Звукорежиссер Максим Демиденко: Наша цель – превратить Бабий Яр из места забвения в место памяти

Аудиовизуальная инсталляция, открытая в 79-годовщину трагедии в Бабьем Яру, лаконична и очень эмоциональна по восприятию.

Сочетание визуального и звукового компонентов дают эффект незримого присутствия жертв этой трагедии.

Созданием этой инсталляции занимался звукорежиссер Максим Демиденко, который имеет весомый опыт в проектах как в Украине, так и за рубежом.

Он рассказал в интервью "Украинской правде. Жизнь" об уникальном органе в этой инсталляции, "Древе жизни" из 10 колонн на простреленном зеркальном диске и своих ощущениях от работы над проектом.

– Когда вас привлекли к этому проекту, какую задачу перед вами ставили?

– Идея Ильи (Хржановский, художественный руководитель Мемориального центра Бабий Яр – ред.), когда его только пригласили принимать участие в разработке концепции мемориального комплекса "Бабий яр", заключалась в том, чтобы не ждать, пока комплекс откроется, а начать запускать проекты сейчас.

Чтобы вводить эту территорию, людей в контекст.

Художественный руководитель Мемориального центра Бабий Яр Илья Хржановский, театральный режиссер Владислав Троицкий и звукорежиссер Максим Демиденко на открытии инсталяции

Именно тогда появилась идея сделать звуковую инсталляцию. И она не была поставлена как задача, а обсуждалась как идея.

В тот момент мы узнали, что в ходе исследовательской работы составлены списки с именами погибших людей.

За полгода исследователи Мемориального центра объединили и систематизировали список погибших, в котором сейчас – около 19 тысяч имен. Они убрали ошибки, которые содержались в предыдущих списках, дополнили информацию по погибшим. Нашли более 900 ранее неизвестных имен жертв Бабьего Яра.

С одной стороны, это небольшое число, сравнительно с количеством погибших людей (всего за годы Второй мировой войны в Бабьем Яру, по разным оценкам, погибло от 100 до 150 000 человек  – ред.).

А с другой, понимая, что нацисты уничтожали всю информацию, потом при советской власти информация вся уничтожалась, это число в 19 тысяч все-таки является большим.

Насколько я понимаю, работа исследовательской группы под руководством Анны Фурман продолжается, и исследователи постоянно находят все новые и новые данные, имена.

– Именно эти имена являются центральным элементом звуковой инсталляции?

– Да, мы решили, что эти имена нужно записать и произнести, чтобы они были услышаны.

Не просто как звуковой материал или как элемент звукового пространства, а как память об этих людях.

Слышание и произнесение этих имен – это некий важный ритуальный момент.

– Кто их озвучивал? Это актеры?

– Это разные люди, которым мы предлагали читать. Студенты разных вузов, музыканты – абсолютно разные люди.

Мы нашли много голосов, мужских, женских, и предложили им принять участие в записи, но всем нужно было как-то сформулировать задачу.

Формулируя ее, я сам попробовал записать часть. Взял несколько имен и в какой-то момент понял, что читать их мне тяжело. Это произвело на меня сильное эмоциональное впечатление…

На этой алее к пам'ятнику "Меноре" звучат голоса

– Многие имена, которые можно услышать с инсталляции, не полные. У кого-то есть возраст, а у кого-то нет.

– Если есть имя, фамилия и отчество – мы читаем их целиком. У некоторых людей есть только имя и фамилия, у кого-то есть только имя.

Но у многих людей есть дополнительная информация, которую мы не читаем – где они жили и т.д.

Мы читаем возраст тех людей, о которых он известен. Когда ты читаешь имя, 2 года, 4 года, 15 лет, 20 лет, 25 лет, ты понимаешь, что у тебя образ этого человека персонализируется, проявляется, он превращается из статистики погибших в конкретных людей.

Этот собственный опыт, который внутри этой звуковой инсталляции, хотелось передать.

