Отладка механизма. Алексей Липириди о новой группе по выявлению проблем на фронте, бойцах и волонтерах

Несколько дней назад Алексей Липириди был еще волонтером.

Если более точно – "волонтером-почтовиком" (так он сам себя называет).

А еще точнее – смелым волонтером-фронтовиком, который возит не только оптику-форму-берцы, но и вывозит раненых из поля боя. Так его называю я, бойцы и другие волонтеры.

Теперь он – один из шести новых участников "Волонтерского десанта" в Минобороны, которые сформировали Координационный Штаб Волонтеров Сармат, сокращенно КШВ-Сармат.

Алексей Липириди – руководитель-координатор этой группы, в задачи которой входит выявление проблем с тыловым и медицинским обеспечением, статусами участников АТО и БД, а также выплатами бойцам зарплат и "боевых тысяч", отслеживание представления к наградам.

Команда КШВ "Сармат" (все ссылки ведут на странички участников группы, им можно написать о выявленной проблеме). Bogdan Kovalev - координатор деятельности КШВ-Сармат с МОУ и ГШ. После разворачивания штабов в секторах - общая координация всех штабов. Alexey Alexios Lipiridi - руководитель-координатор КШВ-Сармат. Дмитро Антонов - проблемы тылового обеспечения. Катруся Бережная - статусы участников АТО и БД. Tanya Osipova - медицинское обеспечение. Lili Sova - финансы, выплаты, боевые тысячи. Jane Dukh - награды

Координировать работу группы с Минобороны и Генштабом будет Богдан Ковалев, участник "осеннего призыва" в "Волонтерский десант", когда первые девятеро волонтеров преступили порог МО.

Именно с Ковалевым два месяца назад Алексей Липириди начал ездить по передовой, уже не просто как почтовик, а и как "ревизор" – выясняя, где бойцам не выдали форму, аптечку и что у них с документами, описывая увиденное в Facebook.

"Юра Бирюков следил за нашей деятельностью и предложил свою помощь в совершенствовании этого процесса. С сегодняшнего дня мы это делаем официально. То есть, мы уже сотрудники министерства", – говорит Алексей, сидя в машине.

Вот так мы и записываем интервью. В салоне авто заметно присутствие личных вещей – и сразу становиться понятно, что последний год волонтер живет в дороге.

Для него самого все началось со Славянска. После первой поездки стал ездить сначала в выходные дни, а через несколько месяцев ушел с работы начальника автобазы – и поездки стали постоянными, проводя по 2-3 недели в АТО.

За все время волонтерства он отвез помощи на сумму около шести миллионов гривен. Но со временем поступления начали сильно проседать. Если раньше Алексей мог собрать в месяц 400-500 тысяч, то в апреле – только 70 тысяч. И Липириди решил заканчивать с привлечением денег.

"Я написал об этом в Facebook и попросил своих подписчиков, спонсоров, чтобы они переходили к фонду "Вернись живым". Я плотно сотрудничал с ними полгода – они передавали тепловизоры, оптику, а я отвозил", – рассказывает Алексей.

Впрочем, возможности волонтеров, и правда, не безграничны. Липириди решил, что самое время государству активнее включаться в работу.

"Как в основном говорят, когда что-то критикуешь? – "Иди и сделай", – поясняет он. Но, услышав слово "чиновник", слегка хмурится.

"Я не чиновник, не госслужащий. Просто сотрудник. Чиновники от слова "чин". У нас нет никакого чина. Мы ничем не отличаемся от сотрудников обычных фирм. Они сотрудники коммерческой фирмы, мы сотрудники Министерства обороны", – говорит Алексей.

БЛУЖДАЮЩИЕ ВОЛОНТЕРЫ

– Мы живем в Краматорске. В кунге. Рядом блиндажи с надписью "укрытие". Едим в офицерской столовой, где питаются все остальные полковники и подполковники. Еда очень невкусная. Зато мы все будем стройные, подтянутые и спортивные.

Наша работа – следить за ситуацией в войсках по направлениям: выплаты, статусы УБД, вещевое обеспечение.

Дело в том, что мы не просто будем сидеть и отвечать на звонки, мы будем ездить непосредственно по подразделениям и на месте смотреть собственными глазами. Потому что не все можно воспринимать на веру.

Всего нас семеро человек.

– Это очень мало для таких задач.

