Сергей Стеценко: Самая большая сказка в нашей жизни и есть наша жизнь

Встречаемся с Сергеем Стеценко в небольшом киевском кафе. "Стефан, – протягивает он руку. – Здравствуйте, Стефан. Это прозвище закрепилось еще в детском лагере. Примерно тогда же появились первые фотоснимки".

Сегодня Стефану 33 года, он состоявшийся кинооператор. Не так давно вернулся из Канн, где презентовал вместе с режиссером Сергеем Лозницей документальный фильм "Майдан". Стефан носит футболку "Жидобандеровец" и телефон с чехлом Dakh Daughters. Последний свой фильм снимал на площади Независимости в течение зимы, снимал преимущественно один, без контроля режиссера, с которым познакомился буквально накануне.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Недавно вернулся из Риги. Там мы снимали с Сережей Лозницей короткометражную работу для альманаха культурной столицы Европы 2014 года о Риге.

– Это заказ?

– Это заказ, да, для городских властей города Рига. Киноальманах – восемь режиссеров со всего мира. Все короткометражки будут перемежаться интервью с ними. Премьера, насколько я знаю, назначена на третье сентября.

Это кино, я снимал на пленку. Впервые довелось поработать с ней.

Через неделю еду в Карловы Вары (интервью записывалось в первых числах июля – авт.) – представлять фильм "Майдан". Он сейчас участвует в более чем пятидесяти фестивалях по всему миру. На какие-то ездит Сережа. На какие-то – я. Группа же катается не на все фестивали, в которых участвует фильм. Сережа мне предложил: хочешь вместо меня поехать в Карловы Вары? – Конечно же, я не отказался.

– Сергей привлек вас к проекту "Бабий яр", над которым сейчас работает?

– Пока ничего не буду говорить, никаких предложений не поступало. Съемки "Бабьего Яра", та часть, которая связана с городом, скорее всего, будет сниматься не в Киеве, а в Риге. Потому что там подходящая фактура. Там остался старый город.

– Легче реконструировать историю?

– Не только. Там вообще все очень отличается от наших реалий. Просто приезжаешь в город, ставишь камеру и снимаешь. Не нужно куда-то прятать двадцать рекламных бордов, кучу вывесок и прочего барахла. И законодательство Украины дает очень мало возможностей для работы иностранных съемочных групп. Очень много препятствий.

Если фильм участвует в копродукции, какую-то часть бюджета выделяет Украина, – тогда легче. Но в остальных случаях в разы проще работать в Риге, пускай это даже в два раза дороже.

– Техника?

– Техники хватает в Украине. Привозят, разве что, очень редкие камеры. И техника, и специалисты в Украине есть. Это даже не рассматривается.

– Появился ли к вам как к оператору больший интерес после съемок "Майдана"?

– Я и раньше был реализован. С Юрой Речинским участвовал в досъемке фильма "БольныеСукаЛюди", правда, всего несколько моих кадров в финальном монтаже. И делал другой фильм, который сейчас подвис, потому что нет пока абсолютно никаких возможностей найти на его реализацию деньги, ну и Юра сейчас занят своим художественным проектом. Также "Зеленую кофту" Владимира Тихого снимал.

Участвовал в "Вавилоне 13", "Зима, которая нас изменила". Там было восемь серий, для нескольких из них я занимался досъемкой.

Первый мой большой прозвучавший проект – "Мама померла в суботу на кухні" – фильм Максима Васяновича. Снимали три года, два с половиной из которых – я. Еще год монтировали. Премьера была в 2009-м на Гогольфесте.

– То есть, интерес не вырос?

– Разве что стал больше давать интервью, чего со мной ранее не случалось. Всегда стараюсь делать то, что нравится в первую очередь мне. Именно поэтому не иду работать на телеканал какой-нибудь.

– Во главе угла – творческая реализация...

– Да, и сейчас это стало приносить какие-то деньги. Я люблю свою работу. Как говорил Конфуций: "Если ты будешь заниматься любимым делом, ты не будешь работать ни одного дня в своей жизни".

– Что для вас критерий успеха?

– Факты говорят о себе сами. Успехом я считаю, конечно, премьеру в Каннах. Снимая фильм "Майдан", да и любой другой, ведя работу над каким-либо проектом, абсолютно не задумываешься, где это поучаствует. И как дальше будет развиваться. Есть время работать, есть время отдыхать. И я сторонник четкого разделения труда: когда снимаешь – снимаешь, а не продвигаешь фильм на фестивали.

– А как стали на стезю оператора?

