Ришард Горовиц: "Я все решил делать по-американски"

5 мая 1939 года в Кракове в еврейской семье Регины и Давида Горовиц появился на свет сын, Ришард. Через четыре месяца началась Вторая мировая война.

Сразу после оккупации нацистами Кракова, их семья была вместе с другими еврейскими семьями закрыта в гетто.

В 1943 году немцы приняли решение о ликвидации краковского гетто и уничтожении всего еврейского населения. Исключение делалось лишь для лиц, имеющих право на работу. Среди этих людей оказалась и родители Ришарда. Они попали в трудовой лагерь, куда привезли и маленького сына.

Спасителем семьи Горовиц был Оскар Шиндлер, спасший от печи крематория еще почти 1200 евреев.

Но весной 1944 года фабрика Шиндлера была закрыта, и в сентябре 1944 года 1400 взрослых и 286 детей были отправлены в концлагерь Освенцим-Бжезинка.

В этой группе был и Ришард.

На память об ужасах в концлагере, на левой руке Ришарда Горовица сохранился вытатуированный лагерный номер. 27 января 1945 года концлагерь освободила Красная Армия.

Ришард Горовиц навсегда запомнил этот день: "Всех нас, детей, собрали, поставили в шеренгу и мы должны были быть расстреляны. Вдруг на мотоцикле приехал офицер. Помню, как он спрыгнул с мотоцикла и сказал, что русские уже совсем близко, и все немецкие солдаты должны немедленно оставить лагерь.

Когда появились русские, они имели при себе кинокамеру, и снова поставили нас в шеренгу и так снимали. А потом меня отвезли в сиротский приют в Краков".

Там его нашла подруга их семьи и забрала к себе.

Ришард Горовиц среди освобожденных узников концлагеря, 1945 год

На следующий день они уже были вместе. Чудесным образом, вся семья Горовиц смогла пережить немецкую оккупацию.

Позже Ришард закончил Краковскую Академию изобразительных искусств. В те годы Краков стал центром авангардной живописи, театра и кинопроизводства. Ришард был так очарован новыми возможностями в фотографии, что в 1959 году поехал учиться в Нью-Йорк в институт Пратта.

Он имел счастье быть учеником русского эмигранта, легендарного Алексея Бродовича.

Получив образование, Ришард начал работать арт-директором и дизайнером нескольких рекламных агентств и кинокомпаний в США.

В ноябре 1967 он открыл свою собственную студию фотографии в Нью-Йорке. За 50 лет творчества, работы Ришарда Горовица были опубликованы во многих крупнейших журнальных изданиях, а выставки с его участием проходят по всему миру.

Ришард Горовиц, находясь в Варшаве на открытии своей персональной выставки, встретился с историком искусства Артуром Рудзицким и любезно согласился дать интервью "Украинской Правде. Жизнь". Это первое интервью мастера украинскому изданию.

- Вы являетесь одним из известнейших фотографов ХХ века. Тяжело ли быть известным?

- Мне очень приятно было узнать, что мое творчество знают на Украине. Хотя, что касается славы, то она никогда меня особенно не интересовала, и не это было самоцелью моей работы.

- Как повлияло на Вашу жизнь время, проведенное в Освенциме? Какое впечатление произвел на вас фильм Спилберга "Список Шиндлера", ведь вас в этом фильме также упомянули?

- К счастью моя военная история не стала базой и темой для моего творчества, хотя временами мои критики не соглашаются в этом со мной.

Фильм Спилберга кроме тяжелой темы очень удачный, и что более важное - представил Холокост миллионам зрителей во всем мире, трагедию, о которой во многих уголках мира никогда бы сами не узнали.

- С чего началось Ваше творчество?

- С самого детства я фотографировал своих родных. Позже друзей, среди которых были джазовые музыканты. А я очень люблю джаз, и одно время, еще в Польше, сам играл в джаз-клубе. И моим кумиром был Дэйв Брубек, с которым я смог подружиться уже в Штатах.

Так вот, джаз-клубы - это место с огромным количеством дыма и поэтому необычно падающим преломляющимся светом. Там я начал фотографировать сцену, делать портреты. Весь процесс съемки и сама обстановка очень мне нравились.

Кроме этого, я очень любил театр, кино и музыку. В молодости был подвержен воздействию сюрреалистической литературы, например, произведений Кафки, Беккета и театра абсурда.

Я писал картинки, которые совсем не были реалистическими.

Что касается фототехники, первоначально я работал с очень примитивными камерами. Когда мне было 16, отец купил мне "ExactaVarex", фотокамеру, сделанную в Восточной Германии. Объектив был очень хорошим. Камера была сделана на всемирно известном заводе "Carl Zeiss", который оказался в советской оккупационной зоне после войны.