– Так мы же только начинаем! Мы "провидна" группа, штурмовой отряд. Мы сейчас там со всеми перезнакомимся...

– Я думала, вы и так знакомы.

– Конечно, мы познакомились, перезнакомились и уже знаем, кто и как может нам помочь: у кого есть желание помогать, а кому – лишь бы галочку какую-то поставить и смотаться от этих назойливых волонтеров.

Правда, не знаю, как это слово можно употреблять по отношению к нам сейчас, поскольку мы с сегодняшнего дня – не волонтеры. Теперь получаем зарплату – 1700 гривен.

– Вы как-то не радостны по этому поводу.

– Почему? Наоборот, ура! Наконец-то мы получаем зарплату, а не просто бесплатно волонтерим. Не радостны, – потому что очень много, мега-много проблем сейчас свалилось на голову.

Пишут солдаты, пишут волонтеры, пишут мамы, бабушки и папы. И на эти проблемы надо реагировать, надо помогать. Но должен заметить, что очень много проблем, не хочу сказать, что надуманных, но…

– Раздутых?

– Возможно, этот термин получше. Например, скажем так: "У ребятушек нечего кушать".

Поднимаем проблему. Звоним солдатам. У них есть то, что дает армия: морковка, картошка, капуста, какие-то сухпайки – базовый набор. Но они хотят разнообразия.

– Я их понимаю.

– Я тоже понимаю. Тогда – "мама-папа помогите". Ну, армия "Пражский" тортик не привезет, это тоже надо понимать.

Много проблем с вещевым обеспечением. И, опять-таки, есть действительно проблемы, а есть выдуманные истории. Когда приезжаем на фронт, спрашиваем у солдат, как дела с обеспечением? Они стоят в шортах, тапочках, без маек – лето, жара, понятно.

"Как у вас дела, когда форму последний раз выдавали?" – "А, черт его знает, мы забыли, когда выдавали. Год назад. Нам никто никакую форму не давал, волонтеры привозят, а от родины ничего".

Поднимаем с начвещем, со старшиной документы, бумаги, ругаемся на них: "Как так, почему вы ребятушкам форму не даете?"

Документы смотрим: "выдана, выдана, выдана".

– Форма, очевидно, плохая, и они решили не носить?

– Есть разные моменты. И форма плохая, да, потому что выдавалась из ткани, которая стекляшка. Но есть и такие, которым попалась форма из нормальной ткани, просто ребята отправили ее домой или спрятали под подушку.

Я знаю истории, когда приезжают волонтеры, смотрят, что пацаны в тапочках: "Ой, что ж вы ребята в тапочках, возьмите берцы".

Соседний паренек видит это все, бежит в свой окопчик, снимает берцы, надевает тапочки, прибегает обратно и говорит: "Я тоже в тапочках, дайте и мне берцы" – "На, и тебе, мой дорогой, берцы..."

– Это вы такое видели такое?

– Это мне рассказывали сами бойцы, как товарищи поступают. С шуточками, прибауточками, хи-хи, ха-ха: "А вот Васька тоже побежал в окопчик, берцы снял, прикинь, в тапочках вернулся, поплакался – и ему тоже берцы дали".

Но потом в Facebook это высвечивается, как "волонтеры помогите, ребята без обуви".

Но есть и другие ребята.

Вот мы приезжаем – а никто не знает о том, что мы приедем, мы сами себя называем "блуждающие волонтеры".

Вот, мы приезжаем в окоп и видим пацана в зимних канадских ботинках.

"В чем дело, почему ты в "зиме?" Он говорит: "Другой обуви нет". То есть, это не подстроено под нас, мы случайно это увидели. И мы понимаем, что это действительно проблема.

Начинаем работать по конкретному подразделению. И потом держать это все на контроле и влиять.

– Было ли такое, что вас использовали, обманывали, вот как других волонтеров?

– Когда я приезжал, то не открывал бусик и не говорил "берите все, что хотите". Я оценивал обстановку, с помощью наводящих вопросов выяснял...

– Например, какие вопросы?

– "Хлопцы, а дайте бинокль, что там за вышка?" – "А у нас нет бинокля". – "Как нету? А вдруг корректировщик?" – "У нас нет бинокля". – "А-ну, пойдемте, я вам дам". Это один из примеров.

