Крымские татары. Жизнь в коконе

Когда в Крыму только начали разворачиваться события по захвату власти российскими "зелеными человечками" – первыми и, в общем, единственными, кто массово выступил против аннексии, были крымские татары.

Народ, который десятилетиями боролся с режимом, в том числе и с украинским, – занял сторону Киева, а лидеры "Меджлиса" Мустафа Джемилев и Рефат Чубаров объявили, что крымские татары ни при каких обстоятельствах не будут признавать Крым российской территорией.

Такая позиция вселяла надежду – всем, кто считал действия РФ в Крыму незаконной аннексией и оккупацией части Украины. Крымскотатарский народ стал символом борьбы за Крым.

Прошло несколько месяцев после референдума 16 марта.

Крым постепенно "русел", война на востоке Украины набирала оборотов, про полуостров стали забывать. И сил у крымских татар поубавилось.

После того, как Джемилева с Чубаровым внесли в "черный список" и выдворили с полуострова, ряд массовых акций подавили, а крымских татар начали пачками вызывать на "беседы" сотрудники ФСБ – публичная борьба фактически сошла на нет. Они по-прежнему крепят на машины украинские флажки и здороваются лозунгом "Слава Украине", но уже с некоторой опаской.

Из борцов за единую Украину они превратились в диссидентов, каждое действие которых ставит их свободу под угрозу.

"Украинской Правде" удалось поговорить с несколькими представителями крымскотатарского народа и выяснить, какие настроения сейчас преобладают на полуострове и стоит ли ожидать раскола внутри их сообщества.

"Я себя ощущаю как в плену. Хотя вроде никто не держит, не связал, в камеру не посадил…"

Бывший глава Бахчисарайского района Ильми Умеров печально улыбается и выглядит уставшим. В марте он призывал крымских татар отказаться от голосования на нелегитимном референдуме, а недавно из принципа ушел со своего поста, не дожидаясь выборов. Его место занял Валерий Гончаренко, местный бизнесмен, который держит яблоневые сады и не имеет опыта госслужбы и управления большими коллективами.

Мы общаемся с Умеровым в ресторане "Музафир" – одном из пяти заведений в Бахчисарае, куда недавно наведались вооруженные люди с обыском, под предлогом того, что бизнес не до конца оформлен. Владельцы всех пяти заведений – крымские татары.

Такое происходит сейчас повсеместно, говорит Умеров. Он считает, что цель нынешних крымских властей – запугать крымских татар, сделать так, чтобы они стали послушными и "встали в стойло". "Потому что нельзя быть непокорными в России", – констатирует он.

"Мы – мусульмане, и храмы у нас называются мечетями, а учебные заведения – медресе, – объясняет Умеров. – В каждом из них так или иначе проводились обыски в поисках запрещенной литературы. При обнаружении они возбуждают уголовные дела и начинают преследования".

С самим экс-чиновником подобные "беседы" еще не велись. Он объясняет это тем, что у него "весовая категория другая", и его пока не прессуют, даже несмотря на его громкие заявления, в том числе – недавние призывы игнорировать грядущие выборы в крымский парламент.

Выборы сейчас – самая обсуждаемая тема в крымскотатарском сообществе.

Именно 14 сентября, когда будет проходить по российским законам "единый день голосования", они считают знаковым моментом для полуострова. Умеров полагает, что выборы покажут, удалось ли российским властям расколоть крымскотатарское общество.

"Я допускаю, что процентов 5-10 крымских татар могут пойти на выборы, но не больше, – говорит он. – У нас есть термин "хорошие татары" – те, которые готовы прислуживать, прогнуться. Они баллотируются на выборах, но известных, авторитетных, влиятельных людей среди них нет".

Ильми Умеров. Фото www.brda.gov.ua

Ремзи Ильясов, бывший член Меджлиса, а ныне вице-спикер Госсовета Крыма, также вошел в число "хороших татар". Оппозиционные настроения, считают представители органа, появились после того, как он с небольшим отрывом проиграл на Курултае у Чубарова.

По мнению Умерова, Ильясова выбрали для раскола крымских татар. При этом в СМИ уже запускаются "вбросы" о том, что крымские татары якобы пишут заявления на досрочное голосование, чтобы их "не видели на избирательных участках в день голосования".

