Давид Чичкан: Если идти до конца, придется декоммунизировать Лесю Украинку

Вечером 7 февраля неизвестные в масках буквально разгромили выставку "Утерянные возможности" Давида Чичкана, киевского художника, анархические взгляды которого неотделимы от его творчества.

В помещение ворвались около 15 человек в масках, уничтожили экспозицию, избили охранника, украли 4 работы и покрыли стены надписями "Слуги Москвы", "Сепары" и "Слава Украине".

Небывалый даже по украинским меркам и последовательный (первую попытку погрома люди в масках совершили 4 февраля) акт цензуры снизу случился в Центре визуальной культуры. Эта независимая институция не раз, начиная с 2010 года, подвергалась нападениям уличных радикалов.

И если повод для нападений каждый раз был новым (показ фильма или выставка на ЛГБТ-тематику, презентация "неудобной" книги, "слишком смелая" выставка современного искусства), то главным триггером для нападающих была и остается критическая позиция и острота высказывания в вопросах политики и общественного устройства, которые коллектив ЦВК считает неотделимыми от искусства.

Выставка Давида Чичкана "Утраченные возможности", уничтоженная на третий день работы, была одним из наиболее прямых и бескомпромиссных комментариев на политическую тематику и в истории Центра визуальной культуры, и в биографии самого художника. И реакция "зрителей" на нее оказалась такой же бескомпромиссной.

УП.Культура поговорила с Давидом Чичканом о его взглядах на творчество и политику, о том, кому может мешать искусство, и о том, какие возможности мы упустили на Майдане.

"НАШЕ ОБЩЕСТВО ПРИВЫКЛО ВИНИТЬ ЖЕРТВУ"

– Кто, по твоему мнению, напал на твою выставку и почему?

– У меня нет сомнений, что это были представители ультраправых групп. В первую очередь просто потому, что они ультраправые. Их идеология предполагает, что они нападают на выставки. Насилие – их инструмент.

Экспозиция выставки "Утерянные возможности" сразу после погрома. Фото: Дмитрий Ларин

Сейчас в Восточной Европе ультраправые переживают большой подъем. А у нас в Украине, к тому же, большинство их толерирует, они легитимизированы обществом.

В этой атмосфере вседозволенности им кажется большой наглостью, что "левак" позволил себе сделать выставку. Неважно, о чем она – как он мог себе такое позволить? А как подобное могла себе позволить институция? Они ведь уже не раз нападали на Центр визуальной культуры. Им обидно, что их нападения не привели к закрытию Центра, что он работает и продолжает делать свои "скверные дела".

– Как комментарии в соцсетях отражают общественные настроения?

– Одно из популярных мнений – то, что погром совершили наемники, "агенты Кремля". Но в своей выставке я пытался показать, а нападение это подтвердило, что ультраправые и сами играют на руку "Кремлю". Громя и круша, используя фашистскую символику, они делают "картинку" для российского телевидения, кричащего про фашизм в Украине.

Фото: Дмитрий Ларин

В прошлом году я побывал на художественных мероприятиях в Швеции, Австрии и Дании. В этих трех странах мне довелось много рассказывать местным (я даже сделал два доклада) о том, что Новороссия – вовсе не новый субъект европейского антифашизма, а самая настоящая хунта. Мне приходилось обьяснять, что в Украине нет хунты, а хунта – это как раз Новороссия. (просто по определению, ведь "ДНР" и "ЛНР" – это классические хунты).

А все потому, что заграницей Украину сейчас воспринимают именно как ультраправое фашистское государство. На улицах шведских, австрийских и датских городов висят плакаты с призывом помочь Новороссии в борьбе с украинской хунтой. Повсеместная ультраправая риторика сейчас вредит имиджу Украины, и это должны понимать те, кому не безразлична страна.

Выставка создавала видимость, что в Украине существует свобода творчества и левая альтернатива. Но теперь ее нет. Откровенно говоря, я не ожидал, что такое произойдет.

– Нападение на твою выставку вызвало возмущение в соцсетях и СМИ. У тебя не сложилось впечатление, что общественный консенсус-таки сместился к центру. Тебе не показалось что усредненный пользователь интернета в Украине стал более критичным по отношению к ультраправым, несмотря на все оговорки?

– К сожалению, в основном я заметил другое: слепость пользователя, экспертный тон на фоне лени в чем-либо разобраться.

– Твоя выставка в ЦВК называлась "Утерянная возможность". Какую возможность мы упустили?

Работа "Сталося, що сталося. А не що хотілося" до погрома. Фото: Дмитрий Ларин

– Под возможностью я имел в виду, скорее, не потенцию, а момент. Момент, когда масса людей собралась в определенном эмоциональном состоянии и была готова к самоорганизации и каким-то действиям. Проблема в том, что у нас подобное происходит очень редко, только на Майдане и только с целью выгнать президента.

Поэтому я и считаю, что мы потеряли момент для коренных общественных преобразований. На Майдане не требовали ни понижения пенсионного возраста, ни повышения зарплат. Не звучало ни одно трудовое требование.