– У меня это с детства. Папа фотограф. Я родился в Конотопе, и у папы, понятное дело, особого творчества не было, он фотографировал всякие свадьбы, какие-то детские сады. Бытовые вещи. Но, тем не менее, я прекрасно помню, что лучшими игрушками были катушки от широкой пленки. Лет с семи торчал с папой в лаборатории, помогал заправлять пленки в бачки. Потом сразу после школы поступил в КПИ, два года отучился там.

– Какая специальность?

– Не спрашивайте. Это было литейное производство черных и цветных металлов. К концу второго курса понял, – явно не моё. И с громкими скандалами в семье, которые длились, наверное, на протяжении полугода, бросил-таки КПИ. Поступил в Университет культуры. Считаю, если человек хочет научиться, он научится в любом месте, где ему будут давать хоть какие-то знания.

– Значит, поняли, что все-таки хотите быть оператором, во время учебы в КПИ? Или снимали параллельно? Фото?

– Первые снимки, которые я помню, были сделаны в папиной машине, нашел фотоаппарат "Зенит" и просто что-то там начал фотографировать. Папа распечатал мне эти фотографии. Хорошо их помню. Это был интерьер машины. Просто стал нажимать кнопку.

Параллельно с поступлением в КПИ, мой друг – одноклассник – пошел на актерский к Аде Роговцевой. И, так как мы дружили со школы, я часто присутствовал в Университете культуры на некоторых парах Ады Николаевны. Мне все это жутко понравилось. Стал готовиться. И поступил. Первые какие-то хорошие фотографии, конечно же, возникли в университете.

– Фото – отдельное увлечение?

– Да, снимаю до сих пор, но больше для себя.

– Хватает времени на фото?

– Не скажу, что серьезно этим занимаюсь. Стараюсь брать фотоаппарат в поездки. В институте первые два курса даже видеокамеру не показывали. Занимались исключительно фотографией. Как часть процесса – это очень удачно. Сами проявляли пленку, печатали ее. Поэтому папа как фотограф тоже очень много мне помог и подсобил.

– А сейчас снимаете на пленку?

– Нет, у меня цифровая камера. Но вот с Лозницей снимал на пленку, 16 мм, был приятно поражен, потому что пленка остается пленкой, как ни крути. Вся эта пластичность изображения, живое зерно дает свое особое очарование. И по техническим параметрам, честно говоря, был поражен. Динамический диапазон пленки очень велик.

– Почему документалистика? Игровое кино создает миры, многие стремятся именно туда.

– Не знаю, почему. С Владимиром Тихим я же снимал игровое кино, хотя и в документальной манере...

Почему документалистика? Может, потому, что самая большая сказка в нашей жизни и есть наша жизнь. И с нами иногда случаются такие вещи, что, если их экранизировать, все скажут: это точно придумали! Иногда такие штуки выскакивают, что даже не верится. Вся магия может происходить за углом этого дома.

– А какое место, на ваш взгляд, в мировой документалистике занимает Украина?

– Считаю, украинская школа документалистики во многом не уступает другим школам. А в чем-то даже превосходит. Но, опять же, с чем сравнивать.

Если, скажем, взять документальные проекты тех же Би-Би-Си, которые снимаются с миллионными бюджетами, – понятное дело, украинская документалистика в этом процессе сильно проигрывает. Приходится решать задачи, о которых в Европе или Америке даже не имеют представления, не знают, что нужно об этом задумываться и это решать.

Но, в любом случае, украинская документалистика – самобытное явление, к ней проявляют довольно сильный интерес во всем мире.

– А когда появился этот интерес? Во время Майдана? Раньше?

– У меня есть несколько проектов, выпущенных и в 2009, и в 2010-м, за которые мы получали кучу призов. Например, фильм "Мама померла в суботу на кухні" Васяновича взял семь гран-при по всему миру.

Конечно, нередко в нашей стране документалистика воспринимается научно-публицистической передачей о том, как размножаются львы в саванне. И это не имеет ничего общего, как вы понимаете, с той документалистикой, которая берет призы на всех фестивалях.

В Украине мало говорят об украинцах, которые действительно получают призы и, скажем так, поднимают уровень документального украинского кино в мире.

– О ком мы говорим сейчас?

– Я говорю о Речинском, Максиме Васяновиче, Валике Васяновиче. Лозница, кстати, тоже украинец по паспорту. О Сергее Буковском, который сейчас снимает "Океан Эльзы". Тот же Валик Васянович, его недавний документальный фильм – это что-то! Причем, Валик всегда идет по пути наименьшего сопротивления, снимает близких своих друзей или родственников. То есть, что и Максим делал.