Позже я стал одним из первых художников, работающих с цифровыми технологиями в фотографии. Сразу нашлись критики, которые не были этому рады: они говорили, что, мол, есть свои законы в фотографии, традиции и так далее.

До сих пор еще существует множество мнений по поводу того, что можно делать в цифровой технологии и что нельзя, и как ее нужно использовать в качестве творческого инструмента.

- В Нью-Йорке Вы уже 50 лет. Предполагали ли Вы, что уезжая из Кракова в США, навсегда там останетесь?

- Вы можете не верить, но я никогда в своей жизни ничего заранее не загадывал. Хотя конечно понимал, что Польша тех лет была не очень хорошим местом для таких людей как я. Наверняка я не смог бы жить под давлением той политической власти.

Ко всему, я ехал в США не для того чтобы "сделать карьеру". А ведь множество моих польских знакомых приехало сюда, чтобы получить "Оскара", а потом обижались на Штаты, что "приехал такой великий мастер, а его никто не признал".

Я решил изначально все делать по-американски: когда в 1959 году сел в самолет, то в чемодане у меня был учебник английского, а в моем ботинке краковский театральный знакомый портной спрятал немного долларов, которые мои родители откладывали много лет на мое образование.

Первое время мне было очень тяжело в Америке, все меня раздражало.

Мама присылала мне польскую прессу, которую я читал до дыр. И очень тосковал.

Ведь в Польше остались мои подруги. Но я был уверен, что как только закончу обучение - сразу вернусь домой. Не вернулся.

Позже, когда я пытался получить вид на жительство в США, польские власти лишили меня польского гражданства.

Ришард Горовиц

- Это длилось два или три года. После окончания учебы я понял, что без труда смогу найти работу. И не на стройке. Сразу почувствовал себя в Нью-Йорке как дома. Кроме этого, я всегда чувствовал себя космополитом. В Польше не могли мне этого простить.

И даже в Нью-Йорке ходили за мной польские шпионы. Несколько лет тому назад я познакомился с одним из них, который в 60-тые годы следил за мной и отправлял рапорты в Варшаву. На меня и на всех моих нью-йоркских друзей.

В то время я как раз подал прошение на получение американского гражданства, а мне отказали, так как кто-то из Польши пустил слух, что я являюсь шпионом и фотография мне нужна как прикрытие, чтобы делать фото и передавать их в КГБ или в польские спецслужбы.

Пришлось взять адвоката, чтобы доказать свою благонадежность.

- В Америке быстро оценили Ваш талант?

- В общем да. Но когда меня спрашивают: "Как у тебя это получилось?" - Я отвечаю: "Работа, работа и работа!"

Никогда никому так просто ничего не дается. Это нужно всегда помнить. И еще: иногда, ради своей цели, приходится чем-то жертвовать. Тем более это касается людей искусства.

Ведь здесь идет речь о свободе выражения, свободе творчества. Поэтому, ради такой свободы и независимости, приходится быть выше земных искушений и даже денег.

Я получил предложения работы сразу после получения образования. И без знакомств и связей. Просто однажды к нам в Институт Пратта, где я обучался дизайну и рекламной фотографии, зашли два очень модных в те времена графика.

Просмотрели портфолио моих однокурсников, а работу предложили мне. Так я попал в мир нью-йоркских дизайнеров и фотографов.

- Вашим учителем в искусстве фотографии стал легендарный русский - Алексей Бродович. Каким он остался в Вашей памяти?

- Бродович был моим идолом. Познакомился с ним в первые годы моего пребывания в Нью-Йорке через Аведона. После ознакомления с моими работами, Бродович предложил мне стипендию из своих средств.

Он произвел на меня огромное впечатление как фотограф, художественный редактор и, что самое важное, научил меня верить в собственный талант.

- Одно время Вы работали ассистентом и стали приятелем Ричарда Аведона, предки которого также из Российской империи, с Украины...

- Это правда. И Аведона я очень ценю, но скорее как режиссера фотографии, чем фотографа. Он показал мне как налаживать непосредственный контакт с моделью во время фотосессии, что ранее было для меня чем-то непостижимым. Он умел выжать из модели то, что хотел.

А вот техника была для него второстепенной. Сам он очень редко становился за фотокамеру. Один из его ассистентов вынимал пленку, второй вкладывал ее. Пшик-пшик - и конец сессии. Его лучшие портреты - это портреты известных женщин с ретушью, но как это сделано! Прекрасные шеи, прекрасные плечи. А ведь тогда еще не было ни фотошопа, ни компьютеров.