Мы записывали эти имена очень тихо – это не объявление и не декламация имен. Нужно даже прислушиваться, чтобы расслышать. Это требует внимания.

Можно идти по аллее и не обращать внимания на это, но, если человек готов услышать, ему этот звук предложит остановиться и услышать, задуматься, задать себе вопрос о том, что это звучит.

Ведь многие люди, оказывающиеся на этой территории, даже не имеют представления о том, что здесь происходило. Поэтому такая идея или такое ощущение закладывалось в разработку этой звуковой инсталляции.

– Эта звуковая инсталляция будет звучать всегда здесь или в какие-то определенные часы?

– Она предполагается как 24-часовая инсталляция, то есть, должна звучать здесь всегда.

У нее будут разные режимы, которые обусловлены нормативами для общественных территорий. После 22.00 она не может звучать громче определенного уровня, но мы хотим, чтобы она звучала здесь все время.

В День памяти жертв Бабьего Яра презентовали аудиовизуальную инсталляцию "Зеркальное поле"

– Вторая часть инсталляции – зеркальный диск с колоннами. Расскажите, как родилась эта идея и какая концепция в этом заложена?

– У нас отчасти прагматическая задача – чтобы абсолютно заброшенное место, которое находится практически в центре урочища, все-таки каким-то образом начало духовно очищаться. Мы хотим превратить Бабий Яр в место памяти.

Для начала, нужно было его расчистить, убрать мусор.

Думая об этом и обсуждая это, начала появляться идея, которая в результате разрешилась в концепции этого зеркального поля, сделанного из нержавеющей стали.

Это в какой-то степени зеркало. В колоннах посетители этого места будут видеть искаженное отражение себя. С пулевыми отверстиями, которыми пронизан этот металл.

Это должно порождать некое ассоциативное впечатление от сочетания отражений, прострелов, света, звука, пространства, диска и самой конструкции этой инсталляции.

Десять колонн, которые стоят на этом диске высотой 6 метров… Здесь высота их не принципиальна, но расположение сделано в виде древнего знака, который обозначает Древо жизни. Это знак, определяющий правила существования мира в древней мистической традиции.

В процессе работы над материалом, выяснилось, что существует такая древняя традиционная нумерологическая система, которая происходит еще из вавилонских времен, когда буквы использовались как числа. Эта система называется гематрия.

С помощью этой системы можно имена перевести в числовые значения. Каждому имени соответствует определенное число.

Например, мое имя соответствует числу 464.

Мы взяли этот список из 19 тысяч имен и перевели их в эти числовые значения с помощью этой системы и сделали синтезатор.

Это звуковой инструмент, который по определенным правилам, по заложенному в него алгоритму играет музыкальную композицию, состоящую из звуковых волн, тонов, соответствующих числовым значениям имен людей, которые восстановлены среди тех жертв.

Это является неким фундаментальным фоном этой звуковой инсталляции.

– Подобный "Синтезатор имен" где-то есть в мире или это уникальный механизм?

– Я не знаю, есть ли где-то такое. Я не встречал ничего подобного.

Думаю, эта идея оригинальным образом исполнена внутри этой мемориальной аудиовизуальной инсталляции.

– Вы сказали про пулевые отверстия на зеркальном диске – сколько было выпущено пуль?

– Более 100 тысяч пуль. Это специально делал Третий отдельный полк специального назначения имени князя Святослава Храброго в городе Кропивницкий.

Мы отвозили туда материалы, а они на военном полигоне его расстреливали из оружия, которое по калибру соответствует тому же, которое использовалось нацистами во время расстрелов людей в Бабьем Яру.

Колонны и диск прострелены пулями того же калибра, который использовали во время расстрелов нацисты

– Насколько технически было сложно все это сделать? Какие вообще сложности были?

– Довольно много было сложностей. Мне об этом говорить непросто, потому что я, в основном, занимался разработкой звуковой концепции.

Идея этой конструкции и ее форма принадлежит художнику Денису Шибанову.

