Українська правда

Старики "ЛНР": счастье быть нужным и помогать

- 6 лютого 2020, 07:00

От редакции: Автор этой колонки публикуется под псевдонимом в целях безопасности.

Публикации в рубрике "Погляд" не являются редакционными статьями и отражают исключительно точку зрения автора.

Я всегда думала, какие преимущества в старости.

Что даёт этот возраст?

Есть ли преференции в том, что волосы твои седеют и редеют, ум становится не таким острым, а память все чаше обращается к событиям прошлого, чем нынешнего.

А потом ответ пришёл сам собой – старость это свобода. Пусть не на всем отрезке старения, а только в какой-то момент, но это внутренняя свобода, которую часто не замечают сами старики.

Уже можно быть никому не обязанным.

Можно помогать по собственному желанию или не помогать вовсе.

Можно выделять время на внуков и не зависеть от детей.

Можно начать учиться и перестать учить, можно...

Только отчего-то старость в разные времена мне видится по-разному. Вероятно, дело в каком-то стержне и внутреннем достоинстве, которые либо есть, либо их нет.

И дело здесь даже, пожалуй, не в разных временах. Новая особенность жизни пенсионеров сейчас – счастье быть нужным, счастье помогать.

На нашей улице похвалиться этим могут единицы. И на фоне тех, других, обделённых, эта особенность – жить в семье – кажется сейчас роскошью.

За украинскими пенсиями из "ЛНР": стоят ли эти деньги того?

Выехали очень многие, в основном, молодые. Обосновались, как-то устроились, пустили корни в новую жизнь в новых городах.

И те семьи, где все дома, выглядят на зависть полными, а старики в них присмотренными, при деле.

Когда в таких семьях старики выходят с внуками или правнуками, одинокие бросают им вслед завистливые взгляды.

Это раньше казалось – тяжело, нет сил, не по возрасту нагрузка, а уехали дети, и дом осиротел. Некому шуметь, ломать, мусорить, отвлекать. Да и от чего отвлекать, от одиночества?

И враз стало казаться, что силы ещё есть помогать, а главное, появилась огромная тоска по тому, что всегда было неизменной частью жизни – по семье.

"Когда дети уехали, я стала нюхать одежду внука. Вечером возьму его вещи, и реву", – рассказывает соседка.

"Умирать рано, а жить не хочется", – говорит сосед.

Оказалось, что и жизнь, и календарь резко поменялись – стали от приезда до приезда детей и внуков. От зимы до лета, от лета до зимы. Если повезёт, до Пасхи. Те невезучие, у кого это счастье встреч раз в год.

А ещё вместе со старческой бессонницей и набором болезней появилось новое состояние – пульсирующая тоска, которую ничем не погасить.

Кто-то, просыпаясь от острых толчков бессонницы среди ночи, щёлкает бесцельно каналами опостылевшего телевизора, наблюдая мелькание картинок, но не сам сюжет. Кто-то слушает радио.

Кто-то прокручивает бесконечный сериал последней встречи с детьми, когда внучка так умилительно лопотала "Ба-ба".

По секундам, по каждому кадру разбираются эти встречи, долго проговариваются после со всеми охочими их слушать – как монологи артистов разговорного жанра в ролях и уморительных и местами грустных деталях.

"И все бы ничего, сам я научился все делать после смерти жены, – говорит знакомый, – но одиночество, с ним я не могу сделать ничего".

Все дела по дому и усадьбе подтягиваются под редкие приезды дочери. У неё своя жизнь сейчас, у неё планы, ей совсем не хочется в новый Луганск.

Приезжает, потому что здесь отец, и отец слабеет все сильнее – от приезда к приезду это становится всё заметнее.

Похорон в "ЛНР": экономия на поминках, втайне от соседей, "к смерти привыкаешь"

Отец это понимает – он связывает, обязывает, хотя и пытается быть полезным им. И когда в доме дочь с внуками тяжело особенно, непривычно, и счастливо вместе с тем.