"Я уверен, что не получится то, что они задумали, – говорит Умеров. – Опасность раскола всегда существует, но думаю, что политических доводов не хватит, даже при том, что мы сейчас немножко в растерянности.

Мустафу Джемилева и Рефата Чубарова не пустили в Крым, у нас одновременно отсутствуют два лидера. А ведь мы готовили Чубарова как преемника, а не как соратника по эмиграции…

У нас всегда было перманентное состояние борьбы, не все было гладко, но в Украине у нас были друзья, которые нам помогали. И только сейчас, когда Крым – аннексированная территория, появляется возможность принимать какие-то решения в Верховной Раде".

Несмотря на то, что вести политическую борьбу за свободу становится все труднее, Умеров считает, что уезжать из Крыма нельзя. Если раньше, во времена украинской власти на полуострове, он и его соратники говорили о том, что нужно создать крымскотатарскую автономную республику, то теперь на повестке дня – борьба за возвращение Крыма в состав Украины. А когда эта задача будет решена, они продолжат бороться за автономию и требовать статуса титульной нации на территории полуострова.

"Вы себя как сейчас ощущаете?" – спрашиваю я Умерова, хотя ответ предугадать нетрудно.

"Мне некомфортно, – отвечает он. – Я себя ощущаю как в плену. Хотя вроде никто не держит, не связал, в камеру не посадил...

Но я, несмотря ни на что, буду продолжать жить у себя на родине".

"Иногда мы плачем и обнимаемся, когда друг друга встречаем"

Последнее время в информационном пространстве все чаще поднимается вопрос: что было бы, если бы тогда, в марте, крымские татары взялись за оружие? Смогли бы они предотвратить аннексию?

Все мои собеседники отвечают однозначно: никто бы не пошел воевать.

Крымские татары всегда использовали только мирные способы сопротивления, старались добиться своих целей через работу с общественностью и властями. Неудивительно, кстати, что самыми социально активными крымчанами на полуострове были именно они. На долю крымских татар всегда приходилось большинство зарубежных грантов и программ, и за последние 5-10 лет им удалось добиться толерантного отношения к себе со стороны других жителей полуострова.

Правда, после аннексии эти успехи оказались погребены под завалами ненависти, проснувшейся в тех крымчанах, которые поддержали присоединение к России.

Наиболее остро эта ненависть проявлялась весной. Но до сих пор крымские татары ощущают на себе косые взгляды и нередко слышат в свой адрес: "Уезжайте на свою Украину, а мы займем ваши дома".

Естественно, в такой агрессивной среде вряд ли можно будет проводить какие-либо социальные активности. Но местная общественница Диляра – она, как и многие мои собеседники, попросила не называть ее фамилию – считает, что даже в нынешней ситуации важно продолжать делать то, что и раньше.

Вместе с единомышленниками она уже много лет занимается вопросами возрождения воспитания и обучения на крымскотатарском языке. За период независимости Украины сообществу учителей, к которому она принадлежит, удалось пролоббировать создание 15 школ с крымскотатарским языком и около сотни таких классов в школах и детсадовских группах.

"Как будет теперь, неизвестно, – вздыхает Диляра. – Теперь по факту количество уроков по крымскотатарской литературе и языку в Крыму сведено к минимуму, несмотря на то, что в присланной в Крым Конституции крымскотатарский закрепляется в качестве государственного.

И все же, нужно попытаться в нынешней ситуации – учитывая, что мы никуда не уедем и вообще жизнь положили, чтобы вернуться на родину, – сохранить то, что мы до этого наработали, уровень языка сохранить".

Диляра вспоминает, как на крымскотатарских митингах летали вертолеты, заглушая речи, произносившиеся с трибуны. После того, говорит она, внучка ее знакомых прячется, когда слышит этот звук, – так он ее напугал.

Диляра считает, что нынешние репрессии в отношении крымских татар нужны для повышения имиджа новых властей, чтобы показать, какой это "дрянной народ", чтобы с ним никто не считался: "Мы не будем останавливаться, мы будем пытаться что-то делать.

Расколоть нас невозможно, несмотря на то, что кто-то предполагает, что такое может быть. Да, есть некоторая растерянность, конечно, но это еще не конец".

Я спрашиваю у Диляры: а нет ли обиды на Украину за то, что не отстояла полуостров? Она снисходительно улыбается: "Многие еще в период Майдана говорили: Украина же нам ничего не дала, зачем она нужна? Но нельзя грести всех под одну Украину.