А тех, кто с такими требованиями приходил, прогоняли ультраправые. Потому что ультраправые ратуют не за условное бесплатное метро, а за славу нации. А эта прекрасная абстракция очень выгодна капиталистам. Потому, собственно говоря, капиталисты позволяют ультраправым бегать со свастиками и создавать ту нелепую картинку, которую тиражирует Кремль через свои СМИ.

Путин не может просто воевать с тем, с кем ему вздумается. Ему всегда нужен предлог, нужно что-то сказать в средствах массовой информации. А тут Кремлю даже не пришлось работать в фотошопе.

– Майдан и то, что произошло после Майдана, сильно повлияло на твое нынешнее мировоззрение?

– Как и другие левые и анархисты, я не принимал участие в протестах на Майдане в составе организации. Приходил туда только в частном порядке.

Майдан застал меня врасплох, я был тогда в расстроенных чувствах. Я постоянно посещал протесты, бывал на Майдане во Львове. Я пытался повысить дискурс, развешивая агитку с социальной повесткой. Печатал и раздавал стих Ивана Франко "Патриот", в котором Франко саркастически высказывается о показном патриотизме.

И после... Фото: Дмитрий Ларин

– С нынешней перспективы ты бы иначе вел себя на Майдане?

– Нет, потому что мне не хватает смелости. Если бы мы все были смелее, может, реакция не была бы такой острой. Я имею в виду контрреволюцию.

– А если бы начался новый Майдан?

Я бы сказал его участникам: не кричите "Слава нации", а требуйте бесплатного проезда на метро. Не прогоняйте очередного президента, а попытайтесь уничтожить институт президентства.

" ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ БОГАТЫЕ СТАНОВЯТСЯ БОГАЧЕ, А БЕДНЫЕ БЕДНЕЮТ"

– В апреле 2016 года в Днепре прошла выставка "Во время войны", посвященная зарождению анархизма на территории Украины, событиям более чем столетней давности. Тем не менее, ее название и содержание так же, как и содержание "Утраченной возможности", отсылали к войне на Востоке Украины. Ты объединяешь их в какой-то целостный этап в своей работе?

– Не совсем. Создавая выставку в стране, где идет война, нельзя игнорировать этот факт и говорить о чем-то отвлеченном. Люди даже на мирных территориях напуганы и ищут для себя эмоциональный выход.

Давид Чичкан на открытии выставки "Во время войны" в Днепре. Апрель 2016 года. Фото: Галерея Artsvit

В Днепре мне было важно работать с локальным контекстом, локальной идентичностью, в поисках которой пребывали люди, особенно в прошлом году. Эту идентичность они искали, апеллируя к досоветcкому времени. Я попытался рассказать и показать им часть истории, вытесненную на периферию официальной советской и современной историографией.

И хотя проект в Днепре был историографическим, обе мои выставки объединяет основной тезис: когда социальная революция набирает обороты, когда перед ней открываются какие-то возможности, реакция не заставляет себя долго ждать.

На выставке в Днепре речь шла о тупике социал-демократии, о Первой мировой войне, которая пресекла социальную революцию в мировых масштабах.

Накануне Первой мировой войны было ощущение, что близится социальная революция, рабочее движение было на подъеме… Но агитка монархистов оказалась проще и легче, и она победила. Социал-демократы провалились, империалисты выиграли.

Аналогичным образом у нас началась война после Майдана. Путинскому режиму она выгодна. И нашему режиму, получается, тоже. Ведь во время войны богатые становятся богаче, бедные беднеют, все по Марксу. Можно сколько угодно запрещать Маркса, но...

– Если в Днепре речь шла о зарождении отечественной анархистской традиции и первых украинских анархистах (Маруся Никифорова, Самуил Шварцбурд), то на нынешней выставке ты апеллируешь к тем известным украинцам, которые считали себя социалистами: Иван Франко, Леся Украинка, Михаил Драгоманов. Значит ли это, что твои взгляды сместились в сторону социализма?

Триптих, посвященный декоммунизации украинских социалистов. Фото: Дмитрий Ларин

– Начнем с того, что анархизм – это отдельная, антиавторитарная часть социалистического течения. К тому же, Леся, Франко и Драгоманов были поклонниками Прудона. Драгоманов лично общался с Бакуниным и вообще считается анархистом ("социалист без начальника"). Все трое были федералистами, децентралистами... Все они критиковали социал-демократов за централизм. То есть были близки к анархизму.

Но дело не в этом, а в том, что эти фигуры – репрезентанты Украины как нации. Их печатают на купюрах, их именами называются улицы, их апологетически изучают в школе. Памятники им стоят не только в Украине, но и в России, Армении, Грузии.

Собственно, на всех Майданах Украины также пользовались образами Ивана Франко и Леси Украинки, несмотря на то, что они были видными популяризаторами коммунизма. Они переводили Карла Маркса, писали полемические статьи.

Смешно, когда у нас борются против коммунизации, противопоставляя ей коммунизаторов прошлого. Поэтому я решил продемонстрировать декоммунизаторам, что если они будут идти до конца, то придется повалить Франко, Драгоманова, Лесю.

