Нейрофизиолог из фильма "ДАУ. Дегенерация": Была создана симуляция, чтобы было ощущение реалистичности
От редакции: В 2011 году Фэллон принимал участие в съемках фильма "ДАУ. Дегенерация".
В том числе и в скандальной сцене с участием младенцев.
Об участии в проекте
Илья (Хржановский) вышел со мной на связь.
Я как раз собирался ехать в Лондон, у меня была встреча на Даунинг-стрит, 10. Это было связано с одним федеральным делом в Палате Лордов.
Он мне позвонил и сказал: "Я видел ваш TED talk, читал ваши статьи и интервью, хочу, чтобы вы приехали и сыграли в моем фильме, в проекте".
Я сказал: "Я не актёр".
Он ответил: "Не страшно, все у вас будет ок".
Я разыскал информацию о нём и о проекте, мне показалось, что это интересно, и я согласился.
И вот я полетел в Лондон, а потом в Украину.
Я прибыл поздно ночью, посмотрел все фото костюмов и т.д., познакомился с некоторыми людьми.
Место было очень оживленное, и по-настоящему интересное.
Потом я встретился, и коротко переговорил, с Ильей и с другими людьми.
Я ему сказал, что не надо мне ничего объяснять, потому, что мой подход ко всяким интервью и разговорам – просто импровизировать, без подготовок.
У нас были 7-8 дней съёмок. И все производство на площадке было наивысшего качества.
Я в этом понимаю, потому что вся моя семья, кроме меня, занимается искусством, музыкой или кино. Один я, как белая ворона, ученый.
Мой двоюродный брат был исполнительным продюсером "Ирланднца" и "Джокера".
Когда я вошёл и увидел весь Институт, они его построили с нуля, и это было потрясающе, это было так здорово – видеть, что вся постановка была настолько качественно продумана. И с художественной точки зрения, и с точки зрения архитектуры.
Состав участников был международным, там были люди из разных слоев общества.
За пределами съемочной площадки, на производственной территории, за Институтом все эти люди пересекались, общались и я знакомился с людьми со всего мира, это было великолепно.
Я очень часто работаю с кинорежиссерами, даю им советы, как создавать персонажей с точки зрения психиатрии. И на кинофестивалях, и в Голливуде, в Нью-Йорке.
Я знаком с многими продюсерами, работаю с ними.
Я смотрел много фильмов, много из классики кино 20-30-х годов.
Очень люблю разные фильмы и увидев, пережив всё это, приехал домой и рассказывал об этом жене; рассказал троим нашим детям, которым сейчас за 40; рассказал внукам, у меня их пятеро.
Всей своей семье рассказал, что я участвовал в таком потрясающем проекте.
О скандальной сцене
В той сцене, о которой идёт речь, мы вошли в лабораторию.
Там было несколько людей, там стояла доска для формул, мне надо было дать объяснения о головном мозге.
Я работаю с Министерством обороны США, с Пентагоном. Я консультирую их на предмет того, как создать оптимального солдата.
Я давно изучаю психопатию. Работал в Ватикане, изучал эмпатию.
Так что, я знаю об этих вещах, о связях и о функциях мозга.
Я проводил очень много экспериментов, и над людьми, и над животными в течение – боже мой – последних 45 лет. Мы работаем над многими вещами, когда проводим клинические испытания.
Из-за этого я много знаю о функциях, анатомии и химии головного мозга, так что я мог сказать всё хорошо, я могу принять участие в сцене, поскольку у меня есть соответствующие знания.
И вот, мы сидим в лаборатории и тут входит группа женщин, которые выглядят как медсестры. У них в руках коробки или клетки, внутри которых находятся разные дети.
Cцена из фильма "ДАУ. Дегенерация", о которой идёт речь |
И я как-то заострил свое внимание на происходящем.
Я помогал воспитывать своих младших братьев и сестёр, и своих троих детей, пятерых внуков, племянников и племянниц. Также я учил маленьких детей.
Я люблю маленьких детей, и людей люблю, даже тех, что в нашем возрасте.
И вот, когда я этих детей увидел, я внимательно включился в процесс.
Я видел, как детей вносят в помещение, у некоторых была какая-то болезнь может быть... трудно было точно сказать.
Их вносили, укладывали и медсестры ухаживали за ними.
Я заинтересовался, что же будет происходить?