Ко всему, Ричард Аведон оказался прекрасным человеком и взял меня под свое крыло, несмотря на то, что мой интерес к фотографии был иным, нежели его.

Конечно, меня восхищало мастерство Аведона и качество его фотографий, но Аведон создавал специфический портрет. Другой великий фотограф - Хельмут Ньютон - специализировался на эротической иллюстрации.

А Анне Лейбовиц, например, сделала карьеру, прежде всего, фотографируя celebrities.

Я же делал рекламную фотографию, где смешал и сюрреализм, и фэнтези, и другие направления в искусстве.

Patricia Da Re, 1997 год

- Интересно, что многие выдающиеся фотографы - эмигранты или потомки эмигрантов. Эва Арнольд, Леонид Лубяницкий и другие.

- Леонида Лубяницкого знаю хорошо. Он был какое-то время моим ассистентом и через него я познакомился с Мишей Барышниковым. Леня живет в Нью-Йорке и занимается портретной фотографией.

Сам Барышников занялся в последнее время фотографией и имел уже несколько успешных выставок. Его цветные фотографии, в основном, посвящены экспрессии танцовщиков в движении.

- Вы были знакомы с уроженцем Киева, всемирно известным и легендарным художественным редактором издательства "Conde Nast" Алексом Либерманом, в свое время помогавшим устроиться в эмиграции Иосифу Бродскому?

- Алекса Либермана и Бродского я лично не знал. Либерман занимался журналом "Voque", я же работал с 1969 года для "Harper's Bazaar", его главного конкурента. (Смеется).

- Когда смотришь на Ваши фотографии - на закрученные волны, какие-то летящие предметы, которые непонятно из чего-то сделаны, - это так впечатляет. Как все это у вас получается?

- Видите ли, я всегда доказываю, что я фотограф, а не компьютерный дизайнер. И в тоже время я нахожусь в поиске, даже теперь, после появления фотографии в цифровом виде, я еще больше экспериментирую, фотографирую различные объекты: малые, большие, перемещаю их, фотографирую их таким образом, чтобы они могли быть в разных контрастах.

- Какую из своих фоторабот Вы больше всех любите - цените?

- Так сразу не скажу: ведь в определенном смысле я каждый раз бываю под влиянием более поздних своих работ.

Но может быть "Аллегория", на которой изображен маленький ребенок и...ястреб.

Во многих публикациях журналисты и критики указываю, что птица выпускает из когтей ребенка, и, очевидно, в этом есть влияние моего трудного военного детства.

Моя же задумка была полностью противоположна: птица спасает ребенка, и если честно, никогда не трактовал эту фотографию как фрагмент моей биографии.

- Как-то Роман Полански сказал, что Вы являетесь его ближайшим другом (Ричард и Роман выросли в одном краковском дворе, и дружили с самого раннего детства). Вы поддерживаете с ним отношения?

- Видимся мы достаточно нерегулярно, ведь он живет в Париже, а я в Нью-Йорке. Встречаемся чаще всего в Польше или в Париже. Недавно мы вместе были гостями китайской Киноакадемии в Пекине.

Он рассказывал о "Пианисте", а я привез большую выставку своих фоторабот, впервые в Китай.

- Сейчас Вы заняты разбором своего архива. Хочется немного передохнуть от работы?

- Ну, во-первых, хочу еще раз внимательно просмотреть свои фотографии, которые сделал много лет тому назад. Кто знает, может еще смогу использовать некоторые из них для своих новых композиций.

Во-вторых, упорядочение архива совсем не означает конец творческой работы.

Наоборот. Чем становлюсь старше, тем яснее вижу, что многие мои работы остаются современными и актуальными в начале этого столетия. Может потому, что основа моих работ - это смесь галицийского сюрреализма и американского безумства.

- Совсем недавно, 5 мая, Вы отпраздновали свое 70-летие. Довольны ли Вы сделанным за эти 70 лет?

- Своими достижениями я никогда не буду абсолютно доволен. Потому что хочу творить настолько долго, насколько позволит здоровье. Ко всему постоянно открываю для себя что-то новое. И никогда не выйду на так называемую пенсию. В моем понятии такого не существует.

- В 1999 году в Киев прошла ознакомительная выставка некоторых Ваших работ. Планируете приехать в Киев?

- Я никогда не был в Киеве и на Украине, но всегда хотел увидеть этот прекрасный город, поэтому, если представится возможность, я с большой радостью приеду в Киев со своими новыми работами.