Или: "А почему ты в грязной форме?" – "Да у меня нет". – "Как это нет? А чего ты эту не постираешь?" – "Ну, не постираю, потому что у меня подменки нет". – "Что, совсем-совсем нет? Тебе что, родина не выдавала?" – "Нет, не выдавала".

Ладно, подхожу к следующему, чтобы они друг друга не видели и не слышали: "А у тебя, что с формой? Родина не давала? А как стираешься?" – "Так и стираюсь, хожу в трусах, пока высохнет".

Ок, возьмите форму.

Алексей Липириди и Галина Алмазова из Медицинской команды быстрого реагирования "Ветерок" (занимается эвакуацией раненых).

ВОЛОНТЕРСКОЕ ВЛИЯНИЕ

– Меня беспокоит то, что сейчас вокруг Волонтерского десанта очень много склок. Вам не страшно включаться в него в такой момент?

– Меня интересует результат, а не интриги. Мне важно то, что мы сейчас делаем. Мы делаем это в полях, мы не крутимся здесь. То, что я на сегодняшний день видел от Волонтерского десанта – это поддержка и помощь.

В том числе, когда они приезжают туда, ближе к фронту. Они очень сильно помогают своим присутствием, хотя бы тем, что поднимают наш статус на уровне генералов, начальников и полковников.

– Их сейчас критикуют за то, что они не проводят системных реформ. Если не считать форму, то их эффективность сложно оценить.

– Вот смотрите. Министерство обороны закупает, а Генштаб распределяет.

Как я себе это сейчас вижу: волонтерский десант работает в Министерстве обороны. Они не работают в Генштабе, они не влияют на распределение вот этого всего так, как хотелось бы. Поэтому у нас есть нестыковка между тем, что Волонтерский десант покупает в Министерство обороны, дальше Минобороны передает это в Генштаб, а потом Генштаб это распределяет.

Волонтерский десант отчитывается, что 93 тысячи комплектов формы поставлено в войска. То есть, форма пошита, форма поставлена. И она на самом деле отдана на склады. А как дальше, конкретно к солдату Васе в окоп – не известно.

Поэтому наша группа призвана в частности для того, чтобы каким-то образом влиять на это распределение, находясь непосредственно в штабе АТО.

При этом мы не просим ничего противозаконного, а наоборот, подсказываем, где дырка.

Если ребята третьей волны мобилизации, конкретный взвод, не одет, то по закону армия должна их одеть. Мы говорим: "Вот есть такие ребята, оденьте их". Соответственно, туда должна поступить форма. Мы не приказываем, не машем руками, не топаем ногами.

НАГРАДЫ И СТАТУС

– За два месяца мониторинга ситуации на фронте, какие основные проблемы вы заметили?

– Эти пять проблем, которые мы на себя взяли, являются самыми большими: статусы УБД, боевые тысячи, форма и берцы, медицинские аптечки и награды.

– В чем именно проблема с награждением?

– Когда представляешь человека на награду, надо по максимуму описать его подвиг. То есть, три строчки "выполняя свои функциональные обязанности, геройски из СПГ подбил танк" – этого мало. Надо в подробностях описать ход боя и в чем заключался подвиг солдата.

Потому что чем выше идет бумага, тем меньше люди понимают, что геройского-то в этом было. То есть, он подбил из СПГ танк – ну, и сосед подбил из СПГ танк, и еще три соседа. В чем подвиг?

А подвигом, допустим, было то, что два человека подхватили СПГ, вынесли на 300 метров в сторону сепаров, вышли на обстреливаемую позицию, подбили там танк, который был уже на расстоянии 500 метров от наших ребят.

То есть – не просто подбил танк, а совершил действительно геройский поступок.

Большое количество представлений на награждение отсеиваются на этом этапе, когда возвращают назад, чтобы переписывали: "Тут мы подвиг не видим, перепишите".

Это одна из самых больших проблем по наградам.

– Как вы считаете, когда будут ощутимые результаты? Вы же понимаете, что от вас теперь начнут их требовать?

– Пусть требуют. Я, наоборот, попрошу помощи у людей. Подсказывайте нам, где чего нету – но нам нужна конкретика.

Пусть люди знают: нам нужно конкретное подразделение, желательно телефон бойца с его именем, желательно телефон командира с его именем для того, чтобы мы могли позвонить и проверить, насколько информация является объективной.

А не "Пражский" тортик".

– Насколько остро стоит проблема с статусами "участников боевых действий". Много ли бойцов не имеют такого статуса?