Потому что дети были в клетках. И это выглядело… если не знать, что это съемочная площадка.
Участники стали закреплять так называемые "электроды". Я много работал с электродами, ставил их и людям, и животным, эти – были простой бутафорией. Там были всякие провода и датчики.
Если вы занимались этим профессионально, или участвовали в съемочном процессе, то вы понимаете, что такое бутафория – нужно, чтобы в кадре все выглядело эффектно.
Я настроился на происходящее. Потому что, меня, как и любого человека волнует все то, что касается малышей.
И одна деталь, на которую я обратил внимание, медсестры так трогательно ухаживали за детьми. Они делали всё, что нужно, заботились, держали их в тепле.
В помещении было очень тепло возможно, слишком тепло для нас, но для детей в самый раз.
Всё было в порядке, свет был не слишком яркий.
Некоторые дети плакали, и как это бывает в группе детей, потом они переставали плакать.
Я очень хорошо помню, что медсестры были очень милыми, как они ухаживали за детьми, реагировали на их требования. Вот что бросалось в глаза. Именно эта забота о детях произвела на меня впечатление.
Потом участники начали переносить их в большое пластиковое помещение, и когда они там лежали, к ним прицепляли бутафорские электроды, пояса и т.д, чтобы все выглядело как настоящий эксперимент, который, на самом деле, конечно не происходил.
Я сам много раз участвовал в настоящих экспериментах, в операциях. У меня большой опыт в этом.
Вот, собственно, и все.
Идея заключалась в том, чтобы провести интеллектуальный разговор о развитии детского головного мозга, о том, как он может развиться в разные стороны.
Потому что в наших исследованиях мы работаем с разными людьми, мы изучаем разные расстройства, шизофрению, Альцгеймера, наркоманию.
Проводим много исследований, делаем сканирование и ЭЭГ, работаем с генетикой, чтобы узнать, как осуществить личностный подход в медицине.
22 года назад мы одними из первых, начали работать над персонализированной медициной, над индивидуальным подходом, к психиатрическим расстройствам.
Мы опубликовали об этом много статей, и идея в том, чтобы уменьшать страдания тех людей, которые беспорядочно принимают лекарства, которые им не помогают.
Благодаря этой технологии в течение двух дней мы можем определить, что им нужно делать.
Не всегда нужно принимать медикаменты, иногда необходима терапия когнитивного поведения или лечение светом. Мы хотели это понять, чтобы уменьшить страдания. Как любые биологи, мы понимаем, что все умрут.
И идея в том, чтобы уменьшить тревоги и страдания. И это уменьшение страданий – главная цель наших исследований.
Это касается и лечения, и наших экспериментов.
Cцена из фильма "ДАУ. Дегенерация", о которой идёт речь |
Мы проводим эксперименты с участием людей. Для этого необходимо соответствовать требованиям Экспертного совета (IRB).
И я знаю, что так же происходит и в Украине, потому что у меня есть там коллеги, и они подтверждают, что у них в Украине с этим все строго, так же как и в Штатах, и во многих западно-европейских странах.
Но поскольку я был всего лишь актером, то не знал каков был процесс, откуда прибыли эти дети.
Я вам просто рассказываю по опыту, зная людей в Украине, работая в этой области.
Все эти вещи крутятся у вас в голове, когда вы наблюдаете за этим, а при этом ждете, когда вас начнут снимать и вы будете говорить на камеру. Но все это происходит где-то на заднем фоне.
Перед собой вы видите детей, и эти дети прекрасные. И они были в полной безопасности.
Об использовании детей и сцен насилия в кино
Я знаю одну вещь.
Поскольку мы много оперировали, и я участвовал в достаточном количестве операций на мозге и кишечнике, если бы кто-то зашел в операционную во время операции на мозге или на кишечнике, то они были бы шокированы. Люди к этому не привыкли.
Но что касается исследований поведения, то они шокируют гораздо меньше. И даже эти дети в клетках...
Знаете, это напомнило еще кое о чем.
Один из моих братьев был весьма гиперактивным ребенком.
Родители положили его в детскую кроватку, что тоже своего рода клетка... Но он всегда выпадал, выпрыгивал, ему не нравилось, что его ограничивают.
Тогда нашей маме пришлось перевязать верх кроватки, так что получилась настоящая клетка, чтобы он не мог выбраться.
