Похорон в "ЛНР": экономия на поминках, втайне от соседей, "к смерти привыкаешь"

От редакции: Автор этой колонки публикуется под псевдонимом в целях безопасности.

Публикации в рубрике "Погляд" не являются редакционными статьями и отражают исключительно точку зрения автора.

Жизнь и смерть связаны неразрывно, но, кажется, никогда прежде эта тесная связь не была такой ощутимой как последние пять лет.

Конкретно касаясь только моего окружения – из него ушли десять человек.

Ушли – не в том значении, когда люди уезжают, оставляя нас. Их смерть всегда была внезапной, неожиданной и от этого ошеломляющей.

Почти каждый раз, узнавая о внезапной смерти кого-то из близких знакомых, я уточняла: "Вы уверены? Может быть, ошибка?"

Чаще всего причиной внезапного летального исхода было обострение хронического заболевания или выявление болезни на терминальной стадии.

Здесь, конечно, был самый большой парадокс – как будто вот только вчера ты видел своего друга и говорил с ним, и жаловался он не больше других на то, на что обычно жалуются и все здесь, а в основном на войну, но умирал за какие-то считанные часы, вызывая полное недоумение близких: "Ведь даже не болел".

Я читала о том, что многие за лето 2014 года, не уехавшие из Луганска, израсходовали свой жизненный ресурс, а после умирали во время передышки, когда не нужно было уже прыгать в темный погреб, бегать с баклажками воды, прятаться от обстрелов.

Как будто организм, работая в ускоренном режиме, вырабатывал весь свой жизненный цикл, отведенный человеку ещё на годы или десятилетия.

Многие говорили, что обнаруживали чудеса ловкости, прыгая в погреб на негнущихся ногах, сидя там по колено в воде (насосы не откачивали воду из-за отсутствия электричества), а после, уже со светом, чувствовали такую усталость, что не было сил даже передвигаться.

Или болезнь давала о себе знать тогда, когда уже невозможно было игнорировать ее симптомы.

Кроме участившихся смертей от инсультов, онкологических образований, травм военного времени, изменился и характер погребального процесса, так называемая похоронная мода, которая существовала всегда.

То ли темп жизни стал резко другим – быстрым, то ли стали несущественными все эти пышные атрибуты прощания с усопшим, но хоронить стали быстро, почти наспех.

Это началось ещё летом 2014, когда действительно огромной проблемой было осуществить операцию по погребению – не было желающих рисковать собой, копая могилу, не работали должным образом похоронные конторы.

И родственники умершего так уставали, бегая от одного адреса к другому, уговаривая выкопать могилу, что на сам ритуал уже не было сил, да и времени – часто закапывали наспех между обстрелами.

Знакомая рассказывала, как была удивлена на кладбище, когда копальщики, побросав лопаты, прыгнули в вырытую ими же могилу, укрываясь от обстрела, а оторопелые родственники даже не успели пригнуться. Все было быстро, скомкано, наспех.

"Ложись", – вперемешку с матом вместо высоких слов прощаний. Никакой мистики этого процесса не было и в помине – копальщики не скрывали, что нужно все сделать как можно быстрее, а на сантименты нет времени.

Мой знакомый умер в течение года после пережитого стресса – летом 2014-го четыре дня он пытался похоронить жену. Все его навыки были хороши для мирной жизни, но никак не для войны.

Это была пожилая супружеская пара, жена была тяжело больна, и муж принял решение не увозить её из дома, чтобы не ускорить этим её смерти.

Она умерла в самое страшной время – во время обстрелов. В самую сильную жару, без воды и света.

Мужчина сбился с ног, уговаривая выкопать могилу. В какой-то момент он готов был сам похоронить женщину в своём гараже, понимая, что больше тянуть просто нельзя…

А уже после этого лета сестра забрала его к себе – за границу. Он умер почти сразу в полном комфорте.

То лето не прошло бесследно. Оказалось, что все навыки, такие полезные в мирной жизни, оказались непригодными в зоне войны. И представления о достоинстве просто разбились о жестокие реалии того лета.

Ещё в двух случаях мои знакомые, организовывая похороны, обошлись без поминок – на это просто не было денег.

Мать моей приятельницы готовилась к своей смерти, поэтому тот самый узелок с необходимым у них был, а на сами похороны семья насобирала по минимуму, просто умоляя похоронить уже как-нибудь – дело было в декабре 2014-го, когда никому не платили.

Знаю многих, кто от отсутствия стабильной работы ходит по всем похоронам в округе – помочь нести гроб и помянуть после. Денег на этом не заработать, но пообедать можно плотно.

Ещё трое моих знакомых умерли друг за другом от обострения заболеваний.

Кстати, в каждом случае можно было сказать о том, что, вероятно, виноваты они сами – поздно обратились в медицинские учреждения, вели не соответствующий образ жизни.

Для родственников причина смерти была очевидна – пережитый стресс и халатность врачей, когда лечили симптомы, но не заболевание.