А продюсером этого проекта является Алексей Макухин. И на его плечи, в основном, упали все эксперименты с материалом.

Они пробовали его расстреливать по-разному, чтобы получить правильную форму всех этих вещей. Например, "верхушки" этих колонн как будто разорваны.

– А что было сложным по вашей части?

– "Синтезатор имен" воспроизводит имена по определенному алгоритму. И хотелось, чтобы он создавал такую звуковую композицию, которая не была бы рукотворной, а звучала автономно, в какой-то степени натурально, насколько это было возможно.

Чтобы не воспроизводить это через обычные звуковые системы, колонки или динамики, а через некую конструкцию, которая может дать этому звуку другую неконтролируемую жизнь.

Тогда у меня появилась идея создать орган из дренажных труб. Под зеркальным диском находится конструкция из 24 труб разной длины, самая длинная – более 11 метров, и разного диаметра. Внутри этих труб находится динамик.

Под этой инсталляцией в земле закопан орган из дренажных труб

По сути, это электроакустический орган. Характер звука, его окрас, определенные отражения и резонансы, которые в результате складываются в композицию, рождаются внутри этих труб.

Каждая труба настроена на определенную частоту, и сочетание этих частот с самим металлическим подиумом, который тоже является резонатором, в результате создает впечатление такой полусферы, закрывающей пространство.

Вы на самом деле не понимаете, где находится источник звука, откуда это звучит.

И звук при этом постоянно перемещается внутри этих труб.

Такую интересную задачу было непросто реализовать, потому что она, в определенной степени, очень экспериментальная и требует много сложных акустических вычислений.

Основной сложностью этого проекта было все же то, что мы все обсуждали и делали удаленно, через Zoom. Со многими людьми, которые играли ключевые роли я впервые встретился вживую только несколько дней назад. При этом, должен сказать, это очень крутая группа. 

Например, я проводил эксперименты с трубами у себя в саду возле дома в Лондоне. Взволнованные соседи иногда приходили и спрашивали, что за звук и зачем трубы.

Кому-то говорил, что это просто ветер в трубах, успокаивал их.

Кому-то рассказывал соседям о проекте, про Бабий Яр, на них производило сильное впечатление, многие об этом ничего не знают. 

Потом я передавал рассчеты в Киев, тут проводились повторные тесты, я получал результаты, все обсуждалось.

Когда я прилетел в Киев и услышал, что все звучит так, как предполагал, был очень рад.

– Кроме каких-то технических параметров, вас цепляет драматургия самого материала, с которым пришлось работать?

– Сначала все началось с имен, потом стало понятно, что это не просто имена, а это соединение имен и дополнительных произнесенных текстов.

Я начал изучать тексты, которые могут быть с этим связаны – иудейскую традицию, мы используем музыку поминальную христианскую, ромские песни, украинские народные песни.

Мы начали заниматься разными направлениями по теме поминальной песни, поминального традиционного религиозного или народного творчества.

Этот материал тоже производит очень сильные впечатления. Он своим контекстом ведет тебя к нахождению определенных решений звуковых, звуковых сочетаний.

Потом, песни, которые мы находили, в тех записях, в которых они существовали, чаще всего не подходили к тому, как хотелось бы, чтобы они звучали.

И дальше мы начали искать исполнителей, которые могли бы их исполнить нужным нам образом.

Например, известный кантор Ицхак Хельфготт, которого мы нашли для исполнения еврейских молитв, для него это была сложная задача.

Песни, которые обычно поются открытым голосом, громко, звонко, с тем, чтобы эти песни доносились, я просил его петь практически шепотом, что для него является практически противоположной задачей к тому, как они это делают.

Это был интересный эксперимент и для меня, и для него, в том числе, чтобы найти правильный способ подачи этих песен.

Чтение этих текстов, принятие их в звуковую форму, производит впечатление, что ты погружаешься, находишь следующий какой-то элемент или следующего человека, который привносит какую-то часть.