Считаю, в Украине точно документалистика есть.

– Что именно в вас привлекло Лозницу, как вам кажется?

– Так сложно сказать, есть общее в нашей эстетике восприятия. Тут заслуга Сережи. Он грамотно поставил задачу. Порой очень сложно получить конкретную четкую задачу о том, что хочется и что нужно.

Кроме того, я был впечатлен фильмами Лозницы давно. Мы совпали в эстетике, даже судя по одному из его ранних фильмов "Портрет", например. У нас с другом по поводу фильма "Портрет" была такая истерика, что мы сели в машину и проехали две тысячи километров по Карпатам. Делали в подобном стиле портреты людей. Потом из этого смонтировали клип GrozovSka Band – кавер-версию на песню "Сумно".

– Лозница сложный человек? По интервью складывается такое впечатление...

– Я не замечал сложностей в общении с ним. Главное: его очень интересно слушать. Учитывая эрудицию Сережи, начитанность, жажду ко всем знаниям, это делать очень приятно. Просто энциклопедических знаний человек, удивительный рассказчик.

– Часто ли вам приходится отказываться от проектов? Пытаются ли затянуть в рекламную съемку?

– Как раз к каким-то более коротким проектам я открыт, но бывает, что отказываюсь.

Есть грустная история о том, как отказался от работы с Олегом Сенцовым, потому что мне не близок был сценарий, над которым он предлагал работать. Я бы делал эту работу не так завзято, – как это сказать по-русски? Не с таким увлечением.

Можно сказать, я перфекционист. Считаю, если что-то делаешь, нужно это делать максимально качественно, полностью погружаясь, отдаваясь на все сто.

Фото Алексея Карповича

– Сенцов не обиделся на вас?

– Нет, абсолютно. Мы с ним даже не виделись, общались по телефону и фейсбуку. Он оставил впечатление адекватного и приятного человека.

Вообще ужасно то, что происходит, конечно. И Сенцов, и Паша Юров. Вот Паша Юров, который сейчас в Слвянске, – мой близкий друг.

– То есть, вы погружены в процесс, следите за новостями с Востока?

– Конечно! Сейчас, по-моему, в Украине нет людей, которые не следят за новостями.

– Не было желания поехать на Восток – снимать?

– Чтобы делать кино о войне? Я не считаю, что с точки зрения авторской документалистики делать кино о войне является такой уж важной задачей. Там есть работа для новостей, для телеканалов, журналистов. А локальные кризисы существуют по всей планете. Буквально в каждый момент времени где-то происходит война.

Если будут интересные предложения по этому поводу, конечно, буду рассматривать и думать. Но воин из меня такой себе, как вы понимаете, идти воевать я особо не обучен, и вряд ли физически к этому подготовлен. Считаю, что сейчас, в это тяжелое для страны время, все должны делать то, что у них хорошо получается, или то, что умеют.

– В ваших поездках, когда презентуете фильм "Майдан", приходится ли говорить о Сенцове, Юрове. Спрашивают ли вас об Украине?

– Конечно, естественно, спрашивают. Сейчас очень большой интерес. Этот проект "Майдан", как вы понимаете, – политический. Это еще одна возможность поговорить о Сенцове. О Юрове. Считаю, такие возможности нужно использовать обязательно.

– Это помогает, что-нибудь произойдет, верите, что все будет хорошо?

– Верю, что победа в любом случае за нами. В этом даже нет сомнений. Проблема в том, какой ценой.

– Почему победа за нами?

– Потому что... (Стефан задумывается над формулировкой, произносит "оператор не оратор", но все же продолжает...)

Мы на светлой стороне силы, как это сказать. Иначе быть не может. Я смотрю, что происходит рождение нации. И есть возможность, чтобы взяли руководство над страной не пережитки коммунизма, вся эта мертвая система, а уже действительно молодые люди, которые понимают, чего они хотят, и идут в ногу со временем.

– Во время съемки на Майдане случались ли ситуации открытой агрессии по отношению к вам?

– Нет, абсолютно. Я не конфликтный человек. И в тот момент я прекрасно понимал, что многие на взводе, напряжены до предела, поэтому если я видел какое-то нежелание попасть в кадр, мне проще было развернуть камеру в другую сторону и найти другую композицию, чем кому-то что-то доказывать, выяснять, кто прав, кто не прав. Если вижу, что человек прячет лицо, никогда не буду нависать – сделай то или это. Это несопоставимо с документальной съемкой.