Вся страна жила с той властью, российский генерал управлял СБУ, о чем могла идти речь? Мы сами ничего не делали, чтобы изменить страну. Так что это вина всего сообщества, и мы причастны. Мы пытались что-то изменить, но не смогли, потому что нас мало".

Задумавшись немного, Диляра добавляет: "Да, мы действительно как в плену. И иногда мы плачем и обнимаемся, когда друг друга встречаем. Тяжело..."

"Посмотрите-ка на наши полки. Видите? Российского ничего нет"

Общественный активист и предприниматель Айдер Муждаба встречает меня в небольшом продуктовом магазинчике, который принадлежит его семье. С довольным видом он указывает на прилавок.

"Смотри, у нас тут только украинская продукция! Даже "Рошен" эксклюзивный, не российского производства, – хвастает он. – Только молочку пришлось заменить на российскую, другого выхода пока нет.

К нам приходили россияне, предлагали свою продукцию. Мы всем отказываем, говорим: посмотрите-ка на наши полки. Видите? Российского ничего нет. А если совсем туго будет, может, и позовем. Они молча разворачиваются и уходят: видимо, не мы одни им отказываем".

До аннексии Крыма Айдер занимался в своей общественной организации вопросами евроинтеграции, преподавал в школах, воспитывал толерантность и развивал неформальное образование. Теперь его работа заморожена: фонды, которые его поддерживали, ушли с полуострова. Но налоговых отчетов он принципиально не сдает, потому что не признает российскую власть в Крыму. Зато с радостью готов заплатить все штрафы, когда полуостров вернется в состав Украины.

Как и многие крымские татары, Айдер считает, что про Крым в Украине стали постепенно забывать.

"Украина занимается только проблемами беженцев, а из-за этого теряется связь с Крымом. А нужно, я считаю, привлекать крымских активистов в качестве экспертов, изучать здешние настроения населения, создавать аналитические программы.

Кроме того, надо вообще-то разрабатывать стратегию возвращения Крыма. Почему это не делается? В Грузии есть министерство по временно оккупированным территориям, у них можно перенять ценный опыт...

Понимаешь, они (украинцы – авт.) ждут, что татары начнут тут заварушку. А мы ждем, когда уже украинцы закончат с войной и примутся за Крым. Мы-то еще терпим, но надо же что-то делать!"

Коллега Айдеры из Советского района, Музафар, тоже многие годы занимался вопросами евроинтеграции и развитием органов местного самоуправления. Несколько лет работал сельским головой. Его сняли, когда к власти пришел Янукович, но он рассчитывал вернуться к управлению, когда победил Майдан.

Теперь Музафар в растерянности: все надежды и планы рухнули.

"Я чувствую себя угнетенным из-за того, что нахожусь на оккупированной территории, – говорит Музафар. – И, наверное, не смогу здесь долго жить. Теперь я понимаю, что не нужен никому. А во власть не пойду из принципа".

По наблюдениям Музафара, с аннексией не свыклись 95% крымских татар. Он не получал и не собирается получать российский паспорт – как, впрочем, и идти на выборы.

Но жить в такой обстановке становится все сложнее: после акции 18 мая, в день памяти жертв депортации, крымскотатарские активисты в его районе больше не выступали публично. Все больше людей начинают опасаться, что в отношении них применят репрессии.

"Мы всегда задаем себе вопрос: а что мы сделали для того, чтобы вернуться в Украину? Многие люди рассчитывают на то, что международные институты будут делать все, чтобы вернуть Крым в состав Украины.

Иногда я думаю, что подействуют только радикальные методы: отключить электроснабжение и воду. Тогда люди поймут, в какой реальности они очутились".

...Все мои собеседники, рассказывая о своих бедах, почему-то улыбались. Прямо как дети, которых несправедливо отругали: улыбаются, а в глазах стоят слезы и губы дрожат.

Крымских татар – как и оставшихся на полуострове приверженцев единой Украины – будто опутали паутиной и впрыснули парализующий яд. Крым для них сейчас как кокон, в который их принудительно завернули.

Плен, из которого не сбежать, но пока еще есть возможность просить о помощи.

И эта помощь им очень нужна.

Екатерина Сергацкова, УП.Жизнь