Cцена из фильма "ДАУ. Дегенерация", о которой идёт речь |
Любой взрослый при просмотре поймет, что для реалистичности в фильме используется большое количество бутафории.
Возьмите фильмы про войну, во многих великих антивоенных фильмах показано насилие, насилие, связанное с войной. Это их неотъемлемая часть.
Не думаю, например, что мы относимся к фильму "Апокалипсис сейчас" или к фильмам о Первой мировой войне…
В них показаны убийства, именно потому, что это антивоенные фильмы. И я думаю, что, глядя на эти фильмы, взрослый человек не скажет: "О боже, в этом фильме на самом деле убивали людей".
Хочется надеяться, что зрелый человек будет понимать, что была создана симуляция, чтобы было ощущение реалистичности.
Чтобы зрителя втягивала сцена. Иначе мы бы просто отвернулись и не стали смотреть такие фильмы.
Иногда это даже забавно. Всегда найдутся люди, которые будут отвергать военные фильмы, антивоенные фильмы, фильмы о Холокосте, которые показывают события.
Сам я не делаю фильмов, просто участвовал в маленьком кусочке, но для меня это история о том, как люди причиняют друг другу вред, травмируют друг друга.
Это происходит с нами в любых возможных комбинациях, независимо от гендерной принадлежности, у гетеросексуалов, у гомосексуалов, происходит на уровне групп, на уровне стран. Вся эта история о тирании.
Это может быть личной тиранией или тиранией государственной.
Эти фильмы, разумеется, антитоталитарные, все они против нацизма, против сталинизма, против тайной полиции.
В итоге, это набор позитивных фильмов. Эти фильмы показывают все виды того, как люди злоупотребляют друг другом.
Это ужасные вещи, но я считаю,что художники должны их показывать.
Просто говорить об этом – мало. Если такой старикан, как я, прочитает вам лекцию о том, но при этом не будет ни фильмов, ни искусства, ничего. Такие у меня соображения.
И просто как у отца, как у дедушки, и, в данном случае, как у человека, который любит детей.
Мы такими рождаемся.
Это инстинкт. Этот инстинкт есть у всех животных, мы должны слышать плач и крик ребенка.
Нам это абсолютно необходимо для выживания. Это касается всех видов животных, особенно приматов. Но и у других видов это тоже так, у ворон, у собак.
Но особенно у приматов. Приматы, конечно, достаточно жестокие существа, но реакция на плач – это их важное свойство.
А без таких раздражителей… Понимаете, когда мы слышим плач и крик любого животного, нас это расстраивает. Мы слышим крик и сразу же чувствуем: "У кого-то беда!".
Даже если этот плач или крик значит что-то весьма конкретное.
Конечно, мать каждого конкретного ребенка знает, что значит тот или иной его крик, что ребенок в стрессе, другой – что он голоден, третий – что он злится.
Но незнакомые люди, те, которые не являются родителями ребенка, или вообще не привыкли к детям и их крикам, таких людей любой плач раздражает достаточно сильно.
Как только они видят любое изображение или слышат плач, они тут же думают: "О боже, какой ужас!".
Но когда мы испытываем такие глубинные реакции – это поведение, которое не приобретается, ему нас не обучают, это врожденный тип нашего поведения.
Ребенок плачет, и мы сразу же ощущаем: "Что такое? Что не так?".
В ежедневной жизни нас всех это шокирует. Если только вы не мать данного ребенка.
Джим Фэллон, учёный-нейрофизиолог, заслуженный профессор анатомии и нейробиологии, профессор психиатрии и человеческого поведения Калифорнийского университета в Ирвайне, автор книги "Психопат внутри" (The Psychopath Inside), специально для УП.Жизнь
Вас також може зацікавити:
Казус Бабиного Яру і доля національного музею Голокосту
Про трагедію Бабиного Яру тепер може розповісти аудіогід. Де скачати
5 причин, чому критично важливо говорити про насильство у сім’ї – пояснює психолог
Ми хочемо тримати з вами зв'язок. Будемо раді бачитися і спілкуватися з вами на наших сторінках у Facebook та у Twitter.
А якщо хочете бути в курсі лише новин та важливої інформації про здоров'я, підписуйтесь на нашу Facebook-групу про здоров'я та здоровий спосіб життя.