, а потом, по очереди, Яценюк, Кличко и Тягнибок. Много кто мешал процессу.

- Но от этого трактора же пострадали люди?

- Не знаю. Тогда информация доходила не честная. В центр ковшом мы не заходили, жестких жертв быть не могло. При этом пацаны лупили ВВ-шников, хотя у нас такой задачи не стояло. Понимаешь, все, кто там был, друг друга не знали.

Я знал всего нескольких людей, кто был со мной, а остальных – нет. За их действия не могу отвечать.

- Почему ты решил рассказать об этом сейчас?

- Потому что вся эта история реабилитировалась. Я хотел сказать, что это были не провокаторы. Когда люди кричат, что вон те враги, это неправильно. В тот момент такое отношение реально подорвало веру в то, что нужно что-то делать.

Все хотят действовать, а когда начинаешь, люди сразу принимаются критиковать. В медиа такую мысль сформировали, а все ее подхватили.

- Почему, как ты думаешь, такого не случилось в Крыму?

- Киев тренируется уже кучу лет в революции. 2001-й – "Кучму геть", 2004-й - Оранжевая революция.

Нужно учиться ходить на демонстрации, это особая культура. Вот на футбольные матчи народ умеет ходить. Им, например, легче, потому что они привыкли к таким вещам. А остальные не знают и не понимают, поменяют ли они что-то, если выйдут. Культура демонстрации – один из европейских элементов. Чтобы высказать свой протест, народ выходит на улицы.

Вот когда я бежал на Банковую, кто-то меня спросил: а чего туда бежишь-то? Я говорю: так ведь было уже в 2001-м, 2004-м, уже знаешь, куда бежать. Как можно против справедливости не идти бороться? На фига потом в такой стране жить? Или валить, или добиться все-таки справедливости.

- Для тебя эта революция закончилась?

- Да. Я теперь могу работать на месте. Под Верховную раду ходить сейчас не чувствую необходимости.

- Ты вернулся в хутор?

- Да, на уровне района этим нужно заниматься. Какая бы власть ни была в Киеве, там сидят одни и те же люди. Они какие-то внепартийные, еще со временем независимости. Кум, сват, брат. И это не изменится, пока кто-нибудь не займется.

- Что там у вас сейчас происходит на "Обырке"?

- У нас там уже Украина такая выстроенная, своя Европа. Общественный сектор работает на сто процентов. Мы все объединены идеей создания классного места для жизни и творчества. Сейчас пытаемся законодательно создать территориальную громаду, уже сделали общественную организацию. С мая запускаем детскую школу и будем заниматься образовательными проектами, помимо культурных.

- Что за проекты?

- Будет событие, связанное с революцией, – "безопасность жизнедеятельности в новой Украине". И разъяснительная работа по знанию прав граждан, законов, общению с милицией.

Районный отдел образования дал нам разрешение на экспериментальную школу, которая будет заниматься творческим развитием личности. При этом мы будем проходить и школьную программу и будем сдавать экзамены согласно закону про экстернат. И будем получать аттестаты настоящие.

Дети будут жить и учиться у нас с мая по октябрь, а в другое время – каникулы. Надеемся, со временем сделаем обучение и для старших классов, а потом – университет.

"Обырок" – это как Майдан. У нас там объединение самоорганизованных людей. Постоянно происходит обучение, общение через искусство. Как и на Майдане, там нет иерархии. Единственное отличие в том, что Майдану для того, чтобы существовать, нужен внешний враг. А нам – нет.

"Украинская правда. Жизнь"