Все люди, с которыми мы взаимодействовали, сотрудничали внутри этого проекта, всегда, откликаясь, предлагали какие-то новые идеи. Это все нужно было просто собрать, оформить.

Чувствуешь невероятное везение, когда ты отправляешь запрос в пространство, а оно тебе начинает отвечать и предлагать варианты. Это тоже очень круто.

– У вас насыщенный опыт работы с международными компаниями.

Вы разрабатывали цифровые проекты и технологические решения для интерактивных выставок в Центре Помпиду, театре Шатле и театре Ле Ля Виль (Париж). Вы звукорежиссер 9 фильмов проекта "Дау".

Какие инструменты или наработки вы использовали, что подглядели из того, с чем вы работали за границей и внесли в этот проект?

– Из всего моего опыта работы и за границей, и в Украине вынес, наверное, одну вещь: необходимо быть абсолютно открытым к невозможным вещам.

Мне кажется, что вещи, которые оказываются результатом творческого акта, часто неосознанным образом приходят как соединение множества разных компонентов.

Может быть, не в прямом смысле. Мне сложно сказать, какой конкретно референс или опыт, или увиденный элемент из моей работы привел к этому результату.

Звукорежиссер инсталляции в Бабьем Яру Максим Демиденко

Например, насчет органа могу рассказать одну историю.

Эта идея была придумана ночью. Я вспомнил, что когда мы еще учились в институте с моим другом, звукорежиссером Сергеем Степанским, мы нашли за Лаврой, на холмах возле Парковой аллеи, такую странную штуку, трубу, которая торчала из земли и уходила куда-то в землю. Наверное, это вентиляционная из метро.

Если в эту трубу бросать монету, то ощущение, что она летит в бесконечность – очень долго, создавая какие-то очень странные отражения и резонансы, которые отчасти похожи по звуку на рикошет от выстрелов. Их очень много. И это звук, который ты не ожидаешь от брошенной вниз монеты.

Мы тогда назвали эту трубу "ухо Бога". И периодически туда возвращались, водили к этой трубе многих.

И когда я думал об этом природном неконтролируемом человеком звуке, вспомнил про это "ухо Бога", и подумал: "О, круто, нужно сделать конструкцию, где таких труб будет много". А дальше нужно было просто придумать, как его сделать.

– Насколько вся эта конструкция дорогостоящая?

– Мне сложно ответить, как только было сформулировано технологическое задание, был проведен открытый тендер. 

Я не занимался этой организационной частью, но общался со всеми компаниями, которые участвовали в тендере.

Победила компания "Комора", занимающаяся звуковым оборудованием, инсталляциями. Их предложение было и с точки зрения финансовой, и технологического решения таким, которое нам подходило лучше всего.

Художественный руководитель Мемориального центра Бабий Яр Илья Хржановский на открытии инсталяции

– Повлияла ли скандальная история с Ильей Хржановским (на создателя фильма "Дау. Дегенерация" подали в полицию за насилие над младенцами – ред.) на процесс создания этой инсталляции?

– Нет. Я знаю о скандале вокруг Хржановского, и на меня лично это никаким образом не влияет, потому что я знаю Илью достаточно для того, чтобы иметь свое собственное представление о нем и о том, как он делает определенные вещи. У меня есть персональное доверие к нему.

На участников, которые были вовлечены и в техническую, и контентную часть, я считаю, что это не повлияло. А если где-то и влияло, то очень быстро разрешалось.

– Какие-то личные истории в вашей семье связаны с трагедией в Бабьем Яру?

– Бабий Яр – это же не только еврейская трагедия.

Хотя у меня есть еврейские корни, и это уже отчасти связывает меня с трагедией… С историей Холокоста. При том, что мои родственники не оказались жертвами.

Есть другой момент, который я недавно открыл для себя. Два года назад я был в музее "Яд Вашем" (израильский национальный мемориал Холокоста – ред.) в Иерусалиме и он произвел на меня сильное впечатление.