– Тут надо понимать, что такое "боец не имеет статус УБД".

Очень часто бывает так, что сама корочка УБД выписана и лежит в части. Просто сам боец об этом не знает. И вот, он сидит в окопе и говорит: "У меня до сих пор нет статуса".

Он просто не знает, что уже есть, уже лежит в части.

Следующий вопрос, это когда действительно человек не имеет статуса. Это когда ответственный офицер не занимается надлежащим образом своими обязанностями. То есть, не готовит пакет документов для того, чтобы человек получил корочку участника.

Есть еще вопросы, когда человеку могут специально задерживать получение.

– Есть такие ситуации? Много?

– Есть, много. Но тут палка о двух концах. В основном, такая задержка делается тем, кто постоянно пьет, так называемым "аватарам".

"Пьешь-пьешь, чем мы можем тебя наказать?" Премию сняли, еще на деньги наказали, административных протоколов уже 17 штук выписали, по суду замеряли в больничке промилле, административный протокол, штраф – все равно ничего не помогает.

Значит, статус УБД когда-то получит. Он-то получит, но когда? Тут задержка идет специально. Я лично такие случаи могу понять, потому что пьющий на фронте человек подставляет своих же товарищей.

О ПОНЯТИЙНОМ УРОВНЕ И НЕСТЫКОВКАХ

Я хочу еще рассказать, что все вопросы, вся ругань происходит из-за того, что у нас нет общих понятий. Мы говорим об одном и том же, но разными словами.

– Что вы имеете в виду?

– Например: "Форма в войска не поставляется. Вы все врете, форма не поставляется".

Ну, это неправда. Форма поставляется. Какого качества? Качество, которое дает держава – но она поставляется.

Зампотыл сделал заявку на 300 комплектов формы, он получил 300 комплектов. Дальше зампотыл эти 300 комплектов спускает вниз – и вот приходит в окоп к Васе форма 56-го размера, хотя Вася у нас щуплый, 48-го размера.

Как бы и получил форму – но толку от нее...

Вы же понимаете, тут уже не Волонтерский десант виноват, тут уже плохая работа зампотыла или начвеща, или старшины. Просто каждый, начиная снизу, должен правильно относиться к своим функциональным обязанностям.

Ростовки есть. Берите ростовки, выдавайте людям, получайте на складе тоже согласно ростовок. А вы на складе должны выдавать согласно ростовок, а не просто взяли 10 мешков, вот вам 300 комплектов формы – и все равно, что там намешано, какие ростовки.

И получается, что тут галочку поставили: "Мы подразделение снабдили, полностью одели, 300 форм дали" – а внизу Вася звонит родственникам и говорит: "Та, никто мне ничего не давал".

Вот тут происходит сбой на этом понятийном уровне. Одни говорят, что форма есть, обеспечена, другие говорят "вы обманываете, никто ничего не обеспечивает".

Поэтому мы в полях сейчас будем реагировать вот именно на такие несостыковки, когда ростовки не совпадают, когда формы не довозят, когда не дают. У нас были случаи, когда мы смотрим план распределения и знаем, что бригаде месяц назад выдали 1000 комплектов формы.

Приезжаем в бригаду: "Вы раздали людям форму?" – "Нет". – "Почему? Вы месяц ее держите на складах, зачем? Раздайте людям". И начинают раздавать.

И вот это все – эмоции. И каждый прав. И одни правы – форма же ушла, и другие правы, которые говорят, что Вася не получил форму.

Поэтому надо сотрудничать и вместе в одной упряжке.

ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ ЗА ГОД

– У нас одна цель – государство должно запуститься и начать нормально работать.

Я вижу, что шестеренки начинают крутиться. Я действительно это вижу, это не бахвальство какое-то. Просто пока они до окопов докрутятся... Но они уже сверху начинают крутиться.

Форма на самом деле шьется из новой ткани, в которой я хожу сейчас.

– Говорят, что она паркая.

– Я лично в ней хожу. Да, она не такая, в которой я ходил раньше, ткань более грубая, но на улице 35 градусов жары – и я хожу в этой украинской форме.

– Хорошо, форма шьется. Что еще? Что вам дает ощущение того, что реально что-то делается?

– Вот, по медицине. Тендера проходят, аптечки закупаются, комплектуются. Их даже меньше, чем 50%, но они есть.