– В чем секрет построения кадра и успешного документального видео в целом? Вы снимали, как я понимаю, в основном общие планы?

– Я бы не сказал, что были только общие планы. У Лозницы в "Майдане" была очень интересная техническая задача: абсолютно статичная камера, кадры не менее трех минут. Нашему клиповому сознанию такой кадр выдержать сложно. И главное, чтобы этот кадр на протяжении трех минут было интересно рассматривать. Он весь должен быть наполнен деталями. Чтобы ты, сидя в кинотеатре перед большим экраном, мог долго наблюдать. Задача непростая.

– А чем вы руководствовались, чтобы сделать кадр интересным? Цветовое, смысловое решение?

– В работе над "Майданом" была важна многоплановость композиций. Когда и передний, и средний, и дальний план были в движении. Так я старался компоноваться. Это одна из поставленных Сережей задач. Очень инетерсный документальный опыт.

Обычно как: репортеры бегают по площади, мечутся, все время в движении. А, когда приходишь на одну точку, становишься и 15-20-30 минут на ней проводишь, открываются такие слои бытия, начинаешь видеть такие взаимодействия, которые, просто проходя мимо, никогда в жизни бы не заметил.

– Как долго нужно снимать ради трехминутного кадра?

– Ну, не меньше трех минут (улыбается). Опять же, съемка была такой, что 90 процентов времени я снимал в одиночестве. У меня был легкий фотоштатив, снимал на фотоаппарат в видеорежиме. Поставить кадр, походить, подумать. Идешь, увидел что-нибудь интересное, – хорошо, зацепился. Дальше начинаешь думать, с какой бы точки это интересное рассмотреть. Что происходит по фону, по переднему плану.

Иногда на трехминутный кадр уходило четыре минуты. А иногда и по полчаса, и по часу проводил в одном месте. Находил какие-то места, где три минуты в одну сторону можно снять, развернулся еще пять минут в другую.

По-разному было. Тут сто процентных рецептов не существует. Все по ситуации.

– Как вдохновляетесь? Смотрите чужое кино?

– Стараюсь, не всегда доходят руки, но стараюсь. Документальные работы больше.

– Кто "особенный"? На кого посоветуете обратить внимание?

– Герц Франк – это гений. Лозница – тоже гений. Фильм Фрике "Барака". Такие вещи. Много. Вернер Херцога еще очень люблю.

– А хотелось бы еще снимать большое художественное кино? И нужно ли в работе разделять эти два жанра, потому что все-таки взаимодействие с актерами и обстановкой отличается принципиально.

– Согласен, отличаются. Если будут предложения, конечно, рассмотрю их с удовольствием. Мне интересны все сферы. Может, в определенной документалистике я достиг чего-то большего, но считаю, можно работать спокойно и в других направлениях. Единственное, сейчас выделиться в художественном кино довольно сложно.

– Конкуренция?

– Она существует, но я не считаю, что среди операторов. Если взять двух операторов и показать им один сюжет, в любом случае снимут его по-разному.

В игровом кино многое зависит от бюджета. Если бюджет позволяет развернуться, можешь выделяться. Если нет, – нет. Не скажу, что документальное кино проще, скорее наоборот, работаешь с живым материалом, живыми людьми, и тут важно действовать по ситуации.

– Вы не хотели бы попробовать себя в другой роли в съемочном процессе? Может быть, режиссером...

– Пока что нет. Мне больше нравится то, чем занимаюсь. Вероятно, потом. Но сейчас меня операторская работа, скажем так, прёт.

– А готовы ли работать без денег, только потому, что нравится?

– У меня много таких проектов. Все видео Dakh Daugters с Майдана мы сделали с моей женой абсолютно бесплатно. Много таких вещей, которые делаешь просто потому, что интересно.

– Есть ли работы, за которые стыдно?

– Скорее, нет. Если взять какие-то студенческие, может быть. Но считаю, это абсолютно нормально. Все учатся, без ошибок невозможно.

– Традиционный вопрос: с кем из ныне живущих мировых величин вам непременно хотелось бы поработать?

– С Вимом Вендерсом, например. Мы встречали его в Каннах, он прекрасный оказался дядечка.

Я так глубоко стараюсь не прогнозировать, не фантазировать, конечно. Будет величина, – отлично, буду только раз. Не будет, – ничего страшного. У нас тоже есть величины, хотя и другого масштаба пока что.

Беседовала Мириам Драгина, журналист, специально для УП.Жизнь