"У НАШЕГО ОБЩЕСТВА СТРАШНАЯ АЛЛЕРГИЯ НА ВСЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ"

– В одном из интервью ты сказал, что анархизм – это не идеология, а критическая, антиидеологическая установка, перманентная революция сознания, его эмансипация. Революция – когда человек не боится ставить общественные догмы под сомнение. Какие инструменты революции сознания в современном капиталистическом обществе?

– Я считаю, что революция должна не быть централизованной, когда в центре столицы собираются люди со всей страны, а реализовываться по всему городу. И считаю, что повестка должна быть сформулирована обдуманно.

Фото: Дмитрий Ларин

Об этом картина "Сталося, що сталося. А не що хотілося", которая была представлена в ЦВК. Слева на ней изображены люди с лозунгами, которые звучали на Майдане. А на второй части работы изображены протестующие с повесткой, которую я хотел бы видеть и которая, как я считаю, могла бы привести к эмансипации сознания, поскольку такая эмансипация возможна только благодаря экономическому освобождению.

Необходимо освобождать труд от закрепощения капитализмом, необходимо спасать время и здоровье трудящихся, а там и эмансипация придет.

– Не напоминает ли это тебе теорию Антонио Грамши? У какой-то группы, например, наемных работников, есть определенные проблемы – низкие зарплаты, инфляция, повышение пенсионного возраста. Но им буквально не хватает слов, чтобы эти проблемы стали их повесткой, не хватает инструментария для критики и анализа. И потому она приобретает такие формы, выливается в такие лозунги, как на картине, которую ты упомянул, и, собственно, как у молодчиков, которые разгромили твою выставку – примечательно, что среди граффити, которыми покрыли стены ЦВК, был лозунг "Слава Украине".

[L]– Все намного проще. Это связано с тем, что у нас, у общества в целом страшная аллергия на все социалистическое. Потому что наши родители и деды пережили СССР, который на самом деле был тоталитарным режимом, замаскированным под социалистическое государство. Но поскольку у нас низкий уровень политической культуры, то все мыслят абстракциями.

И в политике у нас действуют исключительно партии лидерского типа, они не представляют каких-то политических течений. Просто партия Януковича, партия Порошенко. Есть лидер – есть партия. А какая у них повестка? Гибкая, нестабильная. Наши люди на митинги особо не выходят, профсоюзы у нас слабы.

Проиллюстрирую эту ситуацию одной историей. Когда-то я шел с немецкими студентами мимо митинга, на котором собрались несколько десятков пожилых женщин с плакатами против повышения пенсионного возраста. Иностранцы попросили меня перевести то, что написано на плакатах, и я перевел. Они рассмеялись и спросили, не художественный ли это перформанс? Ведь эти 40 бабушек уже на пенсии, и их не должен волновать пенсионный возраст. Почему с этими лозунгами не выходят те, по ком ударит пенсионная реформа? Где молодежь, которую это должно волновать?

Когда во Франции недавно хотели повысить пенсионный возраст, там из-за забастовок не вывозили мусор, не работали аэропорты. Миллионные стачки трудящихся выступили против этого законопроекта.

Фото: Дмитрий Ларин

Немцы охарактеризовали это так: "Вам стыдно быть бедными". Хотя украинцы кричали, что они хотят европейских ценностей, ими движет американская протестантская мечта: конкуренция – это хорошо, профсоюзы – это плохо, победителей не судят.

Бороться за свои права, сообщать о том, что ты бедный – стыдно. Лучше делать вид, что ты богатый. Мне кажется, это страшная травма.

"Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО СЕГОДНЯ"

– Может ли искусство быть слишком политическим?

– Нет, не может.

– То есть ты считаешь, что художественной автономии не существует, что искусство – это единое целое с политикой и общественной жизнью?

– Я вообще не знаю, кто такой художник и что такое искусство сегодня.

– И поэтому ты называешь себя "рисовальщиком", а не "художником"? Зачем ты рисуешь?

Одна из работ, украденных нападавшими. Фото: Дмитрий Ларин

– Да, поэтому. Если бы перед Первой мировой войной у любого человека, у любого пролетария спросили, кто он, то, хоть в те времена не каждый умел читать и писать, он дал бы четкий ответ. Он бы сказал: "Работаю там-то, а по взглядам я либерал, демократ, революционный демократ, социал-демократ, анархо-коммунист и т.д". Перечень велик.

Сейчас же все вроде и читать умеют, и нет жесткой цензуры – можно достать и читать любые книги, необязательно даже их покупать... Но если сегодня спросить на улице у человека, кто он, он не скажет ничего, кроме того, что он ест, что он посмотрел, что он слушает, куда он пошел потусоваться. Он не скажет о своем мировоззрении, а скажет лишь о том, что он потребляет.

Понятно, что в наше время никто не станет вдруг читать Кропоткина вместо того, чтобы посмотреть сериал. Но на красивую картинку человека еще хватает. И, мне кажется, это та возможность, которую нельзя упустить. Если можно сообщать идеи через картинку, то необходимо это делать.

– Что ты ответишь на вопрос "кто ты"?

– Я рисовальщик. Я анархист.

Ольга Папаш, УП.Культура