Долго ещё не убирает он разбросанные после таких приездов вещи. Даже ёлка стоит едва ли не до марта – напоминает. Зайдёт в большую комнату – надо бы убрать все – а руки опускаются.

Умудрился в неделю их зимнего приезда лыжи достать с чердака и слепить в тот один снежный день снеговика – сквозь усталость, вопреки всем возрастным недомоганиям.

"Зимой особенно тяжело, – говорит соседка, темно, работы меньше". Она выходит и стоит у ворот. Если повезёт, кто-то остановится, поговорит.

Иногда она стоит и ревет прямо на улице – от тоски. Здесь не таятся в этом новом чувстве – чувстве тотального одиночества. Ее понимают, потому что многие оказались брошеными при живых детях, сиротами с внуками.

Редким детям на улице стали завидовать. Не благополучию, не богатству, а полным семьям. И шумно на улице, когда детей провожают в школу. Им смотрят вслед, а после снова в деталях посекундно повторяют последний приезд детей...

И одинокие стали сообща воспитывать чужих детей. Выносить им сладости, хлеб, фрукты с мыслью, что где-то там также угощают их внуков.

А как смешно, нелепо, трогательно выглядят те старики, к которым приехали! Их нет ни для кого в эти дни! Они почти не спят – некогда.

В эти дни внукам можно всё – трогать, брать, ломать, открывать. Тратятся все накопления. Ничего, что у внука есть уже всё к школе, но это будет от бабушки, это другое.

Это раньше было нельзя, до того, как все уехали. В эти дни дом живёт полной жизнью, как когда-то. Некуда положить спать всех, а для постелей достаётся то лучшее, что сохранялось годами. С посуды и полотенец снят статус "для красоты" или "вдруг, когда-то понадобится".

Старики берегут сон приехавших детей. Боятся помешать, говорят впрок и смотрят на них с запасом. Завидуют сами себе в эти дни.

А в день отъезда обухом по голове пустота и долгие тягучие дни – дожить бы. И бессонница, и страх не дожить, и страх быть оставленной совсем.

И вся жизнь стала как бы для детей – вырастить и сохранить то, что любит сын. После их отъезда не нужна та тыква – не долежит уже до Пасхи.

Покупаются продукты, нехитрые подарки. И забытые сандалии внука берегутся так, будто это самое дорогое из сокровищ, реликвия. И стоят они также в прихожей весь год – не нужны будут, вырос, а кажется, что вышел и вернётся через миг, трезвоня звонком: "Окаянный".

Старость – это свобода быть собой. Только многие отвыкают за всю свою жизнь от этого, а после не готовы снова наслаждаться тем, что утрачено.

И молодящаяся пенсионерка жалуется мне: "Не по возрасту нагрузка с внучкой. Прийти к детям, отвезти внучку в школу, забрать, покормить, проводить на музыку. И так каждый день. Только по выходным выходные у бабушки".

Нагрузили бабушку, а вместе с тем продлили ее дни этими приятными хлопотами, суетой, подстёгивающим темпом.

Некогда стареть, болеть, вроде, тоже некогда, а те, кто сами, вроде, и заняты куда меньше, а вместе с тем чаще по больницам и умирают чаще, так и не дождавшись того самого дня в календаре, который загодя был обведён кружочком.

Анна Восточная, Луганск, специально для УП.Жизнь

Публікації в рубриці "Погляд" не є редакційними статтями і відображають винятково точку зору автора.

Вас також може зацікавити:

Медицина в "ЛНР": за деньги, гуманитарка, особый шарм украинских лекарств

Школьные реалии Донбасса: национализация, украинский язык, "сдайте на телевизор"

Как устроен бизнес на детях в "ЛНР"
Зимние каникулы в Луганске: убедиться, что решение уехать было правильным

Ми хочемо тримати з вами зв'язок. Будемо раді бачитися і спілкуватися з вами на наших сторінках у Facebook та у Twitter.

А якщо хочете бути в курсі лише новин та важливої інформації про здоров'я, підписуйтесь на нашу Facebook-групу про здоров'я та здоровий спосіб життя.