Тест

Один роддом. Две родины

"Когда мы с друзьями сжигали украинский флаг, люди сигналили, кричали "ура" и выходили, чтобы это снять", - написал мне в соцсетях одноклассник, живущий в Севастополе.

Подобных комментариев я читала немало. Но вот этот последний показался настолько диким, что захотелось посмотреть в глаза бывшему соотечественнику.

Я помнила его человеком с живым умом, отличником, участником олимпиад. Он один из немногих поехал в США по школьной программе. После окончания Харьковского военного института, служил в одной из крымских частей. В 2008 уволился. Сейчас работает директором небольшой компании.

Как за прошедшие полгода он превратился в системного украинофоба, мне было непонятно. Проще всего, было бы махнуть рукой и сказать, что он - жертва пропаганды. Но если с крымскими пенсионерами все понятно – они хотят вернуться в советские реалии, которые им с каждого плаката обещает Россия, то, как видят свое будущее молодые крымчане, поддержавшие аннексию? Во что они верят?

Я решила, что частный случай может объяснить мне, что происходит с людьми на полуострове.

О том, что собираюсь в Севастополь, написала в соцсети. И неожиданно для меня, стали приходить сообщения от незнакомых людей: "Приезжайте!", "Встретим" "Покажем вам город!". Эти севастопольцы предупреждали меня в комментариях, что "расколдовать" приятеля вряд ли получится, но они готовы меня сопровождать.

Уже в поезде я узнала, что одноклассник попал в больницу незадолго моего отъезда. По словам родственников, на него напали ночью и отобрали кошелек, и он лежит в больнице. Позже уже в Севастополе мне объяснили, что порядки в городе за последние полгода сильно изменились, теперь ночами гулять не рекомендуется даже местным.

На вокзале в Севастополе меня встретили Марина и Олег Моисеенко, одни из первых, кто откликнулся в соцсети. Они встретили меня как родную. Они не могли наговориться.

Они говорят, что за последние полгода перестали общаться с большинством друзей и родственников, когда те узнали, что ребята поддерживают украинских военных и не планируют менять паспорта, что они ходят на украинские митинги и ездят отдыхать в Карпаты. Они в один момент они стали чужими, даже для самых близких. Они говорят, что почти привыкли, что соседи отворачивают лица при встрече.

Пока я слушала ребят, мой взгляд натыкался на патриотические плакаты, лозунги, символику. А Севастополь кажется совсем чужим. И в нем теперь кажется, очень так тесно и скучно.

У входа в здание городской больницы я попросила у новых знакомых телефон, чтобы позвонить однокласснику. Роуминг в Крыму не работает ни у одного оператора.

"Позвони ему с городского автомата", - просит меня Марина. На мой немой вопрос, она отвечает: " Потому что он может нас сдать". Видимо, мои глаза так расширились, что она добавляет: "А что ты думаешь, у нас тут теперь соседи друг на друга стучат".

С одноклассником мы встретились в холле больницы. Он смущен, растерян, и заметно, что мечтает со мной распрощаться с первых же минут.

"Вот, приехала, чтобы ты извинился за то, что сжег флаг", - приступаю к делу без промедленья, чтобы не позволить себе мямлить.

На его лице - растерянность сменяет возмущение. И он выпаливает: "У каждого своя родина". Я не отступаю: "Хорошо, твоя родина Россия, люби ее, зачем жечь флаг моей страны".

Он идет в наступление: "А мне – когда вы палите беркут, когда вы воюете против своего населения, сжигаете одесситов. Что скажешь, что это не так?".

И тут на меня выливается куча претензий.

Ключевые: 1) виноваты в том, что организовали беспорядки и выгнали Януковича, 2) начали войну с восточной Украиной, которая хочет жить свободно, 3) бомбили Луганск,4) сожгли пророссийских сторонников в Одессе. 5) сбили малазийский Боинг.

Логические доводы не работают. У нас разные источники информации.

Тем не менее, мы продолжаем. Я рассказываю про то, ради чего мы вышли на Майдан, про то, как наши волонтеры помогают армии, про донецкий аэропорт, про бои под Мариуполем, про псковских десантников, воюющих на Донбассе. Мои истории – в большинстве личные, про конкретных людей и события. У Андрея – все больше общих вопросов. Мне, кажется, что у него есть схема, в которой все аргументы, подогнаны друг к другу как, будто то бы укладчики паркета "подгоняли" одну мысль к другой. Без зазора.

За окном уже смеркалось. Мы уже почти не кричим. Уже не махали руками. Он говорит, что устал за последние годы от украинского беспорядка. Говорит, что устал жить в стране, которой нельзя гордиться.

"Вот неужели ты хочешь, чтобы твои дети учили Тычину, вместо Достоевского и Пушкина?", - говорит мой приятель. И тут я повторяю эту фразу в след за ним. "Послушай, разве ты еще год назад мог такое сказать? Послушай, сколько в этой фразе шовинизма?".

Он в ответ быстро заморгал. Как будто то бы настраивал резкость. Как будто просыпался.

И вдруг он сказал: "Слушай, прости за флаг. Да, я был не прав".

Вот тут я расплакалась. В январе и феврале у нас было намного больше общего. Сейчас – уже почти ничего.