В одном из залов музея шла речь об истории массовых убийств в Понарском лесу под Вильнюсом. Я не сразу понял, что во мне откликнулось в этот момент. Уже выйдя из музея, я вдруг понял, что Понарский лес – это место, в котором я родился. Это район под Вильнюсом, который называется Аукштейи-Паняряй.

Позвонил папе, прислал ему точку на карте, "Мы же здесь жили?". Папа сказал "Да".

Это находилось, грубо говоря, в километре от места расстрелов. И в Понарском лесу есть очень маленький мемориал на том месте, где стояли печи, в которых сжигали трупы. И где-то там еще небольшой музей. И больше никаких признаков того, что там происходило.

Бабий Яр в какой-то степени у меня вызывает ощущение ужаса в связи с тем, что это место со стертой памятью, как и многие другие места, связанные с трагедиями на территории бывшего Советского Союза.

– Как скоро это место – Бабий Яр – может приблизиться к уровню "Яд Вашем", допустим?

– Я не могу ответить на этот вопрос и не знаю, сколько на это потребуется времени.

Уверен, это требует очень большого количества работы и очень нестандартного подхода к разработке такого проекта.

Мы понимаем, что мир постоянно меняется, что формы коммуникации и взаимодействия между людьми постоянно изменяются, что каждое новое поколение разговаривает абсолютно на отличном языке от предыдущего, и даже разница между людьми в 10-15 лет делает их представления о мире и коммуникации очень разным.

При этом основные ценности и основные столпы жизни и существования человека у нас остаются те же самые, они не меняются. Но говорим мы об этом по-разному.

Поэтому я думаю, что это одна из причин, почему концепцию, которая разрабатывается для этого проекта, сложно сравнивать с существующими другими проектами.

"Яд Вашем" – очень мощное и сильное место, но не нужно строить еще один "Яд Вашем".

Максим Демиденко имеет весомый опыт в проектах как в Украине, так и за рубежом

– Судя по вашему портфолио, вы преимущественно работали в более развлекательной сфере – кино, театр.

В случае с проектом "Бабий Яр" как это внутри откликнулось у вас?

– Работая над разными проектами, меня больше всего на них воодушевляла именно серьезность темы, глубина.

Мой подход к работе всегда был такой очень максималистичный и в отношении собственной отдачи, и погружения в тему, и в контекст.

Мне кажется, что большая часть проектов, которыми я занимался, были именно такими.

У меня смешанное образование, которое помогает в работе.

Я учился сначала в Киевском политехническом институте на электроакустике, а потом бросил институт очень смешным образом: познакомился с парнем, который  завтра собирался ехать на какую-то съемку и попросил меня помочь, подержать микрофон; я поехал ему помогать и понял, что политех – это неправильное решение и надо заниматься кино.

Тогда я еще не знал о существовании Университета им.Карпенко-Карого и кинофакультета, в который перешел спустя какое-то время.

Так вот задача, которую нужно было решать при разработке технической и контентной части этого проекта в Бабьем Яру – это было какое-то соединение разного опыта: технического и творческого, полученного мной в двух вузах.

Соединение разных частей информации, разного опыта, такая мозаика из каких-то разных вещей, которые ты узнаешь там, там, там – это то, что меня больше всего привлекает во всем, что я делаю.

Ирина Голиздра, специально для УП.Жизнь

Всі фото Дмитра Ларіна, УП

Вас також може зацікавити:

Казус Бабиного Яру і доля національного музею Голокосту

Про трагедію Бабиного Яру тепер може розповісти аудіогід. Де скачати

Українські євреї виступили проти проєкту меморіалу "Бабин Яр", який фінансується росіянами

Центр "Бабин Яр" не хоче оцінювати фільм Хржановського і просить зачекати експертизи

"Бабин Яр" відновить Громадську раду та дасть оцінку роботі Хржановського до кінця року

Ми хочемо тримати з вами зв'язок. Будемо раді бачитися і спілкуватися з вами на наших сторінках у Facebook та у Twitter.