Очень много нареканий на аптечки, которые несколько месяцев назад поступали в войска. Нет кровоостанавливающего, нет нормальных ножниц. У меня точно такие же были вопросы: "А что это за хрень с зеленкой и бинтом?"

Я звонил и спрашивал: "Ребята, что происходит?" Они говорят: "Так и так, из-за того, что поставки задерживаются, мы решили то, что есть – отправить как есть. А потом, когда придут QuikClot, ножницы, мы допоставим".

Что на сегодняшний день и происходит, должно происходить. То есть, QuikClot есть на складах, ножницы есть. Эти поставки, эти вещи должны идти в войска.

Но это не может сделать волонтер своим хотением. Он может попросить, заставить офицера, должностное лицо выполнить свои функциональные обязанности и отправить в войска. А гражданский человек не имеет таких полномочий.

Насколько я знаю, эти QuikClot, жгуты сейчас начали поступать в доукомплектацию тех аптечек. Плюс сами аптечки тоже начали поступать – уже полностью укомплектованные.

Но вот, например, некоторые бойцы отказываются получать аптечки – потому что это инвентарное имущество. Если ты потеряешь инвентарное имущество, у тебя могут возникнуть проблемы.

Это не трусы и носки, которые надел на себя, это твое, попользовался, выкинул, потерял – не страшно. Это так: попользовался, уходишь на дембель, сдай, пожалуйста, аптечку, потому что следующему бойцу надо. Поэтому это инвентарное имущество.

Но легче попросить у волонтеров, конечно. Потому что даже если оно по акту проходит, оно все равно не вешается лично на бойца.

Знаю случаи, когда по 2-3 аптечки бойцы отправляют домой, "на всякий случай". Прошел курс тактической медицины, получил аптечку. Прошел еще один курс тактической медицины, получил еще одну аптечку. Прошел третий курс тактической медицины, получил аптечку. Лишние – домой. На всякий случай.

– Уже прошел год. По вашим наблюдениям, как изменилась армия?

– Она, с одной стороны стала, профессиональнее, но с другой стороны, мы потеряли много добровольцев, которые год назад по собственному желанию приходили в армию. А сейчас они не хотят служить.

– Почему?

– Потому что они год видели это все безобразие.

Непонятные приказы, непонятные командиры, непонятно, то ли платят зарплату, то ли не платят, дают отпуск или не дают. Почему мы сидим в обороне и не наступаем? Много различных субъективных причин.

Но в то же время армия становится профессиональней. В каком плане? Кадровые командиры научились за год воевать, они подтягивают своих людей. Они знают, как строить укрытие и как воевать, где расположить танк, где расположить орудие и где построить взводный опорный пункт, например.

И, соответственно, эти знания они передают дальше вниз.

Но, с другой стороны, добровольцы начинают уходить, приходят мобилизованные, немотивированные, которые сидят, пьют и им все пофиг.

– А среди волонтеров за год какие изменения?

– Волонтеры научились работать, они молодцы. Сейчас это не просто "привезти мешок картошки", а – "привезти и закрыть точечную проблему". Умнички.

– Но многие ушли из волонтерства.

– На фоне того, что упали поступления.

– То есть, не из-за безобразия.

– Нет, не из-за безобразия. Все хотят видеть нашу армию сильной, боеспособной.

– И не из-за усталости.

– Нет, не из-за усталости. Люди готовы пахать.

– Мне казалось, что многие просто истощены, нет сил в таком темпе…

– Люди готовы пахать, лишь бы были возможности. Но возможности иссякают.

ИСТОРИИ ДЕТЯМ

– Какие истории будете потом рассказывать детям?

– Какие? Какой папа у них герой?

– Нет, что вы видели, какие-то поучительные истории...

– Я помню, как мы в прошлом году в августе или в июле с Галиной Алмазовой прыгали в окоп, когда мины начали рваться метрах в 30 от нас. Это было еще в Дебальцево.

Помню, как мы заезжали в Пески. Там тогда рвалось часами. Чтоб переставить машину, искал промежуток между взрывами хотя бы минут 5. Хочется убрать машину из зоны обстрела куда-нибудь за дом – а возможности такой нет.

В Углегорске зимой мы на двух машинах "Скорой помощи" поехали забирать раненых – а оказалось вдруг, что там уже идут уличные бои.

– И что стали делать?

– Искали раненых.