Мужу моей умершей приятельницы причину смерти сказали очень условно – врача не было, просто зашла соседка и сказала мужу, что, вероятно, это был инсульт. Никаких возражений ни у кого не было, это был сентябрь 2014-го.

Да, помимо отсутствия поминок очень упростилась и церемония похорон.

Покойника стали хоронить как бы незаметно для остальных – в частности для соседей. Причина все та же – экономия. Если сообщать всем, всех придётся кормить-поить, а времена сейчас не те. Поэтому похороны становятся быстрыми, наспех. После говорят удивленным соседям – так, мол, были расстроены внезапной смертью, что, вероятно, просто забыли оповестить.

Ещё одна тенденция – похороны от больницы или от морга. Туда уж точно дойдут не все охочие поесть за чужой счёт. И нет ни пышных речей, ни слов прощаний – все предельно быстро.

Я была на похоронах, где присутствовали всего пятеро – это были похороны вполне активного мужчины, никак не затворника. Очень часто ближайшие соседи только спустя время узнают, что дом рядом пуст – родственники умершего во избежание мародерства не сообщали никому о смерти соседа.

Конечно, все местные погибшие командиры были похоронены иначе – по весьма пышному протоколу: с посмертными орденами, залпами в воздух, громкими словами командиров и подчиненных. В массовку приглашались все сотрудники того подразделения, где числился погибший.

Не факт, что после умершего не обвиняли во всех смертных грехах, но сами похороны обставлялись со всей театральной пышностью.

Меня поразило видео, где погибшего украинского бойца провожают в последний путь, стоя на коленях, все, кто видит процессию – незнакомые встречные люди. Ничего подобного здесь я не видела.

В сентябре 2014-го я зашла проведать знакомую в дом престарелых. Это была старая одинокая женщина, которая пережила всех своих детей и самостоятельно оформившаяся в гериатрический пансионат.

О смерти и она, и ее соседки говорили очень спокойно – в их доме ожидание смерти с первого дня пребывания стало реальностью.

Знаете, что меня поразило?

Не ее спокойные рассказы о том, как им всем было тяжело в июле-августе 2014-го года, когда не хватало персонала, не было воды и света, когда им предлагали прятаться от обстрелов в темном подвале со строительным мусором, спускаясь туда в темноте по крутой лестнице, а она решила дожидаться смерти в палате, в которой от обстрелов вылетели стекла…

В ее рассказах не было страха. В их пансионате от взрыва погибли несколько колясочников, которые грелись на солнце каждый день у калитки.

Нет, даже не это. В ее словах была тихая зависть тем, кто умер до всех событий: "Успели убраться". Живые завидовали мертвым.

Каждый из нас надеется на достойную жизнь и такую же достойную смерть, а ни того, ни другого здесь нет уже пять лет.

Меня отчего-то просто изумила смерть бывшего коллеги, которого я решила разыскать, чтобы поблагодарить за давнюю помощь.

Через знакомых я узнала, что он погиб тем летом.

Моя запоздалая благодарность повисла в воздухе, не сказанная вовремя. Я до сих пор думаю, что мои слова ему, вероятно, были никогда не нужны, но они были нужны мне! А я так их ему и не сказала.

Я не уточняла, за кого он был и как именно погиб, это оказалось мне совершенно не важно. Важным было внезапное открытие – дорожить нужно живыми, и говорить вовремя то, что важно сказать и нужно услышать.

Неожиданно я открыла в себе то, что к смерти привыкаешь очень быстро, и черствеешь быстро, и как-то совершенно легко говоришь о ней, подшучивая (защищаясь?) на эту тему.

И сама тема становится обыденной, легкой, пока она становится не про тебя и не о твоих близких.

И скорбь тоже стала какой-то другой – не на показ, а чем-то очень личным, неуместным в этом сжатом темпе нынешней жизни.

И, конечно, там, где есть смерть и сжатые сроки, есть охочие заработать на этом – переносчики гробов с одного берега реки на другой, доброхоты, помогающие выбить пенсию умершего в Украине.

Родственники умерших очень часто уверены, что Украина обязана вернуть всё то, что задолжала умершему.

Но наибольший парадокс часто в другом – вдовы погибших здесь "военных" очень часто и весьма успешно оформляют пенсию по потере кормильца детям погибших в Украине.

Анна Восточная, Луганск, специально для УП.Жизнь

Публікації в рубриці "Погляд" не є редакційними статтями і відображають винятково точку зору автора.

Вас також може зацікавити:

Станиця Луганська: війна з помідорами та огірками

Як виглядає зараз Луганськ. Фотографії російського мандрівника

Ми хочемо тримати з вами зв'язок. Будемо раді бачитися і спілкуватися з вами на наших сторінках у Facebook та у Twitter.

А якщо хочете бути в курсі лише новин та важливої інформації про здоров'я, підписуйтесь на нашу Facebook-групу про здоров'я та здоровий спосіб життя.